На берегу Эврипа беотийцы потерпели полное поражение; еще в тот же самый день победоносное войско перешло на о. Эвбея и одержало решительную победу над халкидцами. Вследствие этого Халкида попала в зависимость от Афин, и часть поместий халкидской знати была отдана в собственность афинским колонистам. Беотийцы же продолжали войну, поддерживаемые Эгиной, флот которой опустошал берега Аттики. Решительного успеха не добилась ни одна из воюющих сторон, и наконец заключен был мир на условиях прежнего владения. Молодая аттическая демократия блистательно доказала свою жизнеспособность.
Свержением Писистратидов закончился период тирании в самой Греции. В малоазиатских городах тираны держались еще только искусственно, благодаря поддержке персов. Правда, в Сицилии тирания именно в это время достигла высшей точки своего развития; но и здесь ей суждено было пасть уже спустя немного десятилетий. Нация уже переросла монархию, борьба между знатью и гражданством была окон чена. Но оба эти сословия нашли теперь общего врага в массе безземельных, которые добивались участия в государственной жизни. Однако в ближайшее время всякие внутренние раздоры отступили на задний план ввиду опасности, которая грозила независимости нации с востока.
ГЛАВА XI. Освободительные войны
Греческому народу выпала на долю счастливая возможность развиваться самобытно, почти не подвергаясь насильственным внешним влияниям, вплоть до достижения полной духовной и политической зрелости. Ни один чужеземный завоеватель не пытался проникнуть в Грецию; а когда сами греки начали распространять свое владычество над островами и побережьями Средиземного моря, они не встречали серьезного сопротивления в варварских обитателях этих стран. Даже финикийцы в первое время везде уступали грекам и почти без борьбы предоставили им все торговые округа, которые они до тех пор эксплуатировали.
В VI столетии эти обстоятельства начали изменяться. Малоазиатские греческие города подпали под лидийское, Кипр — под египетское владычество; на западе финикийцы сплотились вокруг Карфагена в единое государство, которое вскоре начало наступать на греков. Но только расцвет персидского могущества грозил серьезною опасностью свободе греческой метрополии.
Древние восточные монархии — Мидия, Лидия, Вавилония, Египет — были одна за другой покорены Киром и Камбизом. Владения персидских царей простирались от Эгейского моря и Большого Сирта до Яксарта и Инда. Это было государство, равного которому мир не видел ни раньше, ни впоследствии. Персидская монархия на исходе VI века была не только первой, но и вообще единственной великой державой, наряду с которой существовали только незначительные мелкие государства. Казалось, только от воли персидского царя зависело определить границы своего владычества.
В самом деле, государство располагало почти неистощимыми военными силами. Если обширное Иранское плоскогорье и было сравнительно скудно населено, то при своем громадном протяжении (около 3 млн кв. км) оно все-таки имело очень большое абсолютное население. Зато чрезвычайно густо были населены плодородные равнины по Евфрату и Тигру, Нильская долина и древняя культурная страна — Сирия. Царь имел возможность собрать любое количество войска, какое только он мог прокормить. Кроме того, обладание морским побережьем на протяжении от Нила до Геллеспонта доставляло средства, чтобы снаряжать сотни боевых кораблей, во главе которых стоял превосходный флот финикийских торговых городов.
Финансовые силы государства не уступали его военным силам; под скипетром персидского царя были соединены богатейшие страны тогдашнего мира. Наряду с земледелием процветали торговля и промышленность, особенно в западной половине государства; еще греки V столетия смотрели на города вроде Мемфиса, Вавилона, Сузы, Экбатаны с таким же удивлением, как средневековые путешественники на Каир или Багдад. Доходы царя простирались при Дарии до 7600 персидских серебряных талантов (около 19 ООО кг золота), к которым присоединялись еще значительные натуральные повинности. Так как на текущие расходы далеко не требовалось таких крупных сумм, то цари могли накоплять большие богатства. По достоверным известиям, Александр получил в добычу в Сузе 40—50 тыс. а в Персеполе 120 тыс. талантов серебра. Нужно помнить при этом, что Афинская государственная казна к началу Пелопоннесской войны заключала в себе только 6000 талантов, между тем как все доходы Аттического государства около этого времени не превышали 600 талантов.
