была не хуже, а такая же, как все!
– А кто это – дядя Женя? – осторожно спросила Василиса.
– Это... Да, дядька один... сволочной, надо сказать, дядька... – заиграла желваками Раиса и опрокинула в себя еще стопку.
– То есть как это – сволочной? Он же тебе сапоги купил!
– Ну да, купил, – криво усмехнулась Раиса. – Да только я за те сапоги заплатила по полной. Скотина. Мне б его сейчас, я б его на портянки порвала, а тогда... тогда я за него душу отдать готова была.
– Ничего себе... и чем он тебя так пленил?
– Коркой хлеба!.. Да нет. Не коркой, конечно, – тяжело задышала Раиса. – Я ж все время впроголодь. И тут однажды... подружка позвала меня на каток, подружка у меня была, Дарина, а зимой дело было. А чего дома сидеть – мамка воет после пьянки, вонь дома, жрать нечего... Ну я Дарине и говорю, дескать, купишь пирожок – пойду. Она купила. Я и пошла. Ну она-то на коньках катается, а я рядом, на дырявых валенках скачу. Ей нравится, что кто-то ее уменья оценивает, а у меня уже коленки от мороза стучат. И тут подходит к нам мужичок такой... хорошо одетый. Он у нас во дворе жил, а каток же во дворе и есть, ну и вот. Он подходит... Серьезный такой. Трезвый. Я сразу подумала, что он начальником катка работает. Маленькая была, дурочка. У той коробки и вовсе начальника никакого не было... Он подошел и говорит мне: «А ты чего не катаешься? Лентяйка, да?» Ну тут я ему ногу и подняла. А у меня из валенка голая пятка торчит. Говорю: «У нас дома на валенки-то денег нет, где уж мне коньки купить!» И тут он как схватит меня за ногу, да как закричит: «Это кто ж девчонку в мороз босиком отпустил? Куда твоя мать смотрит?» А Дарина ему типа: «Мать у нее дома, она пьяная спит, ей не до Райки, а завтра накормит и дырку тряпкой заткнет, так что все нормально». И тут мужик так побледнел немного. Потом говорит: «Пойдем». Я уперлась, мол, мы всегда с подружкой вместе, и ее берите. Он и ее взял. Дарина коньки на плечо, и пошли. Приходим, а у мужика во дворе машина стоит. Он нас садит, и едем мы... черт знает, куда он нас вез. Приехали на дачи. А у него так на даче красиво! Елки всякие большие, все в снегу, прямо, как в сказке. И дома камин. Я только на картинке камины видела, в богатых журналах, а тут настоящий. Правда, кроме камина у него там ничего и не было, все простенькое, но чистое. Затопил он камин, и стал что-то с едой мудрить. А мы с Даринкой только хихикаем, чего нам, дурочкам. И соорудил он нам пир! Курицу пожарил с золотистой корочкой, картошки нажарил, и еще вина какого-то сунул. А мы и рады стараться, дескать, уже большие и любое вино нам по фигу. Честно говоря, это Дарина из себя деваху строила, а я все больше на курицу налегала. Но и винище пила тоже. А оно такое противное. Вроде бы и сладкое, но такое теплое. Дядя Женя его специально грел, чтобы я не заболела. Называл это... то ли грог, то ли глинтвейн... да какая разница... Я потом и не помню, как меня в сон потянуло. Потом просыпаюсь, рядом со мной чья-то туша! И прямо к моему лицу лезет. Ну, кричать, конечно, пробовала, да только... там уж кричи не кричи, дачи же кругом... А утром... утром я на себя смотреть не могла, а на него тем более. С Дариной то же самое случилось, потому что она ко мне тихонько подошла и говорит: «Сами виноваты, не надо было ехать... а теперь об этом вообще никому рассказывать нельзя, потому что, если узнают...»
– Господи! Да сколько же вам было?
– Мне еще четырнадцати не было, – пожала плечом Раиса. – А Дарина... она чуть старше была, но тоже соплюха еще.
– С ума сойти! Тринадцать лет девчонке, ее целую ночь нет дома, неужели ваши матери так и не спохватились?!
– Ну, моя-то сутки глаз открыть не могла. Они и не знала, когда там день на улице, а когда ночь. А у Даринки мамка так не пила, как моя. Зато вечно уезжала, у нее все время новые друзья, знакомые, а Дарину она... Как же она говорила... «Воспитывала в свободном духе», вот. Но это она такими красивыми словами прикрывалась. А на самом деле, ей за дочкой некогда смотреть было. То у нее гастроли, то выступления...
