ГЛАВА XVI
Бантинг вскочил и стал беспокойно расхаживать по комнате. Он приближался к кону, рассматривал прохожих, потом возвращался к камину.
Но на месте ему не сиделось. Бросив взгляд в газету, он снова вставал.
— Хватит, наконец, мельтешить, — не выдержала жена. — Не лучше ли тебе надеть шляпу и пойти прогуляться?
Бантинг с пристыженным видом поспешил облачиться в пальто, нахлобучил шляпу и вышел.
Он говорил себе, что его интерес к жутким событиям, которые только что произошли по соседству, вполне естественен и понятен. Эллен тут совершенно неправа. А как она вела себя утром: сначала взъелась за то, что он вышел узнать, из-за чего поднялся гвалт, а потом разъярилась еще больше, когда он, вернувшись, ничего ей не сказал — а он просто боялся вывести ее из равновесия!
Тем временем миссис Бантинг заставила себя снова спуститься в кухню. В этом холодном белом помещении с низким потолком ее стало трясти от страха. И тут она сделала то, чего никогда в жизни не делала и чему даже не знала примеров: вернулась и заперла за собой кухонную дверь.
Но и в полном одиночестве и безопасности она продолжала ощущать странный леденящий ужас. Ей казалось, что рядом прячется невидимка, который попеременно то дразнит ее и осыпает насмешками, то укоряет и угрожает.
Зачем только она разрешила — нет, велела — Дейзи на два дня уехать? С Дейзи, милой, родной и ни о чем не подозревающей, ей было бы не так страшно. Рядом с девушкой она чувствовала себя сильной, как прежде. Удобно иметь в доме кого-то, с кем не только не нужно, но даже и не следует откровенничать. С Бантингом, наоборот, ее преследовало ощущение вины и стыда. Бантинг ее законный муж и, в меру своего флегматичного характера, добрый и заботливый, а она скрывает от него то, что он имеет право знать.
И тем не менее, она ни за что на свете не выдала бы Бантингу своих подозрений… переходивших в уверенность.
Наконец миссис Бантинг вернулась к двери и отперла ее. Только поднявшись в свою спальню, она почувствовала себя немного лучше.
Она с нетерпением ждала Бантинга, но в то же время без него ей было в определенном смысле легче. Ей хотелось быть к нему близко, но когда он уходил, она радовалась.
Пока миссис Бантинг стирала пыль и подметала, стараясь полностью сосредоточиться на уборке, она не переставала вновь и вновь спрашивать себя, что происходит выше этажом…
Как долго спит жилец! Впрочем, в этом нет ничего удивительного, ведь лег он поздно ночью, а вернее сказать, утром.
Внезапно в гостиной наверху зазвонил колокольчик. Прежде квартирная хозяйка мистера Слута откликалась на такой зов немедленно и лишь после этого бралась за стряпню (скромная утренняя трапеза жильца объединяла в себе завтрак и ланч). Нынче она сразу спустилась в кухню и наскоро приготовила еду.
Медленными шагами, ощущая, как бешено колотится сердце, она стала подниматься. Рядом с гостиной, зная, что мистер Слут уже поднялся и ждет ее, миссис Бантинг поставила поднос на перила и прислушалась. Несколько минут в комнате царила тишина, а потом знакомый голос, высокий и дрожащий, произнес:
— И скудоумному, — сказала она: 'Воды краденые сладки и утаенный хлеб приятен'. И он не знает, что мертвецы там и что в глубине преисподней зазванные ею.
Наступила длительная пауза. Миссис Бантинг слышала, как жилец усердно листал Библию. Голос раздался вновь, но на сей раз он звучал мягче:
— Многих повергла она ранеными и много сильных убито ею. — И еще тише и жалобней: — Обратился я сердцем моим к тому, чтобы узнать, исследовать и изыскать мудрость и разум, и познать нечестие глупости, невежества и безумия.
Стоя под дверью и слушая, миссис Бантинг ощутила острую душевную боль. Впервые в жизни ей открылось, как несчастен человек, какое странное и печальное существование выпало на его долю.
