притязания на трон. После этого Ги бесцеремонно выпроводили из города. Расчеты Саладина на соперничество двух правителей кое в чем оказались верными.
Несмотря на свою распрю, оба претендента на трон все же сумели договориться о судьбе остатков армии крестоносцев. Конрад позволил Ги набрать в Тире отряд для ведения военных действий за пределами города. Он это сделал отчасти потому, что хотел немного разгрузить Тир, переполненный беспокойными солдатами, не имевшими конкретного дела, отчасти — поскольку сам не имел особого желания сражаться вдали от защищаемого им города. До конца года Ги сумел организовать подобие нового войска. Его основу составили семьсот рыцарей, в основном госпитальеров, во главе с самим магистром де Ридфором, к которым присоединилось еще до тысячи воинов. Затем это войско усилили первые отдельные крестоносны, прибывшие из Дании и Голландии. Снова зазвучали призывы к священной войне, и у многих на устах были слова пророка Исайи: «Я доставлю твои семена с севера и с запада, чтобы ты мог собрать все свое воедино. И я велю северу: отдавай! И велю югу: не препятствуй!»
В августе 1189 г. это новоиспеченное войско крестоносцев стояло у стен Акры, в восьми лигах от Тира. Саладин решил прислать туда подкрепление, но несколько опоздал. Город уже был окружен со всех сторон, а сил защитников недоставало, чтобы победить возродившегося и полного решимости противника. Саладин, армия которого растянулась от Алеппо до Керака, не мог эффективно пресечь эту новую угрозу. Крестоносцы с одной стороны организовывали нападения на город, а с другой — защитили себя от контратак мусульманской конницы с помощью огромной траншеи. Они одновременно и нападали, и оборонялись и не могли ни продвинуться вперед, ни отступить.
Больше месяца, до самого октября, продолжались боевые действия у стен Акры — стороны атаковали и контратаковали, но ни одна не могла добиться серьезного успеха. 4 октября произошла ожесточенная и кровавая битва с сотнями жертв с обеих сторон, во время которой Лузиньян и Конрад Монферратский смогли наладить нормальное боевое сотрудничество. Сражение окончилось победой мусульман, но она не стала решающей. Во время боя был момент, когда крестоносцы напали на лагерь самого Саладина, но он сумел отразить атаку с помощью своей месопотамской конницы.
В этом бою погиб магистр тамплиеров Жерар де Ридфор, последняя из горячих голов среди крестоносцев. Он был казнен мусульманами, после того как попал в плен после неудачной атаки, и сразу канонизирован католиками. Рассказывали, будто друзья уговаривали его отступить, но Жерар отвечал: «Пусть кто-нибудь посмеет сказать, когда я был не на своем месте или мог бежать прочь, зная, что Храм — в руках неверных!» Так поджигатель войн попал в число мучеников. Как писал в его эпитафии один католический комментатор, «счастлив тот, кому Господь даровал столь большую славу, кто был увенчан лаврами за участие в стольких сражениях и вошел в число мучеников!»
Но ни для одной из сторон этот день счастливым не был. Стремясь запугать крестоносцев, мусульмане бросили множество своих жертв в соседнюю реку Белус, так чтобы их противники могли постоянно видеть мертвые тела своих товарищей. Но эта выходка оказалась заразительной, как болезнь, распространившаяся по обе стороны боевых позиций. С самим Саладином случился приступ коликов, чему он иногда был подвержен, и хуже того — он впал в меланхолию и, по свидетельству очевидцев, бродил туда- сюда и бормотал известные тогда стишки: «Убейте меня вместе с Меликом, и Мелика — вместе со мной», видимо, подразумевая, что он хотел бы погибнуть, но только вместе с врагами. И его врачи, и его эмиры были очень встревожены болезнью султана. Они стали уговаривать его уйти отсюда подобру-поздорову, увести изнуренное войско и дать возможность крестоносцам убраться восвояси, если они пожелают.