– Она была артисткой?
– Нет, она гримером работала. Но если театр куда выезжал, то ее брали с собой на гастроли. А если не выезжал, она весь вечер сидела в театре. А потом у них банкеты, вечера творчества, и бесконечные мужчины – ее мать была хорошенькая, как кукла. В общем, Даринка в ее личную жизнь никак не вписывалась. Правда, она оставляла Дарине полный холодильник и даже деньги. Вот и получается, что никто нас не терял.
– И что же дальше произошло?
– А что дальше... дальше этот дядя Женя привез нас домой. И... вот честно скажу, это, конечно, не правильно, но... мне у него на той даче, с жарким камином, пусть даже с этим чертовым глинтвейном было куда лучше, чем дома. Он всю дорогу нам байки какие-то рассказывал, смешил, и ни словом не обмолвился, что было ночью. А потом еще остановился, вот я ж говорю – мне сапоги купил, и каждой по коробке конфет. Я из-за этих сапог про все забыла. А когда к дому стали подъезжать, он нас подальше от дома высадил и так заманчиво сказал: «Если будете меня слушаться, я вас устрою на телевидение, и вам дадут отдельную квартиру. Вы же знаете, сколько там получают. Господи! Для меня это было – все! Предел моих мечтаний! И для Даринки, похоже, тоже. Она мне потом сказала: „Если ты кому-нибудь проболтаешься, я тебя лично убью, потому что мне обязательно надо на телевидение. Тогда меня моя мать увидит и поймет, кого она бросала из-за этих мужиков! А я получу квартиру и уеду!“ Да я бы и сама никому не рассказала.
– И вы молчали?
– Молчали... А мы после этого с Дариной как-то реже стали видеться, постепенно дружба сошла на нет. Хот я потом еще не раз ездила на дачу к дяде Жене. И видела, как Даринка садится в его машину.
– И ты не боялась? – не могла поверить Василиса.
– А чего бояться? – дернула плечом Раиса. – Дядя Женя мне всегда подарки делал, я смогла школу окончить, он даже платье выпускное мне сам купил!.. Только потом...
– А что потом?
– После выпускного он меня сразу увез на дачу, прямо в платье. Но в этот раз на даче сидел какой-то пьяный парень... страшный такой, губы толстые, красные и слюнявые, ужас какой-то... И теперь ко мне лез уже не сам дядя Женя, а тот парень. А дядя Женя стоял рядом и... все снимал на камеру. У него такая старая была, большая. Я сначала кричала, вырывалась, потому что парень был... ну вообще урод уродом! А дядя Женя только стоял и радостно хвалил меня за каждый крик. Ну и конечно, с ними, с двоими я справиться уже не могла. Пришлось все пустить на самотек. В какой-то момент мне стало все равно. Зато потом...
– Но ты же могла потом обратиться в милицию! Сказать взрослым!
– Потом дядя Женя показал мне эти кадры, а там... Но он сказал, что если я только открою рот, эти кадры сразу же по всему телевидению покажут. И я молчала.
– Бедный ребенок, – охнула Василиса.
– Да никакой я не бедный. – Нервно отмахнулась Раиса. – По большому счету, если б не он, так какой- нибудь мальчишка дворовый был бы. А этот... дядя Женя хоть одевал меня, кормил хорошо, заставлял учиться. Обещал нормальную работу найти...
– А почему не нашел?
– Жена у него умерла... И даже не то чтобы умерла, а пропала без вести. Он ее везде искал, подавал заявление в милицию, фотографии ее расклеивал, но все равно не нашли ее. Он... он очень изменился.
– Удивительно... как это она?...
– Ну вот была, была, все ее видели, а потом – раз, и как сквозь землю! – вытаращила глаза Райка. – Вроде никуда не ходила никогда... Я уж грешным делом думала, может, она все это узнала, да сама куда- нибудь... ну в Енисей, например, взяла да сиганула. А там поди найди! Никакие водолазы не помогут.
– Водолазы? – задумчиво переспросила Василиса.
– Ну да, которые... «на недельку до второго... будет лишний водолаз»! – попыталась объяснить дамочка.
– Не лишний, а личный.
– Да на кой он сдался, личный, если все одно никого не нашел! За него ж платить надо, – справедливо рассудила Раиса.
– Странно как-то... – задумалась Василиса. – Я вот о чем, неужели никто так ничего и не заподозрил? Ведь кто-то видел, как вы к нему садились в машину, пусть даже и далеко от дома, но... везде же есть
