люди!
– Ну и что? – равнодушно ответила Раиса. – Кому до нас было дело? Никто ничего и подумать не мог... хотя... Может моей матери чего и наплели злые языки. Потому что мамка как-то вдруг собрала меня и отправила жить к отчиму. А по идее – с чего бы? Но я там выдержала только месяц, у него еще сильнее пили. Да и детишек там был целый воз, надо было нянчиться с ними, по дому крутиться. На улицу совсем не пускали, а кормили хоть и каждый день, но такой баландой! Уж лучше голодать. Я и сбежала. А когда вернулась, дядя Женя забрал сына и уехал.
– Так у него и сын был? – сделала удивленные глаза Василиса.
– Ну да, Игореха. Молчун какой-то. Раньше мы его с пацанами все время били, а потом... ну после дачи- то, я стала за него заступаться. А он и сам любому мог отпор дать. И еще... не любил он меня. Может, о чем-то догадывался... Но, в общем, уехали они. А потом я слышала, что дядя Женя стал очень богатым дядькой. Я даже хотела с ним встретиться, найти его...
– И не нашла?
– Нет, просто искать не стала. У меня вдруг случилась любовь. Голову снесло, и я выскочила замуж. Мамка уже умерла к тому времени, ну я и... спрашивать было некого, мы и расписались. Я Юрку родила, а потом выяснилось, что мой разлюбезный на мне женился только из-за квартиры. Потом мне пришлось по судам мотаться, чтобы свою же квартиру отсуживать. А Юрка еще маленький, денег нет... О-ой, натерпелась...
– Да уж... – задумалась Василиса. – И больше ты с дядей Женей не виделась?
– Нет. Не случилось.
– А с подругой со своей, с Дариной?
– С ней тоже. У нее мать выскочила замуж за мальчишку совсем. Он ее моложе лет на пятнадцать был. А дочь подросла. Ну и на фиг ей такое материнство? Она взяла и отправила Даринку в деревню. К матери. Дескать, Дарине надо поправить здоровье на свежем воздухе. А на самом деле, вытолкала девку из дома, чтобы с молодым хахалем жить.
– А как фамилия у Дарины?
– Да я и не помню... – наморщила лоб Раиса. – Дарина и Дарина... Если б она со мной в классе училась... А так... может, я вовсе и не знала фамилии-то... Ой!! Мой Юрка пришел!!
В прихожей и в самом деле раздавались гулкие звуки. Кто-то сбрасывал ботинки.
Через минуту в дверях кухни появился здоровенный парень.
– Мам, ну чего, у нас опять попойка? – спросил он, с болью глядя на мать.
– Нет, сыночек, мы так только... былое вспомнили. А я тебе... я тебе уже и ужин приготовила!
И тут к огромному удивлению Василисы, Раиса выудила из старенького холодильника поднос с жареным мясом, с луком, сыром, да еще и украшенным капельками майонеза. Здесь же возлежала картошка, нарезанная кружочками.
– Ну ты... ну ты Раиса, молоде-е-ец! – не утерпела Василиса. – И когда только успела? А говорила – денег нет!
– Не говорила я такого, – смущенно улыбалась Раиса. – Для чего ж я работаю? Чтоб у меня для одного- то сына куска мяса не нашлось! Я-то знаю, что такое голод, чего ж я Юрку морить буду... Сыночка, садись ешь, я сейчас хлебушка нарежу...
Василиса больше не стала мешать маленькому семейству, быстро попрощалась и вышла. И совершенно не слышала, как Раиса тихонько подошла к телефону, взяла трубку и подалась с ней в ванную.
– Юр, ты пока поешь один, ладно? – крикнула она сыну и стала быстро нажимать кнопки.
Василиса не успела сойти с этажа, как к ней подошла старушка и молчком утянула к себе в квартиру. Именно в ту, которая находилась под квартирой Колошиной.
– Вы что, бабушка? – тихо спросила Василиса, не понимая, чего от нее хотят.
– Иди-ка сюда, – заговорила бабуся, плотно прикрыв двери. – Вот я глядела в окошко-то, а ты вместе с Райкой к ей пошла. Пить небось? Вон у тебя кака физия-то пропитая! А ведь самой-то небось не больше сорока годков. Я тебе вот что скажу: ты мне Райку не будоражь! Она ить быват по нескольку месяцев не пьет, держицца, а коль вот таки-то подружки набегают, так у ей выпивка и зачинаетца! А ить у ей сын ишо не взрослый. Пожалей ты бабу-то!
