удалось идентифицировать, решили идти от противного, то есть не пытаться вычислить, выследить русских агентов, а следить за мафиози. В его ближайшее окружение Сигуранце удалось внедрить своего агента, и все, что он должен был сделать, — это отследить контакт мафиози с русскими оперативниками и раздавить одноразовый передатчик, выполненный в виде ключа. Проблема была в том, что не было известно ни точное время, ни место контакта мафиози с русскими. Глобал Хоуки раз в день сменяли друг друга над Одессой, в оперативном центре каждые шесть часов сменялся персонал, а румынские спецназовцы бездельничали на борту и уже несколько раз успели цапнуться с американцами, в результате чего побывали в воде. Операция шла одиннадцатые сутки.
Примерно в семь часов по местному времени в здании, которое было целиком выкуплено мафиози и которое раньше принадлежало какому-то музею, наметилось оживление. Это оживление не укрылось от всевидящего ока американского беспилотного разведчика, описывающего круги над Одессой на девятнадцати тысячах метров — он бесстрастно отфиксировал все, что увидел, и передал картинку на монитор в центре слежения корабля вспомогательного флота ВМФ США Регулюс. Плохо выспавшийся оператор четвертой смены — сдавать ее нужно было в двенадцать, а потом никаких развлечений, только жрешь да слоняешься по судну — служащий компании Нортроп Грамман Ник Пеле устало зевнул, отхлебнул кофе, потом включил запись.
— Сейчас… семь… семь ноль три по-местному. Движение на станции сорок три. Судя по всему — объект Барон проснулся и готовится к выезду.
После чего Пеле еще раз зевнул и протянул руку к собственной, выкрашенной в красный цвет чашке.
Кофе там, конечно же, не оказалось…
Пеле жалобно посмотрел на своего соседа, натурализованного японца по имени Сёку.
— Чья очередь идти за кофе?
— Твоя, — безжалостно сказал японец, — я ходил прошлый раз. И долей там воды… мало было в последний раз.
Вздохнув, Ник Пеле взял свою и чужую чашки, прошлепал в коридор, там где стоял общественный кофейный автомат. Воды там и впрямь было немного, но на две чашки должно было хватить. Злорадно улыбнувшись, Ник подставил чашку и открыл краник.
Ник Пеле никогда не был военным и не хотел им стать — да вот пришлось. Его отец работал в корпорации Дженерал Моторс, в те благословенные времена, когда такие компании считались слишком большими, чтобы обанкротиться. От отца ему достался полностью выкупленный дом в Детройте, который теперь стоил ровно двадцать процентов от того, что заплатил за него его отец, и небольшая квартирка в Санта-Барбаре, она так сильно в цене не упала, потому что Калифорния еще держалась. Детройт на данное время почти полностью вымер, некогда один из самых процветающих городов Америки, автомобильная столица мира теперь представляла собой страшное зрелище: сорокаэтажные заброшенные небоскребы, где на нижних этажах жили бездомные, и огромные, заброшенные цеха, ставшие пристанищем негритянским бандам. Детройт из столицы автомобильной превратился в столицу криминальную, на улицах по ночам стреляли из автоматов, а нормального квартала теперь было днем с огнем не сыскать. Детройт стал новым символом Америки — будущей Америки, распавшейся Америки, где жизнь ни черта не стоит.
Его уволили в девятом году, когда обанкротился Дженерал Моторс. Просто уволили вместе с тысячами других работников, сказали «тейк ит изи» — и вышвырнули на улицу. Несколько лет он не мог найти постоянной работы, перебивался временными, работая по десять-двенадцать часов в день. Потом наконец работа нашлась, все же у него было высшее образование и опыт работы со сложными компьютерными системами. Работа нашлась в том единственном секторе американской экономики, где людей постоянно не хватало.
Это был сектор безопасности. Сектор войны.