Но те не желали уходить. Напротив, они готовились к продолжению осады, самой длинной за время Третьего Крестового похода. В январе следующего, 1190 г. Саладин, оправившись от болезни, снова отправил гонцов в разные концы исламского мира, от Багдада до Марокко, с требованием прислать подкрепления, чтобы снять наконец проклятую осаду с города. «Ислам просит вас о помощи, словно утопающий», — писал он. Кроме того, султан узнал, что армия Фридриха Барбароссы численностью в 260 000 человек уже подходит к Константинополю. Это не могло не тревожить главу мусульман — он не мог знать, что эта армия развалится летом того же года сразу после гибели повелителя.
Недовольные султаном ссылались на Коран, трактуя его не в пользу Саладина: «Если Аллах хочет причинить людям зло, то никто не в силах отвратить его». В мусульманском мире вновь оживились раздоры, были недовольные даже в лагере султана. Как писал один историк, «число злодеев возросло, и они стали откровенными. Они учуяли запах раздора — да отсохнут их носы!». Поэтому Саладину трудно было добиться решающего успеха.
Так создалась тупиковая ситуация. Ричард Английский и Филипп Август Французский, прибыв на Сицилию, узнали следующее: Тир оставался в руках крестоносцев, но сколько продержится его надменный владыка, маркиз Монферратский, никто не знает. Фридрих Барбаросса погиб, а его армия рассеялась в Анатолии. Уже полтора года продолжается осада Акры, но командует ею слабый и невежественный король Ги, потерявший авторитет, в законность прав которого мало кто верит.
Глава 16
НА СИЦИЛИИ
1. В гостях
В конце XII столетия Сицилия была перекрестком дорог средиземноморской цивилизации. Здесь, в формально едином норманнском государстве, относительно мирно жили вместе арабы, ломбардцы из Северной Италии, греки из Византии и норманны из Северной Европы. Этническая и культурная пестрота этого острова отражала богатство и разнообразие культур, созданных людьми, населявшими берега великого моря. Разноплеменные ученые, жившие здесь, переводили с арабского на латынь труды восточных математиков, медиков, философов и тем способствовали знакомству европейцев с восточной мудростью. В свою очередь, жители Востока узнали легенды о короле Артуре и рыцарские романы, переведенные здесь на арабский. Сицилийцы гордились своей страной и не считали ее колонией или перевалочным пунктом для других народов.
Прибытие английского флота в Мессину было одним из самых поразительных зрелищ для коренных сицилийцев. Море, насколько хватало глаз, было заполнено военными кораблями разных видов, на которых толпились возбужденные чужеземные моряки. Их радостные вопли, лязганье металла, треск канатов, звуки труб слились в один невообразимый шум. На носу флагманского корабля стоял сам Ричард в великолепных королевских одеждах, с посохом пилигрима в руке. Все это со стороны выглядело впечатляюще — Плантагенет был мастером устраивать зрелища.
За два дня до того на Сицилию прибыл Филипп Август — тихо, без всяких церемоний, словно простой купец, путешествующий по торговым делам. Весь его флот состоял из одного корабля. Филипп не стал встречаться с толпой на берегу, которая собралась, чтобы приветствовать столь высокого гостя, и слуги окольным путем отвели его во дворец. Ожидавшие разошлись в негодовании, ворча, что такому королю ни за что не спасти христиан. Он и в дальнейшем чурался местного населения, делая вид, что ничего не замечает, когда его солдаты на берегу вели себя неподобающе.
Ричард Английский вовсе не желал повторять подобных ошибок. Одним из первых его распоряжений был приказ установить на площади виселицы, чтобы публично казнить нескольких грабителей и убийц. Эта демонстрация власти выгодно отличала Ричарда от Филиппа и произвела огромное впечатление на сицилийцев. Один из них даже заметил: «Его слава меркнет перед его действительными достоинствами». Вскоре сицилийские «грифоны» (т. е. «греки» — прозвище сицилийцев) прозвали Филиппа Барашком, а Ричарда — Львом.
Сначала короли и их спутники тепло приветствовали друг друга, потому что у них было много общих дел, а взаимное раздражение еще не накопилось. Но и первые встречи прошли не совсем гладко. Уже на другой день, как будто недовольный общением с бывшим любимцем, Филипп Август сел на корабль и отбыл
