Афинах большинство старых землевладельческих фамилий обеднело, тогда как всевозрастающее развитие крупной промышленности, крупной торговли и банковского дела привело к сосредоточению больших состояний в руках удачливых предпринимателей. Так, банкир Пасион оставил 30 талантов (выше, с.236), а состояние горнозаводчика Дифила, жившего во времена Александра, равнялось, по преданию, даже ста шестидесяти талантам. Но и теперь еще оставался многочисленный средний класс. Когда после Ламийской войны политическая полноправность была ограничена гражданами, состояние которых превышало 2000 драхм, то нашлось 9000 афинян, удовлетворявших этому цензу, при общем числе граждан в 21000. Эта пропорция была почти равна той, какая в эпоху Пелопоннесской войны существовала между фетами и гражданами трех высших классов, потому что при понижении ценности денег 2000 драхм во время Ангипатра значили то же, что 1000 драхм, ценз фета, в эпоху Перикла. Таким образом, в течение IV века количество пролетариев в Афинах, по-видимому, не увеличилось. Но Афины были экономически наиболее цветущим городом Греции, где каждый, кто желал трудиться, легко находил хорошо оплачиваемую работу и где в то же время правительство старалось уменьшать количество граждан-пролетариев путем создания клерухий в заморских владениях.
Напротив, в местностях, где население занималось преимущественно земледелием, господствовали отчасти совершенно иные условия; и нигде социальная неурядица не выступала так резко, как в Спарте. Здесь ясно обнаруживалось, как бессильны законодательные постановления перед силою экономических отношений. Запрещение отчуждать наследственный надел должно было защитить массу крестьянства; но оно оказало как раз противоположное влияние, потому что в силу этого закона безземельному или малоземельному и потому необеспеченному хлебопашцу было крайне трудно приобрести кусок земли, разве только ему посчастливилось жениться на дочери-наследнице. И вот сыновья сидели все вместе на отцовском участке, доходов с которого им, разумеется, не хватало на покрытие установленных законом издержек по участию в сисситиях; между тем участие в последних было обязательно для каждого, кто хотел считаться полноправным гражданином. С другой стороны, беспрестанные войны и усиленные военные требования, которые государство вынуждено было предъявлять к своим гражданам, привели к тому, что многие семьи вымерли и их земельные владения путем наследования сосредоточились в немногих руках, отчасти в руках женщин, которым во времена Александра принадлежало, по преданию, 2/5 всей земли в Лаконии. В конце концов и это консервативное государство принуждено было сделать уступку потребностям нового времени. Закон эфора Эпитадея предоставил каждому право — хотя и не продавать надел, но дарить его при жизни или по завещанию распорядиться им, как пожелает, что практически было, разумеется, равносильно разрешению продажи наделов. Но при громадном приливе иностранных ценностей в Спарту, особенно со времени Пелопоннесской войны, этот закон должен был только ускорить поглощение мелкого землевладения крупным. Действительно, уже ко времени сражения при Левктрах число полноправных спартанских граждан упало приблизительно до тысячи пятисот. Но наибольший ущерб нанесла Спарте потеря Мессении, лишившая почти половину всех граждан Спарты их земельных владений. Жизнеспособность спартанского строя и личная доблесть воспитанных им полноправных граждан блистательно доказываются тем, что государство оказалось в силах перенести и этот удар и что понадобилось еще более столетия, прежде чем пришлось произвести реформу иму щественных отношений. Да и тогда революция была произведена сверху, а не бесправной и неимущей массой.
В остальных земледельческих областях дело обстояло, вероятно, не так плохо, но и здесь рост народонаселения обусловливал все большее вздорожание жизненных припасов, тогда как, с другой стороны, все более распространявшееся применение рабского труда все более ограничивало область заработка свободного населения. Что приходилось делать сыновьям мелкого землевладельца, которым отцовский участок не давал достаточных средств к жизни, если крупный помещик использовал невольников, а не свободных поденщиков, или если он вообще не нуждался в новой рабочей силе? Идти в город? Но и здесь они сталкивались с конкуренцией дешевого рабского труда. А эмиграция, которая в прежние времена служила истоком для избытка населения, со времени Пелопоннесской войны ввиду политических условий почти совершенно прекратилась; до эпохи Александра почти совсем уже не основывалось колоний, а в Италии довольно значительная часть греческой территории перешла даже в руки варваров.