– Да я не пила с ней, – улыбнулась Василиса. – Она без меня выпила, ну вы же слышите – нет от меня запаха-то. А что касается физии... так она у меня не пропитая, она у меня... старая. Да, я уже не девочка, что поделать. И к Раисе я приходила по делу... По работе.
– По работе? – с надеждой взглянула на нее старушка. – Дык, может, вы на работе – то скажете Райке, чтоб не пила, а? Ей же нельзя никак. У ей матерь от пьянки померла, и чего ж ишо и Юрку сиротить? Вот раньше-то, и жили бедненько, а как ладно было! Не было пьяниц-то таких, нет.
– Ну... – помялась Василиса, придумывая, как бы ей поудобнее перейти к интересующим ее вопросам, если уж выпал такой случай. – И раньше не так все хорошо было. Вот я слышала... я слышала тут у вас... Дубининцев жил, так он и машину имел, вроде как это хорошо. А сам пил – вот вам и плохо. А вы говорите, раньше такого не было.
– Пил? Дубининцев? – переспросила старушка. – Погоди-ка... это какой ж у нас Дубининцев? Это который жену лупил?.. Нет, тот был Воронцов, у его ишо одной руки не было. Под машину попал... Или тот, который у нас в первом подъезде жил? Так он пил, да... но у его машины не было...
– Нет, это который из соседнего дома, – подсказала Василиса. – Машина у него была. И сын Игорь. Дубининцев Игорь.
– Ах, Иго-орь! Высокий такой парнишка, да? Отца ишо не то Жоркой звали, не то Женькой...
– Женей... Евгением.
– Ага, ну да, помню. А вот жены его не припомню... Это какая ж? – нахмурила лоб старушка.
– А вот жена... жена у него вроде бы пропала без вести, – проговорила Василиса то, что ей недавно выболтала Раиса.
– А-а-а! Ну да, ну да! Точно, жили такие. Ее-то я плохо помню, она, почитай, вообще на улицу не выходила, мужик у ей видный такой, а она все, как старушка. Выйдет с тазом, белье развесит и домой. Я-то почему ее так упомнила хорошо... мы с подругой моей, с Манефой, царствие ей небесное, скончалась третьего года... Так вот с ей, кода увидали-то жену этую, ну что она глазья в землю и топает, мы решили, что она служительница церкви. А чего? Очень похожа была. Платочек всегда на лоб повяжет, платье по самые пяты... Ну и Манефа-то мне и говорит, давай, дескать, к ей сходим, договоримся, чтобы она моего внука подешевше обкрестила. А то, говорит, родители-то не хотят крестить, а у меня деньги не позволяют. Ну мы и пошли. Постучались к ей, она открыла... Сама помню открыла, а на порог не пускает. Ну мы ей в лоб: «Нельзя ль поговорить с батюшкой, чтоб он подешевше мальчонку окрестил?» А она-то на нас вот так вытаращилась, да как руками замашет! «Вы что, – орет, – все с ума посходили?! Кого ему крестить, он сам супостат!» Манефа-то ей: «Да как же ты, матушка, на попа такое говорить можешь? Сама ж ходишь в церковь». А она еще пуще орет: «Ни в какую церковь вы меня не затащите! Хотите выдать меня за ...». Вот тут слово такое сказала, до сих пор не знаю, что оно значит. То ли картинка, то ли крынка, но по смыслу-то, дурочка получается.
– Кретинка?
– Во-во, кажись так. Ну и вытолкала нас. А мы с Манефой-то подумали-подумали... дурочка и есть.
– Погодите... – припомнила Василиса. – Ваши соседи говорили, что Дубининцева было очень приветливая, шила всем, в дружеских отношениях со всеми находилась, а вы – платок, платье в пол?
– Не знаю... может, поначалу и приветливая. А вот потом, перед самой пропажей она больно изменилась. Хотя и молодая ишо, а совсем плохая стала. А вот мужик – то у ее хороший был. Сурьезный такой мужик-то. Ну да... и сын у его Игорь... славный такой. Всегда пройдет «здрасте»скажет. И девочка у его хороша така была, красивенька така, худысенька! Прямо в пояске-то вот-вот переломится!
– Это у кого, у Игоря девушка?
– Ну да, – кивнула бабушка. – Они по двору всегда за ручку ходили. Очень видные оба. Игорь – высокий да статный. Молчун такой. И Любаша ему под стать, красавица, одевалась хорошо.
– Так, значит, девушку звали Любаша?
– Да. Люба. Любаша. Очень хороша девушка. Мы все думали, что они поженятся.
– Ну и как? Поженились?
