задумавшись о чем-то своем, – у нас тоже.
– Я польщен тем, что даже здесь знают Вагнера, – приосанился Морунген.
Генрих обрадовался:
– Ну! Музыка! Это мы умеем, это у нас в крови.
Он добыл из кармана губную гармошку и принялся лихо наигрывать на ней «Ах майн либер Аугустин». При первых тактах этой нехитрой мелодийки глаза у Дитриха широко открылись и он хищно произнес: «Так, я понял, почему ко мне постоянно привязывается эта паршивая песенка!».
На мага Мулкебу вид немца, играющего на губной гармошке, произвел совершенно невероятное впечатление. Он остановился на месте, придержал за рукавчик Хруммсу и потянулся к инструменту дрожащей рукой:
– Ой! Неужто это та самая пульзялипическая дудка, под которую пляшут все драконы?
Генрих прекратил играть и внимательно уставился на Мулкебу. Тот глядел на него доверчивыми глазами и улыбался. Диц почувствовал, что ему нужны пояснения, и обратился к Хруммсе:
– Что он говорит?
Однако полиглоту было не до Генриха. Он как раз пытался втолковать Мулкебе пару простых истин:
– Нет, нет, это другая дудка, под нее у них сейчас Европа пляшет. – Он торопливо обернулся к немцам и успокоил их: – Мы тут, знаете ли, очень отстали от цивилизованного мира, если не сказать больше.
– Да, да, мы все понимаем, – посочувствовал Дитрих. – Когда война закончится, дела пойдут к лучшему, Германия не позволит никому в России жить плохо. Мы построим большое, сильное общество.
– Представляю себе блестящее будущее и радужные перспективы этого общества, – буркнул Хруммса себе под нос. – Одни сплошные чистокровные арийцы с нордическими характерами.
– И еще отремонтируем все дороги, чтобы можно было ездить не только верхом, – радостно сообщил Ганс.
– Да! – осенило Морунгена. – Правильно, Ганс. Сначала разберемся с дорогами, а потом – общество.
– Ничего не понимаю, – обиделся Оттобальт. – Они осматривают мой замок или замок нашего полиглота? И что они собираются делать с моими прекрасными дорогами? Что это значит: «чтобы по ним можно было ездить не только верхом»? А как еще?
– Вероятно, в повозках, – подсказал недоумевающий Марона.
– Чем им дороги не угодили? – продолжал бушевать Оттобальт. – Марона, меня начинают терзать смутные и неясные, но очень страшные предчувствия. А вдруг эти зануды споются с тетей и подговорят дракона на какие-нибудь безобразия?
– Тетя любит вас и нашу страну, – не слишком уверенно ответил первый министр, принимаясь нашаривать сердце.
– А она скажет, что это был этот… «творческий поиск», – пояснил король. – Помнишь, что она утворила в прошлый приезд во время званого ужина? Пурушский посол до сих пор уверен, что она хотела его отравить! Повар до сих пор отказывается готовить лизунчики: говорит, что их светлое имя обесчещено.
Марона знаком подозвал лекаря Мублапа. Тот все понял без слов и выделил из своих запасов две порции настойки от сердечной смуты. Подумал и присовокупил третью – для себя.
Что до осмотра замка и его достопримечательностей, в конце концов он перестал удивлять экипаж «Белого дракона». Точно так же как и все в России.
Кроме того, существует некий эффект, производимый музеями: после XVIII века ноги отказываются ходить даже в самом интересном из них. И хотя собрание Дартского замка никак не могло похвастаться экспонатами, которые можно было бы отнести хотя бы к веку семнадцатому, а все же прогулка утомила немцев.
Они безразлично разглядывали и картинную галерею, оживившись слегка только при виде портретов королев из рода Хеннертов – пятой, седьмой, девятой и той, что висела сразу за углом; и оружейную, в которой в неограниченном количестве обнаружились все те же мечи, копья, луки, секиры и доспехи; и прочие красоты и диковины.
Некоторую заинтересованность проявили в подземелье при виде безумного лесоруба Кукса и того самого самодельного топорика.
Однако в башне мага немцы пришли в необычайное волнение. Оставив без внимания чучела маленьких грифонов, которые привели бы их в неописуемый восторг и изумление всего пару дней назад, проигнорировав книги, хрустальные шары, волшебные зеркала, вертящиеся столики и прочую магическую дребедень, они рванулись, будто стадо молодых лосей, к предмету, одиноко стоявшему в самом углу комнаты.
То был прекрасно знакомый им полевой армейский телефон черного цвета. Вальтер трепещущей рукой поднял трубку и оказалось, что телефон не только работает, но и подключен к какой-то линии. Тут в процесс вмешался майор Морунген и принялся накручивать ручку аппарата, выкрикивая в трубку тревожно: «Алло, алло, – алло!».
Далее нам придется отойти в сторонку и снова посплетничать. Ибо если Дитрих фон Морунген и пребывает в явном замешательстве, то уж мы-то доподлинно знаем, что нелегкая судьбинушка дала ему возможность вклиниться в переговоры, которые майор Нечипоренко прямо с передовой пытается вести со штабом генерала Чухаря.
Слышимость отвратительная, говорит он, естественно, по-русски, а потому до Дитриха с трудом доходит не более половины фраз.
– …да, еще на рассвете, товарищ генерал! Успели, конечно, товарищ командующий! Так точно! С кем говорите? С комбатом Нечипоренко, товарищ генерал! Как вы сказали?.. Не понял!.. Вас плохо слышно, товарищ командующий! Почему? Да, конечно… повреждена… Да, да, сейчас еще раз перезвоню.