Пройдя полугодовые курсы в American Military Univercity и внутрифирменный тренинг, Ник Пеле получил удостоверение пилота-оператора беспилотных летательных аппаратов и специалиста по информационному обеспечению. Он мог управлять аппаратами типа Reaper и Predator — а вот Global Hawk, с которого они сейчас получали информацию, в управлении не нуждался, ему просто надо было посылать запросы и получать в ответ информацию. Что он и делал, заступая на дежурство и наблюдая за жизнью одесского мафиози с высоты девятнадцать тысяч метров и не видя в этом ничего романтичного или радостного.
Он знал, что ему придется поехать на войну, и, честно говоря, даже обрадовался, когда узнал, что придется поехать сюда. Действительность же оказалась не столь радостной — большое грузовое судно, нередкие жестокие штормы — ему, до этого ни разу не выходившему в море, каждый шторм переживался особенно тяжело. Он знал о том, что здесь происходит, только по кратким репортажам CNN — русские, воспользовавшись слабостью Украины, попытались аннексировать ее, чтобы восстановить империю зла, а хорошие американские ребята надавали им хороших пинков под зад и заставили убираться вон. Теперь на территории Украины миротворцы, еще немного помочь — и Украина будет настоящим государством, идущим по пути демократии, которое уже не будет легкой добычей для имперской России. Здесь же была грязь, война всех против всех, уставшие, озлобленные спецназовцы. Они ходили в рейды, а он обеспечивал их разведывательной информацией, наносил удары с беспилотных аппаратов. Редко, но все же такое бывало, что спецназовцы возвращались не все, привозили с собой трупы, да в таком состоянии, что невозможно было смотреть без содрогания. А если они возвращались все — все равно в их глазах была смерть, и какое-то время к ним лучше было просто не подходить.
Он не считал себя комбатантом, никогда раньше не был в Крыму, не знал его историю и никогда не претендовал на землю Крыма. Ему до одного места были все местные разборки, и наплевать было на национальные интересы Америки — он и на выборы-то никогда не ходил. Просто он был американским гражданином, который не нашел никакой работы, кроме этой…
Вернувшись с кофе, он отхлебнул из своей кружки, вторую отдал японцу. Тот хлебнул, поморщился…
— Какая гадость…
— Другого нет.
— Как резина жженая. Надо было три в одном в Александрополисе брать.
— На всю командировку не наберешь. Моряки же пьют…
— Они тупые, им до дверцы.
Еще раз отхлебнув — на самом деле отвратного, едва теплого, нагревательная спираль барахлила, — кофе, специалист Пеле глянул на экран. На нем «Роллс-Ройса» уже не было…
— Ого!
Какой все-таки придурок этот мафиози. Для чего нужно ездить на такой вот приметной, единственной в городе машине? Что он пытается этим доказать? Что он круче всех? У Пеле уже развился циничный взгляд на вещи и на жизнь, и он мог с уверенностью сказать, что перед летящей с Предатора ракетой равны все: и миллионеры, и простые комбатанты, которым до сих пор почему-то неймется. Если бы этот миллионер имел бы хоть чуточку мозгов, он заказал бы себе бронированный черный «Субурбан», такой же, какой применяют гражданские контрактники и международные организации. И родную ДжиЭмСи[50] поддержат, и сделают задачу отслеживания машины в дорожном движении на улицах Одессы гораздо более сложной задачей — для уверенного отслеживания тогда придется метить машину радиометкой. А тут…
Машину он обнаружил уже на въезде в Одессу на чек-пойнте миротворцев. Стоило ли говорить, что машина двигалась по зеленому коридору, предназначенному исключительно для автомобилей миротворческого контингента и гражданских контракторов. Для любого румынского блокпоста зеленый коридор был не более чем дойной коровой.
— Семь… пятнадцать, машина Барона проходит чек-пойнт «Запад» по зеленому коридору, вместе с ней два внедорожника… кажется «Тойота Лэнд Круизер 300», да… Прошли чек-пойнт, направляются к городу…
Маршрут мафиози был привычным, выверенным до мелочей. Сначала грузовой порт, закрытая зона, где посторонних вообще не должно было быть, потому что посторонние там были просто опасны. Тут, по-