Бедный мистер Слут… несчастный, не знающий покоя! Исчез страх, исчезло отвращение, осталась только всепоглощающая жалость.
Она постучала в дверь и взяла поднос.
— Войдите, миссис Бантинг. — Голос мистера Слута звучал еще слабее и бесцветней обычного.
Она повернула ручку двери и вошла.
Жилец поменял место. Теперь он сидел у окна, за круглым столиком, который принес из спальни. Прежде он держал на этом столике свечу, когда читал в кровати. Теперь там лежала открытая Библия и конкорданция. Однако при появлении хозяйки мистер Слут поспешно захлопнул Библию и обратил сонный взгляд в окно, на неприглядные толпы, наполнявшие Мэрилебон-Роуд.
— Сегодня на улице полным-полно народу, — заметил он не оборачиваясь.
— Да, сэр.
Когда она расстилала скатерть и выкладывала на стол завтрак, ее охватил смертельный инстинктивный страх перед человеком, сидевшим в двух шагах от нее.
Наконец мистер Слут встал и обернулся к ней. Она заставила себя посмотреть ему в лицо. Каким усталым оно было, каким изможденным и… странным.
Направляясь к столу, где ждал завтрак, мистер Слут нервным жестом потер руки. К этому жесту он прибегал, когда чем-нибудь бывал доволен, а вернее — вполне удовлетворен. Глядя на него, миссис Бантинг вспомнила, что он так же потирал руки, когда впервые осматривал комнаты третьего этажа и обнаружил там большую газовую плиту и удобную раковину.
Движения мистера Слута странным образом напомнили ей пьесу, которую она однажды смотрела. Это было очень давно. Ее, юную девушку, повел в театр молодой человек. Пьеса буквально зачаровала ее. 'Прочь, прочь, проклятое пятно!' — воскликнула высокая дама, красивая и неистовая, которая играла роль королевы, и стала тереть руки, точно так же, как теперь жилец.
— Прекрасный день, — заговорил мистер Слут, усаживаясь и разворачивая салфетку. — Тумана будто и не бывало. Не знаю как вы, миссис Бантинг, а я всегда радуюсь, когда светит солнце, или хотя бы пытается светить. — Он бросил на хозяйку испытующий взгляд, но она не сумела открыть рот, а только кивнула. Однако мистера Слута это не смутило.
Эта уравновешенная, молчаливая женщина внушала ему симпатию и уважение. Уже многие годы ни одна представительница женского пола не вызывала у него таких чувств.
Он опустил глаза на тарелку, с которой еще не была снята крышка.
— Сегодня у меня что-то нет аппетита, — пожаловался он. А потом внезапно извлек из жилетного кармана полсоверена.
Как успела заметить миссис Бантинг, на жильце был тот же жилет, что и накануне.
— Миссис Бантинг, могу я попросить вас подойти поближе?
После минутного колебания хозяйка повиновалась.
— Не примите ли вы этот маленький подарок? Я хочу отблагодарить вас за то, что вы разрешили мне воспользоваться вашей плитой, — произнес он спокойно. — Я старался по возможности избегать беспорядка, но, по правде говоря, когда проводишь такой сложный эксперимент…
Поколебавшись, миссис Бантинг протянула руку и взяла монету. Пальцы, скользнувшие по ее ладони, были холодные как лед — холодные и липкие. Судя по всему, мистеру Слуту нездоровилось.
Когда она спускалась, в окне заблестело зимнее солнце — алый шар в затянутом дымкой небе, и (или это ей привиделось?) на золотую монету, которую она держала в руках, пал кроваво-красный отсвет.
В тихом доме Бантингов этот день протекал как все прочие, но на улице, конечно, царила необычная суета.
Вероятно оттого, что в небе после долгого перерыва светило солнце, можно было подумать, будто весь Лондон сбежался сюда развлекаться.
Когда Бантинг, наконец, вернулся, жена молча выслушала его подробный рассказ о царящем вокруг
