точному смыслу Анталкидова мира, — еще пытались удержать в своих руках.
Однако фиванским изгнанникам Афины дали у себя убежище, и они сделались, конечно, предметом всеобщего сочувствия в демократическом городе. Поэтому они не остались без поддержки, когда в середине зимы 379/378 г. начали подготовлять переворот с целью освобождения Фив. В заговоре приняли участие даже два афинских стратега; исподтишка был приготовлен отряд войска, который должен был служить опорой движению в случае удачи. Один из эмигрантов, Мелон, вместе с шестью товарищами пробрался через беотийскую границу; им удалось, не возбудив подозрений, поздним вечером войти в Фивы, где у них был сообщник в лице государственного секретаря Филлида. Полемархи подверглись неожиданному нападению во время пирушки и были умерщвлены; убит был также Леонтиад, который четыре года назад бросил Фивы в руки спартанцев. После этого восстали граждане, афиняне подоспели на помощь и вместе с фиванцами приступили к штурму Кадмеи. Спартанские военачальники, не рассчитывая устоять против врага, сдали крепость, выговорив себе право свободного отступления. В Фивах установлен был демократический строй и освободитель Мелон избран в полемархи; вместе с ним избраны были его товарищ Пелопид, один из семи эмигрантов, приехавших из Афин, и Харон, давший в своем доме приют заговорщикам. В том, что со стороны Спарты предстоит страшная расправа, разумеется, никто не сомневался. Поэтому сделана была попытка прийти к соглашению с нею; Фивы изъявили готовность сохранить союз, который олигархическое правительство заключило со Спартою.
Но после всего, что произошло, Спарта, конечно, не могла согласиться на эти предложения; для того, чтобы положение, занятое государством со времени Анталкидова мира, не потерпело тяжелого удара, честь оружия должна была во что бы то ни стало быть восстановлена. Офицеры, командовавшие войском в Кадмее, были казнены или приговорены к уплате тяжелого штрафа; и еще зимою в Беотию была послана пелопоннесская армия под начальством юного царя Клеомброта, который унаследовал трон своего брата Агесипола II после его преждевременной смерти под Олинфом. Об осаде, конечно, нечего было думать в эту пору года; а так как неприятель отказывался от сражения и в Фивах не произошло восстания против демократического правительства, то Клеомброту ничего другого не оставалось, как пуститься в обратный путь после 16-дневной стоянки на высотах Киноскефал, в южной части города. Одна треть войска оставлена была в Феспиях для наблюдения за фиванцами и для охраны второстепенных городов Беотии.
Если, таким образом, экспедиция в военном отношении не дала никаких результатов, зато появления пелопоннесской армии на границе Аттики было достаточно, чтобы отбить у афинян всякую охоту к войне. Оба стратега, самовольно оказавшие помощь фиванским демократам, были приговорены к смерти, и один из них действительно был казнен, тогда как другой отправился в изгнание. Фивы были совершенно изолированы, и этим, казалось, была решена участь восстания демократов.
Но рассеять недоверие правящих кругов Спарты к аттической политике было нелегко. Самое меньшее, чего можно было опасаться со стороны Афин, это — нейтралитета, благоприятного Фивам; но кто мог поручиться за то, что радикальной партии в конце концов все-таки не удастся увлечь государство к деятельному участию в войне? Не лучше ли было предупредить опасность? Ввиду этих соображений Сфодрий, командовавший войском в Феспиях, решился напасть на Пирей. Он рассчитывал пройти расстояние от беотийской границы до Пирея — 50 километров — в одну зимнюю ночь; но этот расчет оказался ошибочным: когда начало светать, войско находилось лишь у Элевсина на Фриасийской равнине. Смелое предприятие окончилось неудачей, Сфодрий принужден был вернуться, причем дело не обошлось без разграбления пограничных аттических деревень.
В Афинах даже теперь еще надеялись сохранить мир и ограничились тем, что потребовали от Спарты удовлетворения. Сам Сфодрий считал для себя неизбежным смертный приговор и бежал за границу. Но царь Клеомброт и сын Агесилая, Архидам, добились оправдательного приговора для Сфодрия; в Спарте, очевидно, думали, что Афины не станут серьезно настаивать на своем требовании. Но спартанцы ошиблись; в Афинах теперь снова одержала верх военная партия, и заключен был с Фивами оборонительный союз. Впрочем, дело не дошло до объявления войны Спарте; да и лакедемоняне старались не доводить Афины до крайности и по-прежнему относились к Аттике как к нейтральной стране.
