порадует толпу. Поэтому он и предложил Рафи место в своей труппе. Он взял его в качестве матадора. Слепого матадора-шута.
— Все очень просто, Рафи, — сказал хозяин, когда юноша закончил свое выступление и они вернулись в фургон. — Перед выступлением Луиса на арену будешь выходить ты. Я куплю совсем маленького бычка, теленка. Рога мы ему подпилим, наденем на них кожаные чехлы. И ты будешь сражаться с ним вслепую. Опасности для тебя никакой. Ну, разве что пара синяков. Бычка, конечно, убивать не будешь… Да у тебя все равно и не получится… Так что выходить будешь с деревянной шпагой… Чтобы все было похоже на настоящую фаену. Покажешь публике свои китэ, разогреешь ее немного, и все, можешь отдыхать. Одно выступление в два дня. Не так уж и много, верно? А за это я буду платить тебе процент со сборов. Поначалу много не обещаю, посмотрим, как ты себя покажешь… Да и, как я вижу, деньги для тебя не главное. Ну, что скажешь?
Рафи стиснул зубы. Его хотели превратить в клоуна, выставить на посмешище… Да что он! Клоунаду делали из самого боя быков. Первым порывом Рафи было плюнуть в лицо этому шуту и убраться отсюда. Но…
Он представил себе свою будущую жизнь. Без Марии, без быков, без возможности видеть. До конца дней ему предстоит жить на содержании ненавистного дяди и братьев. До конца дней он будет сидеть на пороге своего сарайчика, видя вокруг лишь тьму и зная, что ничего уже изменить нельзя. И ему стало страшно. Страшно по-настоящему, не так, как страшно перед быком или разъяренным дядей. Черный, мутный, тяжелый, пригибающий к земле страх — вот что почувствовал Рафи, заглянув в свое будущее. Заглянув без самообмана. Без всяких: «Посмотрим, может, все еще будет хорошо». Без пустой надежды на чудо. Ему стало страшно. И тогда Рафи согласился.
— Ну, вот и хорошо, — ответил хозяин. В его голосе не было ни злорадства, ни удовольствия от унижения другого. Он ничего подобного не испытывал. Он был дельцом. И если бы Рафи мог принести ему большую выгоду, выполняя другую, не столь унизительную работу, он никогда не предложил бы ему выступать в качестве клоуна.
— Вот и хорошо, — повторил шут. — Будешь жить в фургончике вместе с Луисом. Он тебя немного подучит. Да и поговорить вам будет о чем. И не считай себя жертвой, Рафи. Я не знаю, зачем тебе так нужно ехать с нами, но вижу, что у тебя есть какая-то очень важная для тебя цель. Так вот, жизнь устроена так, что рано или поздно приходится выбирать между своей целью и собственными представлениями о том, что хорошо, а что плохо. Но если ты сделал выбор в пользу цели, то не стоит считать себя обманутым. Это бесполезно и глупо. Принимай себя, принимай свой выбор. Я открою тебе один маленький секрет — в этом мире никто тебе не скажет, какой выбор был бы правильным. Что бы ты ни выбрал, какое бы решение ни принял, оно верно только потому, что принял его ты сам.
Так Рафи стал артистом бродячего цирка. Случилось то, что должно было случиться еще пять лет назад. Сбывается любое желание, если оно является достаточно сильным. Свое желание определяет человек. Но сроки его исполнения устанавливает мир. Правда, мир оставляет за собой и право вносить свои коррективы в исполняемое желание.
Рафи нелегко далась роль клоуна. Поначалу быка изображал сам хозяин цирка. Он решил дать возможность юноше немного привыкнуть к арене и хохоту публики, прежде чем выставлять против него настоящего бычка. Ведь и полугодовалый теленок может покалечить человека. Поэтому шут смастерил некое подобие рогов, взяв два настоящих рога коровы, подпилив их и закрепив на поперечной перекладине, и выходил с этим сооружением на арену. Клоун-бык против клоуна-матадора.
