Клер обхватила его, стараясь поддержать.
— Ничего, ничего, — проговорил Пьер.
Он сам поставил кресло на ножки и вновь сел. Лицо его было искажено гримасой.
— Тебе надо лечь, — сказала Клер.
— Ночь покажется слишком длинной.
— Может, мне пойти позвонить врачу?
— Нет... Завтра, может быть... Не волнуйся. Ну, съешь что-нибудь... Не сиди голодная из-за меня... У тебя всегда был хороший аппетит.
Клер отрезала себе колбасы, намазала маслом толстый кусок хлеба и приблизилась к огню.
— Когда у тебя это началось?
— Несколько дней назад.
— И ты думаешь, из-за воды?
Клер обернулась, чтобы взглянуть на кран. В поселке был водопровод, но она не знала, как он снабжается. Пьер рассказал, что тут на холмике есть источник и из него наполняется большой резервуар. А уж оттуда снабжался водой весь поселок.
— Его надо было бы укрыть сверху, но это дорого... Местные жители все оборудовали сами... Они собираются устроить складчину, чтобы оплатить остальные работы.
— Так ты думаешь, дело в инсектицидах?
— Я не уверен. Возможно, я съел что-нибудь испорченное. Но не помню, что... Поэтому я думаю. что из-за воды.
— В поселке есть еще больные?
— В последние дни я никого не вижу. Папаша Пиппо, который заходит иногда ко мне в мастерскую, болен... Грипп. Другие, не знаю...
Он попытался закурить, сделал три затяжки, но бросил сигарету в огонь. Клер продолжала есть. Она намазала хлеб паштетом.
— Однако сегодня утром... — начал Пьер.
Его затошнило, и Клер отошла, думая, что вид пищи ему неприятен.
— Нет, не из-за этого. Наоборот, я бы с удовольствием поел, но, боюсь, вырвет...
— Ты сказал, что сегодня утром?..
— Мясник довольно долго сигналил... Он задержался не дольше пяти минут... Только он и бывает еще. Булочник не заезжает и бакалейщик... Летом они появляются из-за отдыхающих...
— Сколько человек живет здесь зимой? Он посчитал на пальцах.
— Со мной девять. Лишь старики или совсем пожилые. Я просто мальчик... Папаша Пишю говорит, что поселок когда-нибудь вымрет... Молодежь приезжает только летом...
— И на рождество, может быть?
— Те, у кого есть дети, предпочитают ездить в город... Здесь нет комфорта. Только я один оборудовал туалет и душ в доме. У остальных все это находится в глубине сада... Да еще...
— Странно, что поселок так тесно построен и на повороте... Ведь было достаточно места.
— Когда-то это все принадлежало одному хозяину. Здесь он селил своих испольщиков. Стены ерундовые. Экономили материал и рабочую силу. Затем поместье разделилось на части, а люди продолжали жить по-прежнему.
Какая-то тяжелая машина пыталась пройти поворот. Мотор нетерпеливо фыркал, а шофер, наверное, ругался в кабине. Клер старалась разглядеть что-нибудь в окне, но безуспешно. В тумане едва маячил мутный свет. Наконец, грузовик проехал.
— Грузовик Бортелли, с лесопильни Бортелли. Они могут ехать по дороге Пон-д'Эн, но это дольше на десять километров... А в эти часы шофер торопится домой. На сегодня все. Теперь будет тихо.
— Ночью по этой дороге никогда никто не проезжает?
— Автомобили, иногда грузовик, но редко. В середине прошлой недели здесь, чуть подальше, занесло грузовик, перевозивший краску... Так мне сказали... Ночью. Но на следующее утро уже ничего не было.
Пьер улыбнулся:
— Вот и все новости Гийоза, как видишь, их немного... Да, еще как-то довольно долго не было электричества. Из-за этого я запоздал с работой.
— Забастовка Э.Д.Ф., да?
— Не думаю. Послушай, съешь еще что-нибудь... Есть фрукты, яблоки. Извини, что нет вина; глотни ликера.
— Ты что, принимаешь меня за пьянчужку?
— Я знаю, ты любишь выпить стаканчик красного...
Откинув голову на спинку кресла, Пьер закрыл глаза. Клер казалось, что его лицо слегка порозовело, но это мог быть отблеск пламени. Во всяком случае, он похудел и выглядел старше своих 28 лет. Надо же придумать закопать себя в этой дыре и жить прямо в нищете! Пьер тоже был учителем, но не смог выдержать эту работу. Он давно уже собирался открыть свое дело, заняться ремеслом.
— Где игрушки для Стефана?
— Внизу. Накинь что-нибудь, если пойдешь туда... За старой печкой.
Клер пришла в восторг от деревянной лошадки и машинки из фанеры. Их сын с ума сойдет от радости при виде этих необычных игрушек. Она вернулась наверх и улыбнулась бывшему мужу:
— Это просто чудесно... Ты мог бы их продавать.
— Невозможно... Цена будет чересчур высокой...
Он вновь закрыл глаза. Клер взяла большое яблоко, вытерла его рукой и надкусила. Ей захотелось пить. Она взяла стакан и подошла к крану.
— Нет! — закричал Пьер. — Возьми «Эвиан»!
Клер подскочила.
— Ты меня напугал.
— Не пей эту воду... Мало ли что...
Бутылка была теплой, вода показалась Клер безвкусной, и она не допила стакан.
— Хочешь чего-нибудь?
— Чтобы меня стошнило? Нет, сейчас мне хорошо... Я думаю, может, у меня что-нибудь вроде язвы.
Будучи человеком замкнутым, Пьер редко говорил о своих проблемах. Он носил их в себе, упорно скрывая. То, что они расстались, не облегчило положения. Пьер по-прежнему любил ее, и это было заметно.
— Ты мог бы лечь на обследование.
— Сейчас у меня денег...
— Но я могу помочь тебе.
— Это не годится... Я сам хотел так жить...
Разумеется. Она испугалась из-за Стефана. Не так уж она любила свою профессию преподавателя. Не из-за детей, а из-за того, чему она должна была их учить, из-за коллег, погрязших в рутине, из-за директора, который всегда при галстуке, в рубашках с воротником сомнительной чистоты, считающего ее хиппи.
— Хочешь, я согрею твою постель? Бутылками с горячей водой...
— На печке лежат огнеупорные кирпичи... Я их заворачиваю в тряпки... Но я еще не хочу ложиться.
— Все же, я отнесу их в постель.
Пьер спал в передней части дома, в большой комнате, которую печка, стоящая в вестибюле, едва согревала. Он побелил стены, очистил красивые балки. Комната была прекрасная, но холодная. Клер положила в кровать три кирпича, один на уровне спины, второй — у поясницы, третий — в ноги. В шкафу она нашла пижаму и согрела ее у пламени камина.
— Ты же знаешь, что я никогда не надеваю пижаму, — прошептал Пьер.
— А сегодня наденешь, — отрезала Клер.
