нас, Аппараты Экстренного Возвращения — тоже. Так что «в урочный день, в урочный час…» сработают, как миленькие. Но все равно — лопух ты! А, кстати, чего там, в сундучке?
— Тряпье всякое. Платья, плащи…
— Платья?! — Джоанна слетела со стола и радостно хлопнула подругу по плечу. — Да ведь это как раз то, что надо!
Полночи Блада мучили кошмары. Откуда только брала сюжеты его богатая фантазия? Чаще всего Питеру снилась Джоанна. Она протягивала к нему руки с борта горящего корабля, но едва Блад касался девушки, как та вспыхивала и, опалив ему лицо и руки, огненным смерчем взмывала в черное небо. «Питер! Питер!», — доносился из поднебесья ее звенящий голос.
— Питер! Да проснись же, черт!
— Нэд?! Ты тут откуда?
— С «Атропос». Не могу заснуть — на душе кошки скребут. Неладно что-то!
— Пошли! — Блад сорвался с койки и, на ходу натягивая камзол, рассказал свой кошмарный сон.
Добежав до гостевой каюты, друзья замерли. У Питера упало сердце.
Настежь открытая дверь поскрипывала на ветру. Каюта была пуста. Лунный свет, проникая сквозь иллюминатор, выхватывал из мрака стол и холодным блеском обозначал на нем две металлические полосы. Подойдя ближе, Питер и Нэд увидели, что это шпага Джоанны и нож Ксави. Внезапно из темного угла раздалось невнятное бормотание. Волверстон дрогнувшей рукой зажег свечу. Ее мерцающий свет озарил весьма габаритную фигуру, застывшую в углу на корточках. Фигура подняла взлохмаченную голову и оказалась вдребезги пьяным Окороком.
— Толпа! — обратился к капитанам Окорок. — Нет войне! Я был в раю, я видел ангелов и они мне глаголили: «Окорок, Господь избрал тебя своим пророком! Иди на грешную землю и скажи, что воевать нехорошо!». И я говорю вам, дети мои: оставьте свои смертоносные игрушки, закопайте томагавки войны! Я дам вам мир! — Окорок в экстазе что-то запел, немилосердно фальшивя.
Блад и Нэд переглянулись, с подозрением вслушиваясь в доносившееся из угла:
— El pueblo unido…[64]
Волверстон могучей лапой приподнял Окорока за шиворот. Тот прекратил петь «Venseremos»[65] и забормотал что-то о разнице весовых категорий и неприкосновенности личности посла, тем более божьего.
— Ты прекрати дурака валять! — Нэд для пущей убедительности встряхнул Окорока, от чего тот больно прикусил язык и заткнулся. — Скажи лучше, как ты сюда попал? И где Джоанна и Мари?
— Я вездесущ! Я — новый мессия! А они… Они ушли в ночь. Я убедил их — они не хотят воевать!
Питер побелел:
— Куда ушли? В чем ты их убедил, сумасшедший?!!
— В том, что война есть грех. Тем более для женщин, чья святая обязанность дарить миру новые жизни, а не отнимать! Они ушли замаливать грехи!
— В какую сторону они ушли? Ну! — Нэд еще раз встряхнул матроса.
— Туда! — вдохновенно простер руку Окорок в сторону крепости, явно репетируя позы и жесты Иоанна Предтечи.
Питер и Нэд переглянулись. Вероятно, им в голову пришла одна и та же мысль, потому что они синхронно чертыхнулись и вылетели из каюты. Дверь, закачавшись, жалобно заскрипела и, решив, видимо, что закрываться не стоит, вновь отворилась.
Весь экипаж «Арабеллы» и «Атропос» был поднят по сигналу боевой тревоги. Матросы выскакивали на палубу, протирая сонные глаза, и вглядывались в ночную темноту, стараясь увидеть эскадру противника. На полуюте появился капитан Блад в полном боевом вооружении. Толпа шумела. Питер поднял руку, призывая своих людей к тишине.
