на мой сакраментальный вопрос, нужен ли им хороший переводчик испанского языка для работы заграницей, прозвучало еще более неожиданное: «А как скоро вы сможете оформить документы и вылететь на Кубу?»… Через два часа я уже был в кабинете Засурского, и он подписал мне выездную характеристику.
Я прилетел в Гавану 21 сентября 1973 года и поселился в отеле «Севилья», расположенным в старой колониальной части Гаваны, на знаменитом пешеходном бульваре «Эль Прадо». Мои первыми друзьями на Кубе стали проживавшие в этом отеле молодые чилийские ученые, работавшие в Кубинском институте леса: коммунист Браулио Мельядо и беспартийный Альфонсо Мендоса. Только что, 11 сентября 1973 года, в Чили произошел фашистский переворот. Во имя «восстановления демократических свобод» был убит законно избранный президент Сальвадор Альенде. Кровавый диктатор Пиночет завалил Сантьяго-де Чили трупами. США аплодировали убийце, а журнал «Тайм» опубликовал сладострастный репортаж из моргов чилийской столицы, где тысячи обезумевших от горя людей пытались найти и опознать тела своих близких. Читая тот репортаж, Альфонсо рыдал навзрыд, Браулио ходил мрачнее тучи.
Вскоре из Сантьяго де Чили поступило сообщение о том, что на футбольном стадионе, превращенном путчистами в концлагерь, среди тысяч задержанных был опознан и убит без суда и следствия певец и композитор Виктор Хара. Его по праву называли поющим знаменем революции в Латинской Америки. Его песни высмеивали жадность олигархов и пошлость буржуазной культуры, звали молодежь бедных кварталов на самопожертвование во имя братства и справедливости на земле, разоблачали звериную сущность империализма, призывали крепить солидарность с народами Вьетнама, Кубы, других социалистических стран. Песни Виктора Хара, его музыку, пронизанную радостью жизни, его открытую солнечную улыбку любила прогрессивная молодежь всей планеты. Перед тем как убить Виктора, пиночетовская солдатня, размозжила пальцы его рук каблуками кованых сапог, чтобы певец, даже мертвый, не смел играть на гитаре. О мученической смерти Виктора Хара я узнал из рассказов молодых чилийцев, которым удалось вырваться из рук пиночетовских палачей и добраться до спасительной солидарности Кубы и Фиделя. К октябрю 1973 года непритязательные отели вдоль гаванского бульвара Эль Прадо были забиты чилийской молодежью. У многих из них были переломаны ребра, загипсованы ноги и руки, но на их лицах я не разу не видел уныния. Напротив, довольно часто в их кругу звучал смех, и звенели гитары ритмами Виктора Хара.
Если не ошибаюсь, в конце октября 1973 года на громадной площади Революции в Гаване состоялся миллионный митинг солидарности с народом Чили. Вместе с моими чилийскими друзьями я был на том митинге и, думается, никогда не забуду острое чувство личной причастности к судьбам народов земли, которое охватывает каждого человека, присоединившегося своей маленькой каплей к миллионному океану митинга. Выступил Фидель, который как всегда дал четкую классовую оценку фашистскому перевороту в Чили. Затаив дыхание, люди слушали рассказ Фиделя о его последней встрече с президентом Чили Сальвадором Альенде, о том, что Фидель, основываясь на данных кубинской разведки, предупредил чилийского президента о готовящемся военном перевороте, и со словами: «всякая революция чего-нибудь стоит, когда она умеет защищаться», - подарил Альенде автомат Калашникова советского производства. Гуманист Альенде не верил предупреждению Фиделя до самого последнего момента, когда пиночетовские самолеты и танки начали методично бомбить президентский дворец «Ла Монеда». В последние минуты своей жизни президент Альенде взял в руки подаренный ему автомат, чтобы до последнего патрона отстреливаться от ворвавшихся в его кабинет убийц…
После выступления Фиделя Кастро, слово предоставили вдове погибшего президента Чили Ортензии Буссе Альенде. Она подошла к микрофонам трибуны, произнесла три слова: «Дорогие братья и сестры!» и замолчала. Миллион людей на площади затаили дыхание. Слышно было, как тревожно свистел ветер в микрофонах. И вдруг раздались рыдания... Людской океан вздрогнул, словно его ужалили тысячи молний сразу: «Не плачь!» - закричали сотни тысяч глоток. «No llores!!!» - кричал, что есть мочи и я, сам, обливаясь слезами гнева, и по озарению вместе со всеми участниками митинга понимая, что слезы Ортензии Бусси будут приятны врагам рода человеческого, убийцам ее мужа…
Пройдут годы, и мне самому доведется организовывать и выступать на митингах в сто и двести тысяч человек. Это всегда эмоциональное потрясение. Но быть участником миллионного митинга – это ни с чем не сравнимое чувство познания души целого народа.
