Нисколько не боясь, что его догонят и призовут к ответу за дерзкий поступок, оскверняющий честь хозяев дома, путник перешел через площадь и, смешавшись с толпой суетливых горожан, пошел по улице Вольных Охотников в сторону конного базара. Не дойдя несколько десятков шагов до сборища торговцев, к которому стремился основной поток прохожих, пожилой, но бывший еще в силе мужчина свернул в Кожевенный переулок и перешел незримую границу между благополучным центром и бедствующей окраиной.
Дома вокруг сразу стали ниже, серее и запущенней, изменился и внешний вид мостовой, местами выщербленной, а кое-где частично отсутствующей. Количество прохожих, попадавшихся ему на пути, заметно снизилось, а вид тех, которых он все же встречал, оставлял желать лучшего. Нищенствующие оборванцы; подсобные рабочие, имеющие заработок далеко не каждый день, а поэтому и менявшие рваные портки не чаще пары раз за год; беспризорная детвора; спившиеся, едва волокущие ноги гулящие девки и прочие обитатели так называемого городского дна. В этом месте царила особая атмосфера, а в воздухе витали специфичные запахи, наслаждаться которыми гость Висварда явно не хотел, но во имя поставленной перед собой цели пошел на такую жертву.
Поплутав немного между разваливающимися домами, оврагами и кучами гниющих отбросов, странник наконец-то нашел дом, который искал. Он уже почти отпер проржавевший замок на двери заваливающейся набок деревянной хибары, как за спиной услышал пропитый, скрипучий бас и вторивший ему придурковатым хихиканьем противный фальцет:
– Кинжал мне твой нравится… и сапоги! – изрек прятавшийся среди кустов голодранец, выбравшись из веток и встав у мужчины в двух шагах за спиной.
– А заодно уж и плащик скидывай… рванье, но пригодится, – провизжал в перерыве между смешками второй разбойник, ловко спрыгнув с дерева и приземлившись на ноги за спиною у своего товарища.
– Вы ошиблись, поищите кого другого, – спокойно произнес мужчина, прервав возню с замком. – Добром прошу, отступитесь!
Имевший опыт боев и повстречавший на своем веку не одного разбойника чужестранец, конечно же, знал, что стоит ему лишь слегка обернуться, лишь только начать поворот, как по его затылку тут же пройдется дубина, которую держал в руках обладатель баса, видимо, старший в преступном дуэте.
– Слышь, Марвил, а он того… шутник!
– Не-а, Килс, он просто херой… лыцарь! – пропищал в ответ второй разбойник, издав гортанью харкающий звук и смачно плюнув жертве на спину.
Возможно, налетчики продолжали ли бы издеваться, а может быть, у них и не было настроения долго шутить, и за плевком послышался бы зловещий свист рассекающей воздух дубины. Однако путник гадать не любил, а для проверки на практике у него просто не было времени. Поняв, что миром с разбойниками не разойтись, бывший солдат ударил первым.
Присев на согнутых коленях, странник быстро развернулся всем корпусом, не только пригнувшись, но и переместившись на шаг влево. Подтвердив предположение о манере незамысловатой атаки, над его головой, чуть ли не сбив берет, пролетел шипастый кусок древесины, как выснилось впоследствии, не дубина, а обычная, неумело обтесанная под руку доска из забора со вбитыми в нее гвоздями. Пройдя мимо цели, увесистое оружие городских лиходеев с грохотом обрушилось на дверь, да так и осталось в ней, поскольку ржавые гвозди погрузились в доски на половину длины, и их уже не удалось бы вытащить без усилий.
Живот рослого разбойника оказался вблизи и совершенно открытым для короткого, прямого удара кулака, который незамедлительно последовал. Массивная туша застыла, верзила жадно заглатывал открытым до хруста в скулах ртом воздух. Второй, щуплый разбойник, все еще находившийся за спиной товарища, не сразу понял, в чем дело, и замешкался, не зная, как вернее применить выщербленный топор, зажатый в левой руке. Тем временем проворная жертва не мудрствовала, не изобретала изысканный способ расправы, а просто толкнула впередистоящего на суетившегося за его спиной. Когда же оба злодея упали, причем один придавил другого, мгновенно вошедший в азарт схватки бывший воитель не проявил благородство, а стал жестоко добивать ворочавшихся на земле и изрыгающих проклятия врагов сапогами, причем метясь не в грудь, не в живот, а точно в физиономию. Не прошло и минуты, как потасовка закончилась: окровавленные тела на земле перестали ворочаться, а мужчина, убедившись, что неудачливые налетчики не будут подавать признаков жизни по крайней мере в течение ближайшего часа, отвернулся и продолжил борьбу со ржавым замком.
