симптом; никто не мог предугадать, что произошло бы, если бы дела в Халкидике приняли неблагоприятный для Спарты оборот.
Поэтому спартанцы решили предупредить опасность, и они нашли поддержку в самих Фивах. Здесь существовала сильная партия, которая не одобряла политики, поставившей Беотию в оппозицию к Спарте; полное крушение этой политики в Коринфской войне должно было доставить этой партии влияние на государство. Как раз теперь один из ее вождей, Леонтиад, занимал высшую государственную должность в Фивах — должность полемарха, правда, в товариществе с Исмением, вождем партии, враждебной Спарте. Когда брат Эвдамида, Фебид, проходил через Беотию с подкреплениями для стоявшей под Олинфом армии, Леонтиад открыл ему ворота Кадмеи. Когда спартанцы заняли крепость, противники не решились оказать им сопротивление; кто мог, искал убежища в Афинах. Исмений был арестован и предан суду, причем Спарта прислала в трибунал трех членов, а каждое из союзных пелопоннесских государств — по одному. В характере приговора нельзя было сомневаться; человек, так много способствовавший возникновению Коринфской войны и обогатившийся персидским золотом, был осужден, как предатель Эллады, и казнен.
Весть о происшедшем в Фивах вызвала сильнейшее негодование во всем эллинском мире. Спартанское правительство постаралось снять с себя ответственность в этом деле; Фебид был привлечен к суду и приговорен к штрафу в 10 000 драхм. Но того, что было сделано, Спарта, конечно, не могла и не хотела вернуть; таким образом, гарнизон остался в Кадмее, и Фивы включены были в Спартанский союз. Разрушенная 44 года назад Платея была теперь восстановлена, и призваны обратно на родину оставшиеся в живых прежние ее обитатели; эта мера очень много способствовала успокоению взволнованного общественного мнения в Афинах и, кроме того, была отлично рассчитана на то, чтобы на будущее время посеять раздор между Афинами и Фивами.
Теперь союзники, отряды которых до сих пор еще не принимали участия в военных действиях, поспешили присоединить их к армии, находившейся в Беотии; Фивы также выставили отряд гоплитов и всадников. Брат Агесилая Телевтий принял начальство над соединенной армией и повел ее в Македонию. Там он соединился с войском Аминты, лучшую часть которого составляли 400 отборных всадников, присланных Дердадом, князем македонской области Элимиотиды. Под стенами Олинфа произошло сражение с халкидцами, которые были разбиты наголову; однако побежденным удалось без больших потерь укрыться за своими укреплениями. Для осады Олинфа Телевтий был недостаточно силен; поэтому он ограничился опустошением неприятельской страны, а вскоре зима положила конец военным дейст виям.
Следующей весною (381 г.) под Олинфом снова произошло сражение, и на этот раз лакедемоняне потерпели полное поражение; Телевтий пал, а его армия с большим уроном была рассеяна во все стороны. Теперь ведение Халкидской войны взял на себя царь Агесипол I. Ввиду превосходства его боевых сил олинфяне не решились вступить в бой; не встречая сопротивления, царь опустошил неприятельскую страну до самых стен столицы и завладел важным пунктом Тороной. Агесипол скоро умер от горячки, но силы неприятеля уже были надломлены. Олинф был окружен со всех сторон и в конце концов вынужден голодом к сдаче. Халкидский союз был уничтожен, а Олинф должен был признать над собою верховную власть Спарты и обязаться выставлять войско в случае войны (380 или 379 г.).
В Пелопоннесе между тем возникли новые осложнения. Хотя Флиунт, по приказанию эфоров, призвал обратно изгнанников (см. выше, с. 154), но при возвращении им конфискованных имений возникли различные затруднения, и вернувшиеся на родину изгнанники принуждены были опять прибегнуть к вмешательству Спарты. Царь Агесилай I приступил к восстановлению изгнанников в их правах путем экзекуции (летом 381 г.), и когда флиунтское правительство изъявило готовность исполнить требования спартанцев, Агесилай потребовал допущения в Акрополь гарнизона. Выведенные из себя этим требованием, флиунтцы предпочли подвергнуться осаде; год и восемь месяцев пришлось Агесилаю простоять под городом, пока наконец голод заставил осажденных сдаться на волю победителя (в начале 379 г.). Виновники отпадения подверглись строгому суду, конституция была изменена в олигархическом духе и поставлен в крепости гарнизон. Пелопоннесцам еще раз было наглядно показано, что всякое сопротивление Спарте напрасно.
