бежать к морю и ждать нашей подмоги».
По словам графа, крестоносцам не только не следовало сейчас атаковать, но надлежало отойти под защиту могучей крепости Акры, как это делалось много раз, что всегда спасало их войска от разгрома.
«Я знаю, — продолжал граф Раймунд, — что Саладин слишком горд и высокомерен, чтобы уйти из нашего королевства, не напав на нас. Если же, не дай Бог, битва под Акрой закончится для нас плохо, то мы сможем отступить в крепость. Но если Бог дарует нам победу, тогда мы сможем причинить Саладину такой разгром, что он никогда уже не обретет прежней силы».
«Это опять лисьи повадки!» — зашипел Шатийон.
«Если же все не случится так, как я говорю, — продолжал граф, словно не замечая его слов, — то вы можете отрубить мне голову».
Шатийон этого и слушать не желал. Он заявил: «Вы всё стараетесь нас запугать мусульманской мощью. Ясно, что вы им тайно сочувствуете, иначе не вели бы таких речей».
Речь «ястреба» на этот раз пришлась по душе баронам.
«Давайте отправимся выручать дам и дев Тивериады!» — кричали все. Дети леди Эшивы от первого брака, пасынки Раймунда, также слезно умоляли короля спасти их мать. С этим трудно было спорить.
Король, которому была свойственна нерешительность, как и его переменчивые вассалы, на этот раз поддержал магистра рыцарей Храма, а не Раймунда и его госпитальеров. Но на следующий день, 3 июля, во время продолжения совета, большинство склонилось на сторону графа. У крестоносцев не было достаточных сил, чтобы выбить Саладина из Тивериады. Раймунд предположил, что султан распылит силы своего войска, взяв Тивериаду. Весь день шел спор между геройством и благоразумием, и к вечеру благоразумие взяло верх. Рыцари не возражали против того, чтобы оставаться в их удобном лагере, где было много воды, принимать подходившие подкрепления и ждать развития событий.
Ночью магистр храмовников тайком проскользнул в королевский шатер. Его личная ненависть к графу Тивериады была велика, поскольку тот однажды не поддержал сватовство де Ридфора к одной богатой принцессе.
«Государь, — сказал он королю, — не доверяйте этому графу: он изменник. Вы же знаете, он вас не любит и рад был бы навлечь на вас позор. Послушайте моего совета, давайте немедленно отправимся в поход, чтобы разгромить Саладина».
В этой беседе магистр продолжил спор о геройстве и благоразумии, напомнив Ги, как он сам три года назад был лишен регентства за то, что в течение восьми дней позволил войску Саладина простоять у родников Тюбании, так и не атаковав противника. Теперь Лузиньян не должен повторить подобной ошибки. Если он проявит нерешительность в этой первой войне, которую ведет в качестве короля, то больше не сможет рассчитывать на поддержку храмовников.
Это был мощный довод. Король Ги снова заколебался. Поскольку теперь под сомнение было поставлено его личное мужество, он снова передумал и объявил, что армия выходит в поход на рассвете. Это вызвало протесты баронов.
«Государь, — недоумевали они, — мы ведь договорились остаться здесь хотя бы еще на один день. По чьему совету вы решили вести войско в поход?»
Король решительно отверг подобные вопросы. Он надменно заявил: «Вы не имеете права спрашивать, по чьему совету я принял то или иное решение. Ваше дело — седлать коней и скакать в Тивериаду».
Граф Раймунд сделал последнюю, отчаянную попытку спасти положение: «Государь, Тивериада — мой город, и никто из здесь присутствующих не может тревожиться о нем больше моего. Но мы не должны уходить от запасов воды и еды и вести множество людей навстречу гибели от голода, жажды и палящего зноя. Они не проживут и дня без этого обилия воды. Давайте останемся в этом надежном месте, поблизости от противника».
Но в обстановке накала воинственных страстей эти слова не возымели действия. Рыцари послушно стали собираться в поход. «Как добрые и верные воины, они выполнили приказ короля, — отметил хронист. — Но может быть, если бы они ослушались того приказа, то было бы лучше для дела христианства».
Согласно возникшей позднее легенде, лошади крестоносцев в ту ночь не хотели пить воду из источников Ла-Сафури.
Глава 7
У ОЗЕРА
1. Путь
Тивериада и воды Галилейского моря находились на расстоянии пятнадцати миль по прямой от обильной водами цитадели Ла-Сафури. Добираться туда надо было по выжженной солнцем дороге, которая соединяла Назаретскую возвышенность на юге и гору Туран на северо-востоке. Дорога эта проходила по Лювийской равнине и затем по горам, именуемым Хаттинскими отрогами. В этих почти безводных местах воду можно было достать только в специальных резервуарах и нескольких ручейках, но этого количества хватало только немногочисленным жителям сел Лювия и Маскана. Не только скудость воды была препятствием для тех, кто шел этим путем, но и проблема быстроты продвижения. В прошлые годы даже во время удачных кампаний, осуществляемых крестоносцами, они не могли в условиях войны пройти здесь более шести-семи миль вдень.
Армия франков вышла в поход 3 июля, когда стояла почти невыносимая жара. Войско было разделено на три полка. Раймунд Триполитанский, как военачальник, лучше всех знающий эти места, командовал авангардом госпитальеров. Сам король в окружении своих гвардейцев, хранивших Истинный Крест, командовал основными силами, а арьергард — полк храмовников — находился под началом Балиана Ибелинского, представителя самого аристократического рода в королевстве. К полудню войско без происшествий прошло около шести миль и достигло южного склона Турана. В одноименном селе имелся родник, и, как отмечал впоследствии Саладин, «ястребы-пехотинцы и орлы-конники так и накинулись на воду».
Королю Ги предстояло принять важное решение: двигаться ли вперед под палящим зноем или переночевать у этого родника. Противник ждал их где-то впереди, в горах или за ними. Ясно было, что следующие шесть миль не удастся пройти так же легко. И все же времени, казалось, было еще достаточно, в Тивериаде находилась дама, попавшая в беду, а бароны требовали продолжения похода. Возможно, на короля Ги плохо повлияли жара и тревожная обстановка, но Саладин нашел в Коране свое объяснение роковой ошибки соперника. Сам дьявол соблазнил короля и заставил его, вместо того чтобы принять умное решение, «направиться в Тивериаду, решив, благодаря гордыни и спеси, что настал час мести». Туран с источником остался позади, а до озера было еще девять миль.
Как только франки ушли из оазиса, легкая кавалерия Саладина стала окружать их с тыла, чтобы лишить доступа к воде. Вместо того чтобы разгадать маневр противника, крестоносцы попали в приготовленную для них ловушку. Первым, кто осознал создавшуюся опасность для войска, изнывающего от страшного зноя, был Раймунд Триполитанский. Он передал королю свою отчаянную просьбу: «Мы должны быстро пройти эту местность, иначе нам придется стать лагерем в одном из безводных мест, а это очень опасно!»
«Мы сделаем это немедленно», — легкомысленно ответил Ги, не понимавший опасности положения.
С одобрения Лузиньяна Раймунд со своими людьми быстро направился на север, к городку Хаттин, где имелись большие запасы воды, но путь туда оказался заблокирован неприятелем, и его отряду пришлось остановиться в предгорьях. Вечером, оглянувшись назад, Раймунд с ужасом увидел, что основные силы во