На Кубе я испытал это чувство дважды. Второй раз я стал участником миллионного митинга на площади Революции в Гаване в начале 1974 года во время визита на Кубу Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева. Страстно, возвышенно и точно говорил Фидель Кастро о советско-кубинских отношениях, которые войдут в историю человечества как блестящий пример бескорыстия, братской дружбы и солидарности народов, созидающих коммунизм. В отличие от Фиделя стареющий Леонид Ильич говорил по бумаге, подготовленной и тысячу раз выверенной в недрах аппарата ЦК КПСС, а потому правильной, но лишенной человеческих эмоций. Митинг слушал Брежнева вежливо и внимательно. Никто не заплакал и не засмеялся. Аплодировали по подсказке Фиделя. Брежнев, почувствовав, что безнадежно проигрывает Фиделю как оратор, в одном месте раздраженно бросил своему переводчику Олегу Дарусенко: «Читай!». Но в целом митинг, как и весь визит Брежнева на Кубу, оставил приятное впечатление. Советские специалисты расходились с площади поздно ночью, распевая вместе с кубинцами «Катюшу», «Подмосковные вечера» и «Какая красивая Куба!»
В мае 1986 года мне пришлось вести репортажи на испанском языке для слушателей Латинской Америки об официальном визите на Кубу другого Генсека - Михаила Горбачева. К тому времени Слово «перестройка» уже входило в моду, но никто, включая самого Горбачева, не мог пока предположить, чем она закончится. Меня как журналиста настораживал восторженно комплиментарный тон, который расточали в адрес Горбачева средства массовой информации США, Англии, Германии, Израиля. Настораживал, но не более. Наблюдая за официальным визитом Горбачева на Кубу, я сделал вывод о том, что Горби подчеркнуто стремился быть гораздо ближе к врагам Советского Союза - Маргарет Тэтчер, Рональду Рейгану, Бушу старшему, нежели к испытанным друзьям советского народа, таким, как Фидель Кастро. Во-первых, Горбачев исключил из программы своего пребывания на Кубе традиционный в таких случаях массовый митинг солидарности в Гаване. Во-вторых, еще не ступив на землю Острова Свободы, он повел себя непозволительно нагло по отношению к кубинскому народу. Дело в том, что отказ Горбачева от митинга кубино-советской дружбы лишил кубинскую сторону возможности продемонстрировать высокому гостю искреннюю благодарность всего кубинского народа Советскому Союзу за политическую, экономическую и военную поддержку социализма на Кубе. Правительство Кубы призвало своих граждан выйти встречать Горбачева по маршруту его проезда от международного аэропорта Хосе Марти до официальной резиденции в центре Гаваны. Сотни тысяч людей образовали живую многокилометровую стену, чтобы приветствовать руководителя братской страны. Но в назначенный час самолет с Горбачевым на борту в кубинском небе не появился. Кубинцы терпеливо ждали, но живая стена уже распалась, так как люди вынуждены были прятаться в тень деревьев от палящего тропического солнца. Температура в тот день была под тридцать. При такой жаре и повышенной тропической влажности пребывание в течение получаса на улицах большого города небезопасно и для здорового человека. Прилет Горбачева в Гавану задерживался на час, второй, третий… По маршруту следования официальной делегации, освобожденному от движения автотранспорта, зачастили машины скорой помощи: встречающие начали падать в обмороки… Если точность – вежливость королей, то визит Горбачева на Кубу начался с часа. Погода в тот день над всей Атлантикой была летная, и Горбачев подчеркнуто нагло объяснил журналистам задержку «затянувшимися и очень интересными переговорами» с премьер-министром Ирландии в аэропорту Шанон. Фидель дипломатично отмолчался на демонстративное хамство Горбачева. То был уже не дружественный визит руководителя братской страны, а демонстрация своей собственной значимости и попытка за счет унижения гордого, независимого народа добиться благосклонности со стороны самой мощной и богатой империи мира. Пишу об этом с полным сознанием потому, что во время визита Горбечева на Кубу было еще одно обстоятельство, по которому можно было предсказать, что «Горби», заискивающий перед США, готов предать не только друзей, но и свой собственный народ. Перед началом своего визита на Кубу Горбачев по тайным дипломатическим каналам поставил Фиделю условие: визит должны освещать не только советские и кубинские журналситы, но и западные, в том числе журналисты США, причем количество последних не должно было ограничиваться. Куба не имеет дипломатических отношений с США, и вот уже десятки лет находится в жесткой экономической блокаде со стороны своего северного соседа. Правительство США
