наверное, мало было дизтоплива в цистерне.
— Ты мне дуру не гони, земляк! Сливай солярку обратно!
— А как же я ее солью?
Слить, конечно, солярку из бака в цистерну не представлялось возможным по техническим причинам, тем более, что на шум из дома вышло двое широкоплечих внушительных парней. Судя по крючковатым орлиным носам и раздвоенным подбородкам, это были родные братья Ираклия.
— Что за шум? — резко и грубо спросил один из них.
Виктор как мог спокойно и с достоинством объяснил ситуацию.
Греки согласно кивали, соглашались, улыбались, но денег почти не добавили к обусловленной заранее сумме, объясняя якобы отсутствием таковых.
— В следующий раз приезжайте, ребята, обязательно заплатим, но сейчас нет «воздуха»[22], не обессудьте, привозите еще побольше, — с едва уловимой издевкой проговорил старший брат.
— Ну, как анекдоты? — насмешливо спросил Виктор у Федюнчика, который скис, как кочан капусты, когда они отъехали от поселка. — Интересные?
— Да, ладно, Витек, хоть ты меня не доставай.
— А что же делать с пустым бензовозом? — посерьезнев, спросил Виктор.
— Не ехать же на комбинат без солярки. Надо где-то хоть немного достать.
— Придется снова ехать на нефтебазу.
У въезда на нефтебазу они с горем пополам уговорили одного водителя бензовоза поделиться с ними соляркой.
Пришлось Федюнчику распрощаться со всей своей греческой шабашкой.
Приехав на территорию комбината, Федя быстро слил дизтопливо в специальную яму, выкопанную в земле, заявив при этом запоздавшей приемщице, что якобы он слил в яму полную цистерну бензовоза.
— Ух, пронесло, — с облегчением вздохнул Федюнчик, когда они обратно поехали в гараж.
— А как же день рождения, бедолага? — улыбнулся Виктор, пожалев по-человечески своего напарника, попавшего по своему ротозейству в столь трагикомичную ситуацию.
— А-а, как-нибудь, — простецки махнул рукой Федя.
Виктор молча вытащил свой последний червонец, заработанный на товарном дворе, и сунул Федюнчику в карман.
— Не надо, — запротестовал Федя, краснея. — Сам виноват.
— Возьми, раз дают, — грубовато-покровительственно сказал Виктор. — Бьют — беги, дают — бери. Когда-нибудь отдашь.
Федюнчик был ошарашен. Он никак не мог ожидать такого великодушия от этого насмешливого, грубоватого и непонятного для него парня.
Глава одиннадцатая
Арутюнов Погос Ашотович обосновался в боксе на две персоны в одиночестве. Это было редкой роскошью для провинциальной клиники.
Хотя с момента покушения на его жизнь прошло около двадцати дней, он все еще находился под капельницей, а голова его напоминала белоснежный тюрбан из бинтов.
Лицо Арутюнова было довольно кислым, кислее не придумаешь, он жалобно стонал и охал, но, когда вошел капитан Попов Владислав Сергеевич, он тут же ожил и вонзил в следователя вопрос:
— Машину нашли?!
— Не волнуйтесь, Погос Ашотович, — решил приободрить его капитан. — Кое-какие шансы есть. Вам сейчас надо думать о том, как бы выкарабкаться из лап болезни. Благодарите Всевышнего, что живы остались, Погос Ашотович.
— Ой, не говорите, — почти простонал директор мясокомбината.
— А вы можете вспомнить, как все произошло, когда вас ударили?
— После того, как они меня чем-то стукнули, я ничего не помню. Помню, как очнулся в какой-то яме, присыпанной землей и листьями, во рту земля, еле выплюнул, голова разрывалась от боли, страшная боль была и во всем теле, нельзя было даже двигаться. Но я боялся замерзнуть. Превозмогая боль, я еле дополз до поста ГАИ, — медленно выталкивал слова Арутюнов, — меня гаишники чуть не пристрелили с перепугу, думали, какое-то чудовище ползет, я весь был в крови и грязи. Остальное вы знаете, — устало откинулся он на подушку и с трудом перевел дыхание. — Вот бы еще машину найти, — продолжал он, немного отдышавшись, — такая красавица была…
— А девушки разве не красавицы были? — мягко спросил его Попов. — Расскажите, пожалуйста, поподробнее о них.
— Ох, эти проститутки! Беранэт ку… м, — заругался он в сердцах по-армянски. — Я бы их на куски разорвал.
В отчаянии Погос Ашотович заскрежетал зубами.
— Не волнуйтесь, я вас очень прошу, — забеспокоился капитан. — С вами опять плохо станет. Спокойно расскажите вначале о девушках, а потом о ребятах: во что были одеты, как выглядели. Кстати, Погос Ашотович, вы не помните случайно, как разговаривал узкоглазый — с акцентом или без?
— Вы знаете, он говорил, как ни странно, на чистом русском языке без малейшего акцента. Хотя я вначале подумал, что он узбек.
— А вы не заметили случайно у второго парня родинку над правой бровью?
— Родинку? — на несколько мгновений призадумался директор мясокомбината. — Нет, к сожалению, не заметил. У него шрам на левой щеке. Знаете, такой серповидный, и глаза странные такие: зеленые, болотные какие-то, выпуклые, как у крокодила. Они у него, как два больших стеклянных шара, безжалостные и тупые: он мне сразу не понравился.
— А зачем вы их посадили в свою машину?
— Они сами внаглую сели. Все так неожиданно произошло. Я даже подумать не успел. Здоровый, упитанный такой битюг, на мастера спорта чем-то смахивает, у него нос какой-то поломанный. В приличный костюм, гад, вырядился. Белая рубашка импортная, такая элегантная, галстук…
— Так вы вначале ребят посадили? — пытался уточнить Попов.
Арутюнов понурился. Помолчал немного, то ли набираясь сил перед новой тирадой, то ли смутившись.
— Если честно, позарился я на девок этих, на шалав, они, видимо, сестры были, даже одеты были одинаково, в светлые платья в горошек.
— Они вместе с ребятами были?
— Нет, в том-то и дело, что эти подонки подвалили позже, я их не успел заметить. Ох, — тяжело простонал Арутюнов, хватаясь за голову. — Опять затрещала.
— Простите, я уже заканчиваю. Отдохните немного. Только последний вопрос: в каком месте на шоссе они остановили вас?
— Честно говоря, не помню точно. Помню, что за несколько километров от города.
— Далеко от лесопосадки?
— Где-то с километр.
— Товарищ прокурор, — укоризненно-иронично обратился к Попову бесшумно подошедший к ним зав. отделением, — вы можете так замучить нашего больного. Хорошего понемножку. — Он подошел к Арутюнову, взял его за запястье, пощупал пульс и стал отсчитывать его вялые толчки, внимательно поглядывая на часы с секундной стрелкой. Затем перевел взгляд на лицо Арутюнова и, заметив легкую испарину на его лбу, решительно произнес: — Все ясно, товарищ капитан! На сегодня хватит! У больного повышенное давление и неровный пульс, ему крайне опасно волноваться! Приходите не раньше, чем через неделю.
— У меня, кстати, почти все. Я вас очень прошу, извините меня, если что не так. У меня к больному только один вопрос.
— Никаких вопросов! — сорвался на крик врач. — Все! Уходите!