— Друзья! — в голосе Блада прозвенел металл. — Пока мы с вами беспечно отдыхали, наши отважные девушки подвергли себя смертельной опасности. Не раз они приходили нам на помощь в трудную минуту. Сегодня же наш долг — спасти их. Мы должны совершить невозможное. Я сам буду руководить десантом. Но подумайте! Многие не вернутся! Кто не хочет подвергать свою жизнь опасности, сделайте шаг вперед!
Ни один человек не двинулся с места.
А в это время в ворота крепости стучались две девушки. Караульный осторожно выглянул в зарешеченное окошко. Он увидел прелестную юную испанку в черном платье, расшитом золотом. Но, боже, какой вид имело это платье! Оно было мокрым и запыленным. Темные локоны сеньориты слиплись от воды, в темно-карих глазах дрожали слезы. Чуть поодаль стояла девица в одежде мавританки и жалобно смотрела на стражника зелеными глазами.
— О, впустите нас, благородный сеньор! — голос юной испанки звучал нежно, словно серебряный колокольчик. Легкий андалузский акцент придавал ей еще большее очарование. — Мы устали и промокли. О, эти проклятые пираты! Мой бедный отец! — и сеньорита отчаянно зарыдала.
Подруга нежно обняла ее за плечи:
— Не надо, девочка. Он уже в раю.
Расчувствовавшись до слез, стражник открыл ворота и впустил девушек. В результате краткой беседы выяснилось, что испанку зовут доньей Изабеллой де Карьядо, а белокурая «мавританка» вовсе не мавританка, а француженка, сирота, воспитывавшаяся в монастыре вместе с доньей Изабеллой, ее подруга. Выяснилось также, что отец сеньориты — дон Луис де Карьядо был назначен губернатором острова Сант- Яго. По пути к месту назначения испанский корабль, на котором находился будущий губернатор, был атакован английскими пиратами. Дон Луис погиб в бою. Девушек же доставили на борт корсара в качестве трофеев, но под покровом темноты им удалось бежать. Подруги поинтересовались, где они находятся. Услышав ответ, донья Изабелла засияла от счастья:
— Ах, Мария! Господь посылает нам утешение! Здесь живет мой жених, — смущенно пояснила она ошарашенному стражнику. — Он начальник пороховой стражи.
— Хо! Дон Алонсо Гонсалес?!
— Вы знаете дона Алонсо?!
— Еще бы! Мне ли его не знать! Да он, вероятно, сейчас у порохового склада. Там теперь усиленная охрана. Боятся лазутчиков этого пса Блада.
— Скажите, — взволнованно перевела дыхание донья Изабелла, — где находится склад? Я хотела бы повидать дона Алонсо.
— Но, сеньорита! Сейчас еще ночь! Может, подождете до утра? Моя сторожка к вашим услугам.
— Ах, нет! Благодарю вас, сеньор, но поскольку дон Гонсалес здесь, я должна немедленно увидеть его.
— Ну, что ж. Если такая спешка, тогда идите по этой улице, не сворачивая. Дойдете до собора и повернете направо. Пароль: «Барселона».
Девушки вежливо поблагодарили и направились по указанной дороге.
«Дай Бог ей счастья, — подумал стражник, глядя им вслед. — Ох, и натерпится она с этим хлыщом, бедняжка!».
Дон Алонсо Гонсалес, скучая, бродил возле порохового склада и небрежно дымил сигарой, пренебрегая правилами. Продрогшие солдаты ловили носами ароматный дым и лениво переговаривались. Дон Гонсалес про себя грязно ругался — из-за этого чертова пирата Алонсо не пошел к своей любовнице, трактирщице Беатрисе. Отказаться от такого развлечения и теперь шлепать по лужам, оставшимся после дождя, вокруг этого дурацкого склада! Какого черта здесь охранять!
Его нервные мысли прервал окрик часового:
