Клавдия треснула ложкой по лбу Жоры. Тот умолк, зато Вадим продолжал:
– Нет же, я не про то! Я ж хотел по-научному подойти. Ведь вы посмотрите... Возьмем, к примеру, закон теории относительности...
– Возьмем, – согласилась Клавдия, не зная, куда клонит физик.
– И что нам говорит принцип относительности Галилея? – уставился Вадим на Жору. – Что он нам говорит?
– Да! – мотнул головой тот, чувствуя себя полным дураком.
– Он говорит, что в любых движущихся равномерно друг относительно друга инерциальных системах... Ну?
– Да! – снова подтвердил Жора.
Но Клавдия с ним не согласилась.
– Нет, молодой человек, – корректно отставила она чашку, – мы с вами так не договоримся. Давайте будем разговаривать на человеческом языке, а то я так ничего не понимаю.
– Да! – снова рявкнул Жора.
– Ну вот, теперь этого заело... – вздохнула Клавдия. – Давайте-ка, Вадим, я вам буду задавать вопросы, а вы на них станете отвечать. Жора, я уже поняла, что «да!», лучше молчи! Скажите, Вадим, как вы, такой серьезный, увлеченный учебой молодой человек подружились с Никитой? Ведь, насколько мне известно, он был... несколько другого характера. Ну, не физику он любил, а вовсе даже не прочь был... погулять, поухаживать за девушками...
Вадим немного помолчал, вероятно, чтобы остыть от своих соображений по вопросу теории относительности, а потом проговорил:
– Мы с Никитой Трохиным в одном классе учились. Я пришел в ту школу в шестом классе, когда мы с родителями переехали, ну и... с коллективом у меня не совсем сложились отношения. Ребятам не совсем нравилась моя увлеченность науками, она даже считалась... неким предательством, что ли... Вроде как они вот такие озорные, лихие, смелые, а я – трус и ботаник. Можете себе представить – меня даже пытались бить. Но только один раз, потому что потом на мою сторону встал Никита.
– Храбрый поступок! – похвалила Клавдия.
– Я бы это храбростью не назвал, – покачал головой Вадим. – Никита уже тогда был лидером, с ним никто не решался конфликтовать. Парень он был веселый, яркий, эдакий...
– Разгуляй-малина, да? – любезно подсказал Жора.
– Малина? – встрепенулся хозяин. – Вы хотите сказать, чтобы я еще малины принес?
Клавдия вытаращила на коллегу страшные глаза и мило улыбнулась Вадиму:
– Не обращайте внимания, Жора просто сам с собой беседует, первые ласточки шизофрении. Так что вы говорите про Никиту? Он, значит, храбрым не был?
– Здесь скорее благородство, – вспоминал Вадим. – Во-первых, бить меня было не интересно, а во- вторых, ему всегда нравилось кого-нибудь защищать. А я ему стал помогать по математике, по физике. А потом, когда пошли первые компьютеры, я опять же оказал ему услугу – научил пользоваться в полном масштабе. Вот тогда Никита взглянул на меня совершенно по-другому. Он даже к науке стал иначе относиться, в институт поступил... Кстати! Вот этот компьютер он мне подарил. Правда, красавец?
И в самом деле, среди довольно скромной обстановки комнаты ярким пятном современности выделялся, пожалуй, один только компьютер.
– Я бы без него, как без рук был, – ласково взглянул на чудо-технику Вадим и послушно заговорил дальше: – Вот так мы с Никитой и дружили. Потом уже и школу кончили, в институты поступили. Правда, я на физмат пошел, а Никиту отец устроил... Не помню, кажется, на журналистику куда-то. Только я не замечал, чтобы он сильно за конспектами засиживался, все так же гулял, с девицами какими-то крутил романы, да еще и меня пытался вытянуть...
– А вы на девиц не вытягивались? – лукаво спросила Клавдия.
– Да как-то не до них было. Вот с Ромкой, с младшим братом Никиты, я познакомился, а с девицами...
– И какие же отношения у вас были с Романом?
– При жизни Никиты весьма ровные, а после того, как Никиту убили...
– У Никиты были враги?
– Наверное, ведь кто-то его убил. Только я не знаю – кто. Ведь Никита какой был – шумный, веселый, полно друзей, девчонки – толпами. Завистники, конечно, были... Только никто прямо в глаза ему ничего не говорил. Как против такого в открытую идти? А вот исподтишка, застрелить...
Клавдия помолчала, прихлебывая холодный чай и о чем-то раздумывая:
– И все же я не поверю, что милиция вот так взяла и бросила это дело.
– Они не бросили, они даже нашли. Как-то вычислили, что это Борька Мотин.
– Простите, кто? Помедленнее, я запишу, – встрепенулась Клавдия.
– Борька Мотин. Борис Александрович, если по всем правилам. Его вроде сперва даже осудили, но потом у него оказалось стопроцентное алиби. Мать Борькина все газеты подняла, до телевидения добралась, всем заявила, что на алиби ее сына никто внимания не обращает, потому что хотят невиновного засудить. И пересуд потом состоялся, Борьку признали невиноватым.
– Продиктуйте, пожалуйста, мотинский адрес, – вежливо попросила Клавдия. – Нам просто необходимо его навестить.