И все эти неисчислимые богатства находились в полном распоряжении одного человека. По сравнению с волей царя не имела никакого значения ни одна другая воля в государстве; знатный сатрап, как и простой поденщик — все в одинаковой степени были рабами царя, все повергались в прах перед своим владыкой — зрелище, наполнявшее глубоким отвращением всякого эллина. Таким образом, политическая сила государства обусловливалась в значительной степени личностью царя.
Но и помимо этого государство скрывало в себе немало элементов слабости. Уже громадное протяжение нейтрализовало до известной степени большие материальные средства, которыми оно располагало. В самом деле, требовалось более 4 месяцев, чтобы привести войско из Вавилона в Сарды или к Нилу, и еще больше времени, чтобы стянуть отряды из отдаленных провинций. Поэтому для каждого большого похода, который предпринимал царь, нужны были многолетние приготовления. Да и качества этих войск оставляли желать многого. Население страны в громадном большинстве было невоинственно, не говоря уже о том, что оно лишь против воли шло на войну за своих чужеземных властителей. Правда, сами персы, и вообще арийские племена Иранского плоскогорья, были хорошими солдатами, особенно отличными наездниками и стрелками из лука. Однако, как ни полезны были эти роды оружия на обширных равнинах Азии, — на изрезанной или гористой местности персы, благодаря недостатку дисциплины и легкому вооружению, ус тупали греческим гоплитам; и еще больше была, в сравнении со свободными гражданами греческих городов, моральная слабость азиатов, которые дрожали перед кнутом своих офицеров и сражались только за своего царя и господина.
Вообще самым больным местом персидской монархии было то, что она была основана только на грубой силе и ею одной держалась. Бесчисленные народы, входившие в ее состав, не были связаны между собой каким-нибудь общим интересом; а персидское владычество не сумело, да и не пыталось слить эти народы в одно целое. Вавилоняне, мидийцы, египтяне, жители Малой Азии во времена Александра были еще так же чужды друг другу, как некогда во времена Дария; все они, исключая, может быть, одних мидийцев, приветствовали падение персидского господства как освобождение от невыносимого ига.
Уже после смерти Камбиза II во время его возвращения из Египта был момент, когда едва только основанное государство, казалось, опять готово было распасться. В коренной провинции Персиде началась гражданская война, и целый ряд подчиненных народов воспользовался этим случаем, чтобы попытаться свергнуть с себя чуждое владычество. Только после продолжительной борьбы Дарию, принцу из боковой линии дома Ахеменидов, удалось утвердиться на престоле и снова покорить отпавшие провинции. Он дал теперь государству более строгую административную организацию и особенно урегулировал финансы, точно определив размер дани отдельных областей.
Новый царь обратил свои взоры на запад, которым Кир и Камбиз, занятые более важными делами, слишком пренебрегали. Впрочем, покорение европейской Греции, по крайней мере вначале, не входило, кажется, в его планы. Дарий прошел через Босфор, Фракию и страну гетов до Истра, перешел через эту реку и проник далеко в глубь дикой страны скифских племен (в нынешней южной России). Какие мотивы побуждали его к этому странному походу, который даже в случае удачи нисколько не увеличил бы его могущества, не знал даже Геродот; вероятно, это была простая жажда завоеваний, соединенная с незнанием географии. Однако предприятие потерпело полную неудачу; скифы удалились в глубь своих степей и болот, и персидское войско, которое нигде не могло найти неприятеля, принуждено было в конце концов возвратиться через Дунай вследствие недостатка в съестных припасах.
Это поражение должно было глубоко поколебать персидское влияние в Малой Азии. До сих пор персы переходили от победы к победе, всюду им предшествовала слава непобедимости; теперь поражение произвело тем более сильное впечатление, что неудачным походом руководил сам царь. Немногого недоставало, чтобы десант греческого флота, которому было поручено охранение моста через Дунай,
