— Да наклевывается тут одна штучка… Но над ней еще нужно серьезно поработать…
Речь моя была плавной и размеренной, но едва погас экран монитора, я бросился к нему, словно тигр, и сейчас же запросил статистику по мыслефильму “Робинзон”.
Фильм заказали уже около трех тысяч человек, просмотреть успели пока только двести. По экрану побежали строки кратких зрительских отзывов: “Фильм неплохой. Снято не очень умело, но с душой. В. Померцалов”, “Основные тенденции неоколабризма схвачены автором в основном верно. Беспокоит серьезный уклон в отрицание амбивалентности полиэтичных структур. К. Мезозойский”, “Нормальное кино. Вырубонов маловато. Ученики 4-А”, “Очень понравилась звездная ночь на берегу океана. Т. Щепкина”, “Ну что к чему? Л. Тодср”.
Закончив читать отзывы, я обернулся и увидел столпившихся за моей спиной инженеров нашей лаборатории, товарищей по работе. Они пришли поздравить меня с премьерой.
ЖДИТЕ СОБЫТИЙ
Последний вопль Алика, я прошелся по барабанам и грохнул тарелками. В глаза ударил яркий свет, и ликующая толпа дружно зааплодировала, посвистывая от удовольствия.
Все, на сегодня хватит. Но праздник не окончен, мы лишь уступаем место многостаночникам — диск-жокеям.
— Дорогое друзья! Наш марафон продолжается! После Алика Черняева и его компании вас приветствует и поздравляет с праздником сеньор Челентано!
Обесточив аппаратуру, мы расположились у стойки бара.
— Вина труженикам микрофона! — закричал Вовка-бармен и принялся разливать по бокалам коктейль. Покончив с коктейлем, он наклонился ко мне и тихо спросил:
— Ты случайно не знаком вон с теми девочками?
Я взял бокал и немного отпил.
— Можно обернуться?
— Давай.
Я развернулся на табурете и сейчас же понял, о каких девочках он говорит. У окна стояли четыре ослепительные особы и, светски улыбаясь, говорили, казалось, о погоде и туберозах. Правда, было в них что-то неестественно-телевизионное: безукоризненные черты лица, гладкая кожа, великолепные волосы и идеальные фигуры, подчеркнутые туалетами, наверняка вызывающими черную зависть женской половины зала и возбуждение мужской.
— Голливуд, — пробормотал сзади Вовка, — и Кристалл Палас. Между прочим, они только что сидели здесь, и я случайно слышал, о чем они говорили. Прямо шпионки какие-то. Одна, значит, говорит: “Слушайте, что-то тут не так, все на нас глаза так и пялят… Вырядились!” А другая ей: “Ничего страшного, это их только привлекает”. А вон та, что сейчас слева, видишь? Тут и заявляет: “У меня что-то с глазами. Мне уже третий раз говорят: “Ах, у вас необыкновенные глаза!” А первая тогда: “Ну, не знаю. Как на фотографии было, так и сделали”. Представляешь?
Я как раз в холодильник полез, им меня не видно, слушаю и ничего понять не могу. О чем это они? Выглянул осторожно из-за дверцы. Вон та, в голубом, в это время говорит: “Ладно, как насчет результатов?” — “Нормально, — отвечают. — Завтра они уже почувствуют, а послезавтра… послезавтра почти с каждым что-нибудь произойдет”. А эта, глазастая, опять: “Мне, — говорит, — один попался, то ли хамло, то ли дурак совсем. Я даже не представляю, что с ним будет.” А они ей: “Ничего, от этого не умирают”. Чувствуешь?
Я снова повернулся к Вовке.
— Да-а. Самобытные девочки. По-моему, раньше я их не видел, ни здесь, ни в институте.
— Эх, был бы я сейчас посвободнее, я бы ими серьезно занялся, — вздохнул Вовка.
— Хм! Пожалуй это мысль.