Тем энергичнее решили они действовать против Фив. Как только стал созревать хлеб, Агесилай собрал войска пелопоннесских союзников и направился через Киферон в Феспии, где присоединил к своей армии отряд, оставленный там Клеомбротом; теперь он располагал 18 тыс. пехотинцев и тысячью пятьюстами всадников. Между тем на помощь Фивам пришел афинский отряд под начальством Хабрия. В ожидании неприятельского нападения фиванцы окружили свою страну цепью укреплений; однако Агесилаю удалось прорваться в свободном от охраны месте, и союзники принуждены были отступить назад в Фивы. Под стенами города они выстроились для сражения; но Агесилай не решился напасть на крепкую позицию неприятеля, — успех, которым Хабрий по праву гордился больше, чем любой победой в открытом поле. Итак, царь должен был ограничиться опустошением фиванской области; затем он вернулся на Коринф ский перешеек и там распустил свое войско по домам. В Феспиях остался Фебид с отрядом наемников.
Теперь фиванцы перешли к наступательным действиям; выступивший против них Фебид был разбит и сам пал в сражении. Вследствие этого и во второстепенных городах Беотии начала поднимать голову демократическая партия, и спартанцы принуждены были послать в Феспии в качестве гарнизона отряд своего ополчения, чем на время остановлены были успехи фиванцев.
Следующей весною (377 г.) Агесилай снова предпринял поход в Беотию. В этот раз он также без труда прорвал оборонительную линию перед Фивами и уничтожил хлеб на полях; до значительного сражения дело не дошло, как и в предшествовавшем году. На обратном пути в Пелопоннес Агесилай в Мегаре заболел тяжелой болезнью, которая надолго приковала его к постели; поэтому весною 376 г. руководство экспедицией против Фив было возложено на царя Клеомброта. Впрочем, предводительствуемая им армия даже не достигла Беотии, так как неприятель загородил проходы Киферона.
Между тем Афины прилагали все усилия к тому, чтобы в третий раз вернуть себе дважды утраченную гегемонию на море. Уже непосредственно после Анталкидова мира возобновлены были союзные договоры с Хиосом, Митиленой, Метимной и Византией; Родос также вступил снова в союз с Афинами, когда его малоазиатская коалиция со смертью Глоса распалась (около 379 г.). Попытки завязать прежние отношения с фракийскими халкидцами, правда, остались безуспешными вследствие вмешательства спартанцев; зато Фивы, как мы видели, весною 378 г. вступили в союз с Афинами. И вот, после того как разрыв со Спартою был провозглашен официально, Афины обратились ко всем эллинам и варварам, не подвластным персидскому царю, с воззванием сомкнуться в союз для противодействия притязаниям Спарты. Основою союзного договора должны были служить постановления Анталкидова мира. Всем участвующим государствам обеспечивалась автономия, персидский царь признавался владыкою азиатского материка; Афины отказывались от всяких притязаний на свои старые колониальные владения, и впредь афинянам вообще воспрещалось приобретать дома и земли на всем протяжении союзной территории. Для руководства общими делами был учрежден союзный совет, который заседал в Афинах и в котором участвовали с правом голоса делегаты всех союзных государств; сами Афины не имели в нем пред ставителя, и решения совета получали законную силу только в случае согласия между руководящим государством и советом. Издержки по содержанию союзного флота должны были покрываться взносами, размер которых каждый раз определялся союзным советом сообразно наличным потребностям. Заведование этими деньгами и руководство военными действиями вручалось Афинам (весною 377 г.)[4].
Организуя новый союз на таких началах, Афины приносили тяжелую жертву; это было равносильно полному разрыву с политикой, которой они следовали до Анталкидова мира, и окончательному отказу от мысли о восстановлении государства в его старых формах, которую пытался осуществить еще Фрасибул. Мало того: тысячи афинских граждан теряли последнюю надежду вернуть себе свои внеаттические имения, которых они сами или их отцы лишались благодаря катастрофе 404 г. Но эти жертвы не оказались бесплодными. Эвбейские города тотчас вступили в новый союз, исключая Орфос, занятый лакедемонским гарнизоном; то же сделали Северные Спорады — Пепарея, Скиаф и Ик, затем Тенедос при входе в Геллеспонт, Церинф и Маронея во Фракии, Парос и другие соседние острова, — далее, города, остававшиеся до сих пор в союзе с Афинами: Хиос, Митилена, Метимна, Византия, Родос и Фивы. Таким образом, Афины сразу опять заняли положение господствующей державы на Эгейском море; теперь они снова могли взять в свои руки заведование Делосским храмом, от которого, как мы видели, они должны