Старенькие, заевшие пружины сопротивлялись гостю Висварда куда дольше, нежели лиходеи. Потратив на отпирание замка в пять-шесть раз больше времени, чем на расправу с разбойниками, мужчина наконец- то открыл дверь и тут же скрылся внутри заброшенного дома.
Голова палача кружилась, а руки слегка дрожали, что было для него весьма непривычно. С самой юности Вернард пил вино кувшинами, а пиво – бочонками, и ничего, никаких последствий, а тут всего три бутылки слабенького напитка, почти настойки, и на тебе… полноценные синдромы бурной попойки. Вот до чего может довести проклятая работа даже здоровенного мужичину, на котором не трудно и поле вспахать!
Стараясь не думать о том, что в самый неподходящий момент его рука может дрогнуть или, не дай бог, случится что и похуже, палач стоял возле пыточного стола и методично раскладывал на маленькой приставной скамье все необходимые для предстоящей работы инструменты. Возле одного из каминов едва копошились ленивцы-подручные, кипятя смолу и раскаливая до нужной кондиции пыточные крючки и прочие инструменты. Парни не хотели осваивать пыточное ремесло и поэтому не прилагали усилий, чтобы познать все тонкости с первого взгляда простой, но на самом деле почти ювелирной работы. Они добросовестно выполняли приказ графа, определившего их в подручные к палачу, но не более того. Каждый из четверых подмастерьев заплечных дел мастера спал и видел, как бы только уклониться от неприятных обязанностей и перейти в охранники или в охотники. Когда-то давно, еще в молодости, Вернард сам питал отвращение к искусству пыток, он хотел быть воителем Дома Ортанов, но не довелось, не сложилось, уж больно юный палач был хорош, в истязании других крылось истинное его призвание.
Тяжелая дверь подземелья открылась, и двое других лоботрясов, а по-иному Вернард своих нерадивых учеников и не называл, втащили в зал пыток багровый мешок. Кровь, когда-то хлеставшая из ран пленника, пропитала грубую мешковину и, застыв, образовала на ней отвратительную до тошноты корку, которая теперь блестела и переливалась, отражая свет дюжины факелов. За долгие годы службы палачом Вернард привык и к истошным воплям, и к ужасным картинкам мучений, вот только привыкнуть к некоторым запахам было сложно, поэтому каждый раз, прежде чем приступить к допросу или казни, заплечных дел мастер доставал из-за пояса два плотных ватных шарика и вставлял их в нос. Сегодня были особенный день и особенная ночь, на могучие плечи палача легли не только его прямые обязанности, но и исцеление господина, и много других хлопот, связанных с Домом. После графа и его сыновей Вернард был старшим, поэтому чуть ли не ежеминутно раздавал указания, проверял посты, следил за порядком, то есть, попросту говоря, задергался, забегался и забыл спасительные куски ваты в своей комнате. С одной стороны, это было мелочью, но с другой – весьма неприятным обстоятельством, которое могло усугубить и без того далеко не лучшее физическое состояние палача. К тому же «клиент» был ох каким хлопотным… Одним словом, пытка предстояла не из легких, но ее нельзя было отложить.
– Тащите сюда, олухи! – прикрикнул палач на подручных, бросивших тяжелую ношу возле входа. – Я, что ль, за вас его на столе раскладывать буду?! И вы, бездельники, хватит инструмент впустую ворочать, помогите дружкам! Не видите, они, слабенькие, притомились!
В чем-то Вернард был прав, в чем-то ошибался. Принесшие жертву подручные действительно подустали, но не потому что были слабы, а поскольку мешок оказался тяжелым. Несмотря на низенький рост, уродливый толстячок-«флейтист» весил уж больно много. Добрую половину пути крепким, плечистым парням пришлось тащить ношу волоком, что не могло не сказаться на физическом состоянии жертвы. Подручные палача не поленились проделать последние метры с ношей, сообразив, что «клиент» в мешке требовал куда более аккуратного обращения. Пленник был тяжело ранен и от ударов головой о ступеньки мог испустить дух. Смерть Арториса означала бы, самое меньшее, зверские побои от взбешенного мастера.
Нехотя взявшись за мешок, парни демонстративно осторожно подтащили его к столу, а двое других собратьев по цеху хоть и бросили возиться с инструментом, но на помощь уставшим подмастерьям не пришли. Вернарда разозлило упорное нежелание парочки работать, и он, повернувшись к ним лицом,