Таким образом, Спарта благодаря своей рассчитанной и беспощадной политике в течение немногих лет вернула себе господствующее положение на греческом полуострове, которое она потеряла вследствие Коринфской войны; казалось даже, что могущество Спарты было теперь прочнее, чем когда-либо ранее. Этими успехами она обязана была главным образом царю Агесилаю И. С тех пор как он, летом 394 г., вернулся из Азии в блеске только что одержанных им побед над варварами, он занимал бесспорно первое место в Спарте, а вместе с тем и вообще в Греции. Лисандр умер; царь из другой династии, Павсаний, жил в изгнании, его сын Агесипол был несовершеннолетний мальчик, который даже по своем вступлении на престол остался в подчиненном положении по отношению к своему старшему соправителю. Таково же было отношение Агесилая и к младшему брату и преемнику Агесипола, Клеомброту; а когда последний спустя несколько лет пал при Левктрах, в доме Агиадов снова наступил период регентства. Таким образом, двойственность царской власти в правление Агесилая фактически исчезла. Геронтов и эфоров Агесилай сумел ловко расположить к себе уступчивостью; он упорно отказывался от оказываемых лично ему почестей; в своем образе жизни и в манерах он был прост, как истый спартанец. Настоящей гениальностью он, впрочем, не обладал ни как политик, ни как полководец; успехи в области тактики и стратегии, достигнутые как раз в это время Ификратом, Хабрием и Эпаминондом, оставались ему совершенно чужды, и он, подобно большинству его соотечественников в тесном смысле, не понимал, что политика должна считаться и с нравственными факторами. Именно это грубое пользование правом сильного, проходящее красной нитью через всю политику Агесилая, и было одной из главных причин крушения спартанского могущества.
ГЛАВА VI. Возрождение демократии
Насильственная политика, которую преследовала Спарта со времени Анталкидова мира, возбудила в Греции всеобщее неудовольствие. Но мелкие государства поневоле должны были допускать то, чему они не в силах были воспрепятствовать, а иные из них принуждены были еще и поставлять свои полки в спартанскую армию; из великих же держав Эллады одна, Сиракузы, находилась в тесном союзе со Спартой, а другая, Афины, заботилась только о том, чтобы посредством политики сосредоточения сил залечить ра ны, нанесенные ее благосостоянию последней войной.
Здесь после Анталкидова мира прежде всего привлекли к суду тех лиц, которые довели государство до необходимости одновременно бороться со Спартой и с Персией. Агиррий, более всех виновный, был присужден к большому денежному штрафу, и так как не мог заплатить его, то был заключен в тюрьму, где просидел много лет; политическим влиянием он уже более никогда не пользовался. Фрасибул из Коллита, эскадра которого была взята в плен Анталкидом (см. выше, с. 149), подвергся суду по двум процессам, из которых, впрочем, вышел победителем; Дионисий, который также командовал частью флота на Геллеспонте, был казнен, как государственный изменник. Та же участь постигла и Кононова друга Никофема, и его сына Аристофана, которые служили на Кипре в армии Хабрия. Формисий и Эпикрат, заслуженные демократы, которые были отправлены послами к царю, поплатились жизнью за то, что не сумели добиться более выгодных условий для Афин.
В то же время приложены были все старания к тому, чтобы поддержать хорошие отношения как с Персией, так и со Спартой. По требованию персидского царя Хабрий был отозван из Египта, где он со времени заключения мира занят был организацией обороны страны; напротив, Ификрат получил позволение вступить в персидскую службу на время экспедиции против Египта (379 г.). В самой Греции Афины не препятствовали Спарте подчинить себе Мантинею и завладеть Фиванской крепостью, и оппозиция с полным правом могла упрекать правительство в том, что олигархическая реакция в Фивах произошла с его ведома и по его желанию. Кажется даже, что Афины теперь уступили настояниям Спарты и отказались от власти над Делосом и его богатым храмом, которую они сначала, — правда, вопреки