Эти обстоятельства обусловили рост наемничества. В то время, как варвары массами ввозились в Грецию для работы на фабриках, в рудниках и поместьях — десятки тысяч сынов Эллады уходили служить на чужбину. Количество людей, готовых идти в наемники, было в эту эпоху в Греции, казалось, почти неисчерпаемо. Претендент на персидский престол, Кир, в короткое время набрал для войны со своим братом Артаксерксом II более 12 тыс. греческих наемников, из которых добрая половина была родом из Ахеи и Аркадии. Около этого же времени сицилийский тиран Дионисий набрал огромное наемное войско, также преимущественно на Пелопоннесе. У Ясона Ферского было наемное войско в 6000 человек, а во время Священной войны фокейцы держали на службе 10—20 тыс. наемников. С тех пор как поход Кира доказал военное превосходство греков над азиатами, персидский царь нанимал для своих походов тысячи греческих наемников; множество их состояло на службе и у сатрапов Передней Азии, а Египет и Кипр защищали против персов почти исключительно греческие наемники. Разумеется, многие из этих солдат могли бы найти заработок и на родине, и на чужбину их влекла лишь жажда приключений и быстрого обогащения; но большинство все-таки гнала с родины нужда. А кто раз вкусил наемнической жизни, тот обыкновенно был потерян для мирного труда. Тысячи погибали на чужбине, а кто возвращался на родину, тот большею частью снова принимался за ремесло искателя приключений, лишь только заработок, принесенный им со службы, истощался. Греция была полна шайками таких бродячих наемников, готовых продать себя всякому, кто хорошо заплатит, и постоянно грозивших общественной безопасности; и из года в год это зло обострялось.
Еще большая опасность заключалась в многочисленности изгнанников. За исключением Спарты, не было почти ни одного греческого государства, которое в период от начала Пелопоннесской войны до Александра не было бы потрясено внутренними переворотами; между тем почти каждая такая революция завершалась изгнанием побежденной партии, и часто в изгнание уходили целые сотни людей. При этом имущество изгнанных постоянно конфисковалось и продавалось в пользу государственной казны или делилось между победителями. А где не доходило до политического переворота, там политические процессы давали господствующей партии средство изгонять из отечества ее противников, причем суд неизменно постановлял конфисковать их имущество; большею частью целью служила именно конфискация имущества, а обвинение в государственной измене или утайке общественных денег являлось лишь поводом к ней. Таким образом, Греция наполнилась бездомными беглецами, — большею частью образованными людьми, которые некогда жили в богатстве или по крайней мере в довольстве, а теперь терпели крайнюю нужду или ели хлеб гостеприимцев. Все они жили надеждою на возвращение в отечество и на восстановление своих имущественных прав; но осуществление этих надежд законным путем было почти невозможно, потому что если бы даже отечественное правительство охотно согласилось даровать им амнистию, то возвращение конфискованного имущества прежним собственникам представляло неодолимые трудности. Поэтому изгнанники постоянно и всеми средствами старались вызвать насильственный переворот, хотя бы для этого пришлось выдать отечество врагу. Если им удавалось вернуться, они, конечно, расплачивались со своими противниками тою же монетою; теперь последние уходили в изгнание, и хотя роли переменились, но суть дела оставалась та же. Когда Александр на Олимпийских играх 324 г. обнародовал указ, предоставлявший всем политическим беглецам во всей Греции право вернуться на родину, то на это празднество собралось, по преданию, 20 ООО изгнанников; пусть это показание преувеличено, но их могло бы собраться еще большее число, если бы все они съехались в Олимпию.
Одно было ясно: при господствовавших в данную минуту условиях Греция должна была неудержимо стремиться к социальной революции, которая отчасти уже и началась. И каков бы ни был исход борьбы, — остались ли бы победителями состоятельные классы, или имущественные отношения были бы преобразованы насильственным путем, — в обоих случаях будущность нации подвергалась величайшей опасности; ибо не путем революции, а путем эволюции могут разрешаться социально-политические задачи. Существовало только два средства, чтобы предотвратить грядущую опасность: надо было пробить те перегородки, которыми окружили эллинов с востока персидская монархия, с запада Карфаген, с севера
