не заметила отсутствия Узбека, но потом вдруг удивленно спросила:
— А что с Борей? Почему его так долго нет?
— Нам только сейчас позвонили, сказали, что у него сломалась машина, — спокойно, с улыбкой на лице ответил Бегемот.
— Так давайте поедем к нему, — воскликнула Мария. — Может быть, мы ему чем-нибудь поможем.
— Да, вы правы, — солидно ответил Людоед, — надо ехать, но давайте хотя бы отведаем славные восточные блюда, пока они не остыли, и немного выпьем грузинского вина, кстати, оно двадцатилетней выдержки.
— С удовольствием! — воскликнула Мария. — Это надо сделать обязательно!
Вино было бесподобным: оно было густым, как мед, и таило в себе неповторимый вкус горных трав и сочного винограда. Казалось, что с годами оно вобрало в себя весь аромат и букет целебных и душистых трав высокогорья и… зной солнца. Ни один дегустатор не в состоянии был бы описать тонкий запах и медовую тягучесть этого божественного напитка!
После нескольких рюмок Мария почти опьянела. Этого только и ждал Людоед. Теперь она согласна была ехать хоть на край света.
Через некоторое время вся компания уселась в машину, которая помчалась в горы.
Свежий ветер отрезвил Марию, и она встревоженно спросила:
— Куда мы едем, пан Анатоль?
— Туда, где нас ждет Борис.
— Ну почему так далеко?
— Скоро доберемся, прекрасная Мария, — ответил Людоед, хамовато обнимая ее, но это ей не понравилось, и она резко сказала:
— Вы что делаете? Перестаньте!
— Но, Мария, — нагло схватив ее за плечо, ответил Людоед, — ты так мне нравишься.
— Вы для этого повезли меня в горы?
— Нет, нет, Мария, милая, все будет хорошо. Бегемот, тормози тачку!
Тот послушно остановил машину и вышел из нее.
Котенкин был сыт, пьян и нагл, его грубая физиологическая похоть насильника требовала немедленного удовлетворения, без которого он готов был сойти с ума.
«Моей энергии требуется выход!» — таким образом он всегда находил оправдания своим необузданным поступкам насильника.
Марии сопротивляться долго не пришлось. То ли она почувствовала, что попала в руки зверя, страшного и сексуального чудовища, то ли сама возбудилась, ощутив на себе воздействие грубой физиологической страсти, которая так нравится, как ни странно, некоторым женщинам.
Что греха таить, некоторым женщинам, то ли порочным от природы, то ли пресытившимся изнеженными пижонами, нравятся грубые и сильные мужчины. В них они видят идеал настоящих мужчин-самцов, а развязность и наглая сила расценивается ими как мужество.
Таковы уж женские натуры, которые порой бывают такими непредсказуемыми, такими своенравными.
Мария была страстной женщиной, она уважала грубую силу, а этот мужчина ей чем-то нравился, и она с легкостью отдалась ему, страстно вонзившись ногтями в его спину, от чего Людоед дико заорал и наотмашь ударил ее по лицу.
— Ты что делаешь, стерва?!
Мария лежала в изнеможении, она даже не почувствовала боли.
— Ну что, Бегемот, теперь твоя очередь, — проговорил Людоед, облизываясь, словно кот.
— Нет, я не буду.
— Иди, дурило, она кайфует.
— А баксы ты забрал?
— Не спеши, всему свое время, ну, иди.
— Ты сам знаешь, я предпочитаю попки.
— Ха-ха-ха, — похабно рассмеялся Людоед, — ишь, чего захотел! А вазелин прихватил?
— Он у меня всегда с собой.
— Ну надо же, ты прямо у нас врач-гузнопатолог. Ну, иди, все равно ее надо будет кончать, — мрачно добавил он.
У Бегемота волосы медленно поползли вверх.
— А может, не стоит, а? — робко спросил он. — Выкинем ее здесь — и вся недолга.
— Чтобы нас связали, да? Ведь ты же первый до задницы расколешься.
— Да ты что? Чтобы я раскололся? — возмутился Бегемот.
— Глохни, — грубо рявкнул Котенкин. — Иди трахни ее, а потом придуши.
— Игорь, умоляю тебя, не подымутся у меня на нее руки. Давай что-нибудь придумаем.
— Ну надо же, смотри, какой ты сердобольный стал, пошел, говорю! — заорал Людоед.
Бегемот открыл машину. Мария лежала почти отрешенная. Соски ее торчащих в разные стороны грудей дразняще манили, а ноги, нежные и белые, свели Бегемота просто с ума.
— Это ты, Анатоль? — протянула Мария руки.
— Да, это я, — хрипло проговорил Бегемот, сглатывая слюну.
Мария не смогла в полутемноте разглядеть его силуэт.
Неожиданно она вскрикнула от боли и в то же время вонзилась своими длинными ногтями в глаза Бегемота.
Крик Бегемота, пронзительно взвывшего от боли, из глаз которого потекла кровь, слился с возмущенным возгласом Марии.
Котенкин резко рванул на себя дверь, рывком выкинул Бегемота и в следующее мгновенье сжал правой рукой горло Марии. Первое время она извивалась, царапала его руки, но подскочивший Бегемот со всей силы нанес удар по незащищенному животу девушки. Затем, прижавшись к ее выпуклой упругой попке, по- звериному засопел…
Через некоторое время он в изнеможении упал на траву, зажимая глаз окровавленной рукой.
Людоед с отвращением посмотрел на него и процедил сквозь зубы:
— Ну что, скотина, удовлетворился?
Бегемот ничего не ответил. Он разорвал марочку[32] и перевязал свой глаз, который не успела выцарапать полячка, а потом спросил:
— Она еще жива?
— Аут! — мрачно изрек Людоед.
— Что же теперь будем делать? Ведь она же иностранка, да еще отец ее важная персона.
— Раньше надо было думать об этом, осел! Почему ты мне об этом сразу не сказал, ишак?! — в бешенстве заорал Людоед, вытаскивая выкидной, красиво инкрустированный нож, медленно приближаясь к Бегемоту.
— Игорь, Игорек, ты что? Ты что?! — заорал он, — не спеши меня убивать. Мы что-нибудь придумаем. Пойми, ведь моя смерть тебе ничего не даст.
«Пожалуй, верно», — подумал Котенкин. Но, чтобы как-то разрядить себя, он с силой воткнул нож в бедро Бегемота, из которого струей хлынула кровь, и швырнул его на траву. Тот дико заорал.
— Будешь поумней в следующий раз, уродина, — успокоившись, прохрипел Людоед. — А теперь давай выкладывай, что ты хочешь придумать, — когда тот перевязал порванной рубашкой свою ногу.
— Мы посадим ее за руль и столкнем машину в пропасть. Она взорвется, и никаких следов не останется.
— А номера?
— Мы их запросто поменяем, — произнес Бегемот, обрадовавшись своему избавлению от смерти, — у меня в загашнике есть другие номера.
— Твое счастье, — угрюмо произнес Котенкин, — но прежде забери дурку из машины.
Людоед нетерпеливо вырвал ее из рук Бегемота и раскрыл: на землю высылалась целая куча стодолларовых ассигнаций…
