– Свои – рявкнули немцы.
– Если свои, назови пароль.
– Вальтер, кончай издеваться. Это же мы, твой родной командир и тот человек, который намылит тебе шею, как только до нее доберется.
Щелкнул затвор.
– Стой, стрелять буду!
– Хорошо, хорошо, – довольно пробурчал Морунген (дисциплина!), – пароль – «Белый дракон».
– Проходи!
Спустя несколько минут экипаж живо делился впечатлениями.
– Согласно моим наблюдениям за дорогой, господин майор, докладываю: за время вашего отсутствия с севера на юг по ней прошли четыре формирования каких-то волосатых оборванцев, причем некоторые предпочитали идти лесом. Это я разглядел в ваш бинокль, – браво отрапортовал Клаус. И, опережая вопросы майора, добавил: – Кстати, с ним все в порядке, он снова лежит на положенном месте.
– Молодец. Так, что за формирования ты видел? Может, это были беженцы?
– Никак нет, господин майор, они были вооружены. Правда, довольно странным оружием, я бы сказал довоенным… то есть первобытным.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну луки там всякие, дубинки, топоры, несколько мечей, а в основном – копья и ножи.
– И к каким войскам принадлежали эти «бойцы»?
– Трудно сказать, господин Морунген. Я не видел никаких опознавательных знаков.
– Волосатые, говоришь, оборванцы? – задумался майор.
– Да, а что?
– А то, что, очевидно, они и сперли наш ужин, – с горечью поведал Дитрих. – Причем, что досадно, деликатесный, а главное – редкий ужин, которого, могу побиться об заклад, тебе ни разу не доводилось пробовать.
– А что вы добыли? Нет, не говорите, на голодный желудок лучше не знать.
– Это точно. Иди возьми у Генриха орехи.
Подошел Треттау.
– Ну и страна, – пожаловался ему Морунген, – похлеще дикой Африки: с кем воюем, сами не разберем, – дамы в валенках, солдаты с копьями, в лесах динозавры. Осталось Сталина в галошах встретить.
Вальтер, наслышанный от Генриха о подвигах во время охоты и наслушавшийся пулеметной и пистолетной пальбы, на диво спокойно осведомился:
– Кстати, о дамах. А куда, господин майор, делась та русская? Разве вы ее отпустили?
– Да нет, не отпускал, – сонно пробормотал Дитрих. – Она сбежала по собственной инициативе. А может, ее дикари в плен взяли – роскошная фрау, если одеть ее по французской моде.
– Какой плен? Они же соотечественники!
– А черт их знает, этих русских. Их только СС понимает.
– Радиосвязи нет по-прежнему, – грустно сказал Вальтер.
– Угу… Откуда же она появится, если мы тут одни?
Радист присел на корточки возле командира, уныло грызущего орех: ни дать ни взять – белочка на привале.
– Почему вы так думаете?
– Мы радикально оторвались от фронта, это и зайцу понятно. Вот слышишь?
– Что? Я ничего не слышу.
– Линию фронта за сто километров слышно, где бы ты ни находился: если не авиация, так артиллерия, если не артиллерия, так что-нибудь другое, но грохочет зверски. Война безусловно предполагает сильный шум по ночам. – Он печально повертел головой и продолжил: – Должны быть видны осветительные и сигнальные ракеты, всполохи взрывов в ночном небе. А здесь даже бомбардировщики ни разу не появились. Я уже не говорю об остальной авиации. Дорога целехонькая. Ни воронок, ни осколков, ни стреляных гильз, следов машин и другой техники – ни-че-го. В активе – пара убитых «рыцарей» среди развалин харчевни. В общем, мы здорово вляпались. Главное, странно, что они нас не заметили и, кажется, вообще нами мало интересуются. Танк не иголка, к тому же мы постоянно шумим. Нас можно было засечь триста пятьдесят раз с любого наблюдательного поста, пока мы ехали по дороге и поднимали тучи пыли…
– Логично.
– Но и это не самое интересное. Положим, мы действительно находимся в тылу, не важно в каком. Тогда почему твоя радиостанция, помимо наших переговоров, не ловит разговоры местных? А? Как ты это объяснишь?
– Ну, я думал, что… Откровенно говоря, не знаю.
– Полагаю, Вальтер, что мы вообще не в тылу. А вот где – это нам еще предстоит выяснить.
Утро следующего дня наступило бессовестно и внезапно. Несколько голодные, но бодрые танкисты