Я огляделся. Алик с Полиной уже растворились в танцующей толпе, а Витька-басист по-прежнему потягивал свой коктейль. Я поднялся со своего места и свободным шагом направился к окну. Меня заинтересовал Вовкин рассказ. Не то чтобы я безоговорочно поверил ему, но какой-то таинственностью определенно веяло от этих девиц, словно сошедших с телеэкрана. Остановившись перед стройной черноокой красавицей, я очень непринужденно пригласил ее танцевать. Ах, черт побери! Она так улыбнулась, словно ей было чрезвычайно приятно. Дебют я избрал стандартный и узнал, что зовут Леной (“Редкое имя”, — сострил я), учится, но не у нас, а живет совсем рядом — на Цветочном бульваре. Я сказал, что тоже живу на Цветочном, и выразил сожаление, что мы никогда там не встречались.
— Знаете, Лена, вы меня извините, но у вас такой вид, будто вы готовите всем присутствующим жуткий сюрприз.
Она внимательно поглядела на меня и улыбнулась.
— А вы против?
— Нет, почему же? Наоборот. Жизнь наша так однообразна… Что-нибудь чудесное, даже сверхъестественное, совершенно Необходимо. Давайте. Если по улицам будут гулять бронтозавры и снежные люди, я первым готов кричать “ура!” с балкона.
— А вот этого не будет! — Лена усмехнулась. — Между прочим, нехорошо подслушивать чужие разговоры. Но раз у, вы так любите таинственные приключения — пожалуйста, сколько угодно. Но только имейте в виду, каждый получит то, чего заслуживает!
Последняя фраза прозвучала совершенно серьезно.
— Как это — получит? — удивился я. — Когда получит?
— Ну хватит! — сказала Лена. — Мы заболтались?
Музыка вдруг оборвалась, и вспыхнул яркий свет. Передо мной стоял Алик Черняев, он кричал, что давно пора за стол и все уже наверху. Я огляделся. Зал был почти пуст. На сцене, потрескивая, остывала аппаратура, а в дальнем углу меняли прожекторную лампу. Лены не было.
Черняеву наконец надоело смотреть на мою тупую физиономию, он Схватил меня за рукав и потащил в банкетный зал. В этот вечер я больше не видел Лену и ее подруг, но смутное предчувствие чего-то необычного тревожило душу. Это ощущение не покидало меня до следующего утра. Едва проснувшись, я вспомнил о Лене, но дать толковое объяснение вчерашним событиям мне так и не удалось. После длительных размышлений я решил позвонить Вовке. Может быть, первооткрыватель “голливудского феномена” знает что-нибудь новое? Ведь он — виртуоз в своем деле, быть барменом на праздниках ему нравится не меньше, чем заведовать своими машинами в будни. Он считает своим долгом быть лично знакомым с каждым.
Я подошел к телефону и снял трубку. Гудка не было, слышалось только слабое шуршание и легкий электрический треск. Черт, опять не работает, подумал я, но в этот момент из хаоса шумов донесся далекий, искаженный, синтетический голос.
— Н-ну? — спросил он.
— Алло! — закричал я. — Алло!
— Ты не алокай, ты твори, чего нужно, — грубо ответил голос.
— Нужно?.. Я извиняюсь, я, наверное, не туда попал.
— А ты еще никуда и не звонил, — заявил голос.
— Да? То есть, я хотел сказать… — мне на мгновение показалось, что голос похож на Вовкин. — А кто это?
— Все ему интересно, — проворчал голос и, немного погодя, ответил: — Это джинн.
— Джим? Алло!
— Сам ты Джим. Сказано — джинн я. Телефонный.
— Ах, джинн!.. Ну тогда все понятно, — я решил ответить шуткой на шутку. — Только джинны должны говорить “Слушаю и повинуюсь”.
— Я тебя уж сколько слушаю и все не пойму, чему тут повиноваться, — раздраженно огрызнулся голос. — Ну что, будут желания или фиксировать вызов как хулиганские шалости с телефоном?
