Глава пятая
ВОВКУЛАЧЬЯ ТЕНЬ
Утро, как известно, вечера мудренее. Но иногда — и мудренее. Да и до него еще дожить надобно.
Андрию не спалось. Не потому даже, что вокруг Вырий раскинулся, а просто гадко было на душе. Будто кто чоботами прошелся по ней… станцевал.
И еще — сундучок. Таращился коштовными своими буркалами, точно живой, и не было от него никакого спасу. Куда ни пойди на маленькой полянке, что выделил для своих «гостей» лес-нежить, а всюду дотягивается сундучок взглядом, манит, напоминает: «Тут я. Не забыл?»
Забудешь, как же!
Он тихонько, чтобы не разбудить заснувшего наконец Мыколку, присел рядом с сундучком. Осторожно, словно боялся, что укусит, протянул руку и коснулся блестящего бока.
Показалось?.. Или правда поверхность под пальцами вздрогнула, как живая?!..
— Чего ты хочешь? — шепнул сундучку Андрий. — Чего уставился?
Он поднял его на руки: легкий, почти невесомый. Внутри — неужто пусто? Да нет, наверняка деньги лежат или смарагды какие с рубинами.
— Дядьку, а можно посмотреть, что в нем?
Ну вот, а думал, спит, сорванец!
— Нельзя. Я зарок дал, что сам не открою и другим не позволю.
— А-а… — разочарованно протянул Мыколка. — Дядьку Андрию, а куда делся волк?
— Кто ж его знает. Убежал куда-то. У него свои дела, волчьи. Спи, к утру вернется.
— Дядьку, а утром нас леший отпустит?
— А как же! Отпустит, еще и велит строго-настрого своим слугам, чтоб не мешали нам, препятствий никаких не чинили. Но это только если ты заснешь. А иначе ночь никогда не кончится. Знаешь сказку про небесную лисицу?
— Расскажите, дядьку!
— Живет в дальних-предальних странах….
— Это в тех, в которых псоглавцы водятся?
— Да. Не перебивай, а то не стану рассказывать. Ну вот, живет там, значит, небесная лисица. Сама из серебра, а хвост — из чистого золота, но пушистый и мягкий. Днем почивает она у себя в норке, а как наступит ночь, осторожно выглядывает в мир: все ли дети спят? Очень она, знаешь ли, детей боится. Ну вот, а как видит, что все спят, выбирается тогда лисица на небо и давай его хвостом мести! Всю пыль, что за день набилась, вычищает, всю грязь — а заместо них снова свет и ясность возвращает. И тогда наступает утро. А вот если увидит небесная лисица, что не спит какой-нибудь постреленок навроде тебя, тогда она из норы не выйдет и ночка так и не закончится. Так что спи, сынку, спи.
Последних слов Мыколка уже не слышал — он мерно посапывал, подложив под щечку кулачок.
— Здоров ты сказки рассказывать, — шепнул с края поляны вернувшийся Корж. — Аж я заслушался.
— Ну как там? — спросил Андрий.
— Странные дела творятся в Вырие, — помрачнев, ответил вовкулак. — Хотя я, конечно, не ахти какой знаток здешних обычаев, но… знаешь, разлито что-то такое в воздухе. И вообще. Не нравится мне все это.
— Погоня за нами?
— Не знаю. Проплутал я по здешнему лесу-нелесу, а без толку. Не нашел я вашего следа, хотя помню его хорошо, по нему же к вам и выбрался в первый раз. Как будто
— А что ты говорил про воздух?
— Да опять же, не поймешь, что там такое, — скривился Степан. — Все вокруг спокойно, но знаешь, это — спокойствие всполошенного зайца, который думает, куда бежать. Или… хм… волка, который заметил дичь.
— Ты уж определись, волк или заяц, — проворчал Андрий.
Вовкулак только ухом дернул, словно отгонял мошку настырную: понимал, что Ярчук это так, не всерьез, а от безнадеги. Спросил:
— Неужели ничего не придумал?
Андрий зевнул:
— Кое-что пришло на ум. Но давай уж дождемся утра, а там увидим, как оно…
— Спи, — проронил вовкулак. — Я посторожу.