Ваниан не ответил, и Женис изо всех сил ударил его по плечу. Несмотря на кожаную куртку, боль была сильной, и у охранника подогнулись ноги.
— Вы убили Барона ударами дубинки... Я могу сделать то же самое с тобой и с Малакси, когда он поднимется узнать, в чем дело. Ночью избавлюсь от ваших трупов. Полиция сопоставит это с убийством Барона.
— Тебе не удастся выпутаться. Ты не знаешь, с кем ты связался, Монтелье. Иначе ты бы уже был далеко отсюда.
— В.Р.Н. занимается темными делами, это я знаю. Но эти дела приносят большие деньги. Меня интересуют деньги, Ваниан.
— Ты ошибаешься... Целиком и полностью... Нет никаких махинаций... Наша работа официальна... Думаешь, бензин украли, чтобы перепродать? Ты ничего не понял, Монтелье...
Женис опять взглянул на улицу. Ему не было видно, сидит ли еще Малакси за рулем. Вдруг он рискнет проверить, обедает ли еще Женис в ресторане. Лучше не мешкать.
— Я хочу денег, — сказал он. — Меня выставили из В.Р.Н. Мне нужна компенсация. И ты мне расскажешь, как ее получить.
— Ты идешь по ложному следу. — Ваниан говорил очень убедительно. — Никто не даст тебе денег. Тебя попросту убьют... Здесь нет никакой возможности поторговаться или использовать шантаж... Это то же самое, как если бы ты сражался с айсбергом. Монтелье...
— С таким умением убеждать тебе надо было идти в театр... Ладно, верю насчет льдины, но не отступлю... Скажи, кто в Гийозе должен был получить бензин?
— Все. Все жители.
— Не дури, Ваниан, мое терпение кончается... Там жили старики, а не бандиты.
— Тридцать тысяч литров на девять человек в виде дождя. Надо было только переключить насос, заменить наконечник для заливки на пожарный шланг... Поливались все дома, начиная с крыши. Тридцать тысяч литров — не пустяк. И десятой части хватило бы, чтобы сжечь поселок вместе с людьми.
Женис почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом.
— Вам приказали все поджечь? Нет, не говори мне, что вам дали такой приказ... — выговорил он заикаясь.
— Ты начинаешь соображать, Монтелье... Я говорил тебе: все, что происходит, — это официально... Подумай и попытайся вбить себе в голову, что с этих пор у тебя в этой стране сотни тысяч врагов — каждый полицейский, каждый жандарм, патриотические организации, государственные чиновники, активисты некоторых политических партий, молодчики из частной охраны предприятий, все охранники и даже твои коллеги...
Глава XVI
Теперь, когда Клер возвращалась в квартиру матери, та встречала ее явно смущаясь, разговаривала шепотом, а Стефан, подавленный столь необычной обстановкой, не осмеливался шуметь и играл со скучающим видом.
— Ты выяснила что-нибудь? — спросила мадам Руссе.
— Убедилась только, что у меня нет галлюцинаций и я не выдумала эту историю. Но булочник никогда не согласится выступить в роли свидетеля.
— Тут тебе письмо. Его принес жандарм. Повестка от следователя Пейсака на завтрашнее утро.
— Ты говорила о булочнике? — спросила мать, пока Клер читала повестку.
— Да, он из тех, кто не желает быть замешанным ни в какие судебные истории... На него надеяться нечего.
— Но он видел что-нибудь?
— Только человека, лежащего на дороге рядом с мотовелосипедом.
— А тебя он видел?
— Нет.
В своей комнате Клер подвела итоги дня: встреча с фермершей, которая не хотела, чтобы упоминалось ее имя, с булочником, который не станет подтверждать то, что видел в действительности. С одной стороны, Клер наталкивалась на заговор — его существование почти не вызывало сомнений, с другой — встречала полное непонимание родной матери, недоверие Антуана Пишю, настороженное безразличие людей вообще.
— Будешь обедать? — спросила мать, с таинственным видом приоткрывая дверь.
— Да, сейчас иду.
Прежде чем исчезнуть, мадам Руссе бросила долгий взгляд на школьную тетрадку. Клер не ждала от матери никакой помощи. На протяжении шестидесяти лет она пребывала в состояний досадного конформизма, которое лишь укрепилось после ее брака с государственным служащим. Жизнь ее текла плавно, и в ней не было места социальным и политическим проблемам, эстетическим радостям, душевным порывам.
Зазвонил телефон. Мадам Руссе сняла трубку.
— Тебя спрашивает некий Бальнеа, — сказала она, прикрывая трубку ладонью.
Клер хотела покачать головой, но потом вспомнила.
— Да. Знаю такого.
От громкого голоса Жонаса телефон, казалось, разлетится на куски.
— Я хотел бы вас повидать. — сказал он. — Насчет того вина, которое вы вылили в кристаллизатор.
— Вино...
Клер встретила шокированный взгляд матери и вдруг развеселилась.
— Да, вспоминаю.
— Пластиковая фляжка еще у вас?
— Конечно.
Вдруг ее тон утратил всякую радость.
— То есть я надеюсь...
— Несите ее немедленно! Тут одна вещь кажется мне все же странной.
— Еду, — сказала Клер.
Повесив трубку, она направилась к двери.
— Но ты еще не поела! — воскликнула мать. — Хоть куртку надень!
Тяжело дыша, она кинулась за курткой и накинула ее на плечи дочери.
— Опять ты уходишь? Кто этот Бальнеа?
— Я тебе объясню...
— Ты никогда мне ничего не объясняешь, рассказываешь немыслимые вещи... Уверяю тебя, Клер, ты должна последить за собой... Надо сходить к врачу... Скоро начало занятий, а ты будешь не в состоянии приступить к работе.
— Да, как ты скажешь, но потом.
Клер никак не могла найти фляжку в своей старой машине. Мадам Руссе с внуком наблюдали из окна, как она открывает все дверцы, приподнимает сиденья, копается в багажнике, достает оттуда разные предметы и кладет их на тротуар. Спальный мешок, запасное колесо, старый чемодан, набитый газетами, книги. Но ее лицо, залитое слезами гнева, они сверху разглядеть не могли.
Уже дважды Жаки Малакси пытался заглянуть в ресторан, но, чтобы увидеть, там ли Женис Монтелье, надо было открыто войти и, значит, обнаружить себя. Этот подлец не торопится. Жаки тоже захотел есть. Но они с Ванианом еще не вправе заморить червячка.
Он тихо погружался в дремоту и чуть было не пропустил Монтелье. Тот вышел из ресторана, пересек улицу и вошел в дом. Давно пора. Почти час ждал Жаки этого момента, чтобы подать сигнал фарами Ваниану, притаившемуся в квартире Жениса. На всякий случай — вдруг Жерар там у окна тоже ослабил
