К тому же из широко распахнутых дверей омерзительно воняло.
— Такое ощущение, что здесь сдохла сотня кошек одновременно, — заткнув пальцами нос и стараясь дышать ртом, прогундосил Пинмарин. — Аж глаза слезятся!
Тиллирет в сомнении разглядывал темнеющий провал входа. Между тем со всех сторон начали подкрадываться сумерки, затрудняя и без того непростое дело исследования обстановки. Маг посмотрел на небо, на дверь, снова на небо…
— Нет, сегодня внутрь не полезем, — наконец принял он решение. — Мало ли на что там можно нарваться ночью. Устроим привал, а утром, при свете солнышка попробуем найти изумруд.
— Как? — вырвалось у Пина. — Ты еще и ночевать здесь собрался?
— Торопишься вернуться к невесте? — съехидничал молчавший до этого и настороженно принюхивающийся Бес
— Нет, нет, — слабым голосом отозвался Пин и поспешно улегся прямо на землю. — Все, я уже сплю!
И Весельчак принялся демонстративно похрапывать.
Тиллирет и чупакабра переглянулись. Бродяга последовал примеру приятеля, а
Бес остался на страже.
Ох, как же мне здесь не нравится! Просто шерсть дыбом! Вокруг тихо и пустынно, ни одного живого существа не чую, за исключением моих двух старичков. Вон как они сопят-то мирно, даже немного завидно. Лично у меня сна ни в одном глазу. Да еще эта вонь! Что, скажите мне, пожалуйста, может ТАК вонять? Как будто одновременно кого-то стошнило и прослабило. И вдобавок… Да, несомненно, это слабый запах крови и смерти.
Пока я предавался размышлениям, внутри ароматной постройки что-то глухо ухнуло. Потом еще раз. Потом до моих настороженных ушей долетел тихий шорох — шу-ух, шух, шух — и быстро удалился в противоположную от нас сторону. Птица? Может, сова? А что, похоже, сова — ночная птица, ухает и крыльями шуршит…
Белошерстый приподнял голову и тихо, стараясь не разбудить черноклокого, спросил у меня:
— Ты слышал?
— Сову-то? — стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе, преувеличенно бодро уточнил я.
— Дай то Боги, чтобы это была лишь сова, — изрек мрачный вердикт мой хозяин и снова лег спать. Я обнял исходящий нервной дрожью хвост. Вот уж умеет же Тилли успокоить!
Остаток ночи прошел тихо и спокойно. К утру я, наконец, успокоился настолько, что перестал трястись, как листик на ветру. А там и белошерстый с черноклоким проснулись.
— Ну-с, — с недовольным видом разглядывая заброшенный храм, произнес Тиллирет, — пойдемте, что ли?
— А завтрак? — тут же взбунтовался Пинмарин. — Я не могу работать на пустой желудок! А вдруг из- за этого мне придется оставить там какую-нибудь ценную вещицу?
— Вообще-то мы здесь по делу, — с тщательно сдерживаемым раздражением напомнил Бродяга, — а не для того, чтобы ценные вещицы собирать.
— Одно другому нисколечко не мешает, — жадно жуя припасенные фрукты, парировал Пин. — Впрочем, если тебе ничего не надо — дело твое, мне больше достанется. Ладно, я подкрепился, можем выдвигаться.
Маги подошли к высоким, в два человеческих роста, створкам. Вблизи запах был еще омерзительнее. Люди немедленно заткнули носы, а чупакабра оглушительно расчихался и отбежал в сторону.
— Я де могу дак работать, — прогундел зверь, уткнувшись носом в толстый хвост. — Мой чувствительный нос этого де выдерживаед!
Тиллирет опрометчиво отнял руку от собственного носа, чтобы потеребить бороду, но тут же был вынужден вернуть ее на место.
— Могу заколдовать наши носы, чтоб они ничего не чуяли, — через силу выдавил из себя Пинмарин.
— И мы все останемся вообще без носов, — съязвил Бес. — К тому же вдруг я из-за этого не смогу учуять что-нибудь важное?
— А сейчас сможешь? — оскорблено-ядовито осведомился Пин.
— Не смогу, — был вынужден признать зверь. — Наверное. Тилли, а нельзя как-нибудь убрать этот запах?
— Только вместе с храмом и изумрудом, — отрезал Тиллирет. — Ладно, выбора большого нет: или мы задыхаемся от вони, или я лишаю нас всех обоняния на весь день. Решайте.
— Я за второй вариант, — немедленно задрал вверх руку Весельчак.
Бес некоторое время колебался, переводя взгляд с храма на Тиллирета, потом с тяжелым вздохом сказал:
— Ладно, я согласен. Надеюсь, мне не придется пожалеть об этом.
Несколько пассов руками, десяток слов, которые в приличном обществе вполне могли бы принять за оскорбление [16], и наши путешественники наконец-то вошли в храм.
Честно говоря, лишившись возможности обонять, я почувствовал себя ущербным. Словно бы мир вокруг стал не таким ярким. Теперь я мог рассчитывать только на свои острое зрение и исключительный слух.
Правда, сразу выяснилось, что от зрения толку будет мало. Внутри царила такая непроницаемая тьма, что даже ручное солнышко белошерстого [17] не смогло ее разогнать. А гулкое эхо так искажало наши же шаги, что, казалось, нас преследует целая толпа. Шипы на моей спине невольно встопорщились — мне стало страшно.
Судя по виду человеков, они тоже чувствовали себя неуютно. Черноклокий старался прятаться за спиной Тилли, а сам белошерстый двигался неуверенно и замедленно, словно не мог решить, стоит ли вообще куда-то идти. Я втайне даже понадеялся, что сейчас он решит вернуться обратно, на остров, где обитает его самка, а меня ждет моя дорогая, горячо любимая Крада. Однако хозяин, к моему позору, оказался храбрее меня и вскоре пошел вперед широким быстрым шагом. Я, стыдясь самого себя и припадая животом к полу, побрел на полусогнутых лапах следом.
Мы прошли через несколько комнат, в которых царил капитальный беспорядок. С некоторых стен свисали вниз обрывки тканей, повсюду толстым слоем лежала пыль, и валялись какие-то обломки. Кажется, когда-то давно здесь буйствовал некто очень сильный и в очень дурном настроении. Кое-где я заметил на полу и на стенах старые следы от мощных когтей, отчего мне стало совсем нехорошо. Не хотел бы я встретиться на узкой тропинке с их обладателем! Вооруженная такими лезвиями лапка убьет с одного удара, и пикнуть не успеешь.
Похоже, что белошерстому все увиденное нравилось не больше моего. Морда у него становилась все более недовольной и настороженной, а шаг ускорился. Через следующие две комнаты мы почти пробежали, я даже не успел оглядеться по сторонам.
А затем Тилли остановился так резко, что мы с черноклоким врезались в него на полной скорости. К счастью, никто не пострадал, разве что Пин не удержал равновесия и свалился на пол, причем, к моему удивлению, молча. Я осторожно просунул голову между ног белошерстого. Впереди возвышалась груда барахла. Пришли.
Глава 16
— Чтож, будем надеяться, изумруд здесь, — пессимистично пробурчал Тиллирет, разглядывая наваленную до потолка кучу. Пин, не теряя времени, уже копошился неподалеку, раскладывая вещи на две кучки: полезную и бесполезную. Пока что первая была гораздо меньшего размера.
