они узнают, что вы в Париже. Представляешь, как они высказывались по этому поводу?
Пахман кивнул.
– Это было свинство, – тихо и невыразительно произнес он.
Шустер, долгое время молчавший, включился снова:
– Чтобы вы, наконец, поняли, камрад Пахман. Если шеф поправится, он вновь выйдет на арену. В Гамбурге, во Франкфурте, в Руре. Особенно здесь! Дортмунд, Дуйсбург – это наш успех, который необходимо расширить. Пока он скромен. Нам нужны вся северная трибуна в Шальке и восточная трибуна в Бохуме. Хоккейные фанатики в Дюссельдорфе, Эссене и Изерлопе. Тысячи уже носят наши значки: «Горжусь, что я немец». И среди них есть сотни, которых и в самом деле можно использовать, они кое на что способны. Их привлечет к нам Манфред Керн!
Последнее слово в этом совете принадлежало седому.
– Ну так как, камрад Пахман, вы готовы положить в огонь руку, чтоб все так и было?
Пахман поднял правую руку:
– Клянусь!
Лица вокруг него смягчились. Седой взглянул черен стол на Шустера, прикрыл на мгновение глаза и чуть заметно кивнул головой. Тогда адвокат извлек из кармана замшевой куртки толстый конверт.
– Пересчитайте и распишитесь!
Все смотрели, как Пахман вскрывает конверт. Двадцать пять коричневых банкнотов пропутешествовали через его руки. Ему пододвинули листок бумаги и шариковую ручку. Пахман написал свою фамилию четко и разборчиво. Остальные, напротив, поставили закорючки, расшифровать которые сумели бы только сами.
За первым конвертом последовал второй.
– Тан. Ключи от автомобиля и адрес. Белый «мерседес-универсал» для перевозки больных. Стоит перед городским больничным комплексом, слева от главного входа. Вы доставите шефа в эту вот частную клинику – только вы и еще один надежный человек. Вопросы?
– Где я должен потом оставить автомобиль?
– На том же месте завтра вечером, после наступления темноты. Ключи и документы в отделении для перчаток. Еще вопросы?
– Да. Грау, судя по сегодняшнему поведению, слабоват. Нервы окончательно сдали. Надо было бы сменить его и перевести на другое место – лучше что-нибудь легальное.
Громила кивнул.
– Доставь его ко мне, я это утрясу. Замена?
– Тигр.
Все взглянули на Витте.
– Знаю, – подтвердил тот. – Дортмунд, южная трибуна. Парень что надо.
37
Мануэла спрыгнула с кровати, выключила радио и вставила в магнитофон новую кассету.
Песня Нены о девяноста девяти воздушных шариках, пилотах реактивных самолетов и военном министре заполнила помещение.
Человек двадцать школьников втиснулось в восьмиместную комнатушку. Плотно прижавшись друг к другу, расселись они на кроватях и просто на полу; раскачиваясь в такт музыке, они ухитрялись еще беседовать, хотя шум стоял невозможный.
Девушке со вздернутым носиком и зелеными глазами с трудом удалось сохранить рядом с собою свободное место. Когда Бруно, наконец, показался в дверях и принялся смущенно озираться, она помахала ему рукой.
Бруно но по себе становилось от одной только мысли вторгнуться в чужие угодья. Если хотя бы двум здешним ребятам нравится эта малышка, легко может статься, что он запросто получит по носу.
Большая бутылка кока-колы медленно гуляла по кругу, наконец, дошла очередь Мануэли. Она сделала глоток, потом протянула бутыль Бруно:
– Попробуй…
Она внимательно смотрела, протрет ли Бруно горлышко бутылки. Есть идиоты, обожающие вытирать свои грязные руки о стекло, до которого другие дотрагиваются только ртом.
Но у Бруно были другие проблемы. Он понюхал содержимое, взглянул на Мануэлу:
– Что это у вас в бутылке?