Разумеется, вначале все шло не совсем гладко. Нет, бык-то был хорош. Он так яро взрывал «копытом» песок, так натурально мычал и бешено вращал глазами, что публика то и дело покатывалась со смеху. А вот матадор вел себя вяло. Было видно, что он каждым движением делает одолжение толпе.
А кому такое может понравиться? Спасло Рафи от освистывания только то, что «бык» постоянно брал верх в этих схватках. Каждый раз, когда клоун, незаметно подкравшись сзади, «рогами» поддевал матадора и заставлял ткнуться его носом в песок, зрители одобрительно кричали и улюлюкали, осыпая Рафи шуточками и овощами.
Он молча поднимался, вытирал лицо и снова брал в руки мулету. Его душила ненависть к этой орущей, плюющейся, хохочущей толпе, но он лишь сильнее стискивал зубы. Клоун был прав — он сделал свой выбор, и жаловаться теперь не было смысла. Оставалось только терпеть и надеяться, что рано или поздно, но все это закончится. Однако понимать и надеяться — это одно, а выходить каждый день на арену, где тебя ожидает лишь очередное унижение, — это совсем другое. И Рафи не мог ничего поделать со своей ненавистью и презрением.
Однажды, после особенно неудачного представления, хозяин позвал юношу в свой фургон.
— Мне не нравится, как ты выступаешь, — начал он после долгого молчания, во время которого Рафи сидел, понурив голову. — Но то, что не нравится мне, — мое личное дело. Куда хуже, что твои выступления не нравятся публике. Это намного хуже, приятель. Для тебя. Ты думаешь, я буду держать в труппе человека, который не хочет нормально работать? Заметь, не «не может», а именно не хочет…
Рафи промолчал. Ему нечего было ответить. Не рассказывать же, что творилось у него в душе, когда он лежал на песке под градом гнилых овощей, даже не имея возможности посмотреть в глаза тем, кто его освистывал. Вряд ли хозяин это сможет понять. А даже если и поймет? Что это изменит? Для него важно лишь одно — деньги. Поэтому Рафи сжал губы и еще ниже опустил голову.
— Ну, и что же ты молчишь? Пойми, Рафи, мне не доставляет удовольствия видеть, как над тобой хохочет толпа. Кстати, если ты не знаешь, то я тебе скажу: хохотать она может очень по-разному… И все здесь зависит только от человека, который находится на арене. Она может смеяться весело, зло, злорадно, добродушно, презрительно, ненавидяще, одобрительно, восхищенно… Да еще много как. Она может смеяться вместе с тобой или над тобой. И это выбирать тебе… Ты же почему-то выбрал для себя самый плохой вариант и теперь возненавидел за это других. Зачем? Что тебе это дает? Право на злость?
Хозяин помолчал немного, ожидая каких-нибудь возражений от Рафи, но их не последовало. Юноша был озадачен таким поворотом разговора.
— Я тебя не звал в свою труппу. Ты сам этого хотел. Верно? — продолжил клоун, видя, что юноше сказать пока нечего. — Это был твой первый выбор. Я тебе сказал, сказал прямо и четко, какую работу я могу тебе предложить. Ты согласился.
Причем опять-таки без всяких уговоров. Это был твой второй выбор. Ты мог стать для зрителей кумиром, но стал жалким посмешищем. Это был твой третий выбор… Смотри, никто ни к чему тебя не принуждал. Так кого ты ненавидишь? И главное — за что?
— Как я мог бы стать кумиром? — наконец подал голос Рафи. — Я, слепой, как крот…
— Покажи ты им то, что показал мне тогда, в той деревне, где мы познакомились, они бесновались бы от восторга. Мужество преодоления, Рафи, мужество преодоления… Вот, что по-настоящему достойно уважения. Для них ты смешон не потому, что слеп, а потому, что слался. Они видят перед собой маленького человека, безвольно опустившего руки. Как они должны к тебе относиться? В лучшем случае жалеть… А ведь смеяться над тем, что жалеешь, так легко. Но попробуй посмеяться над тем, что уважаешь.
— И все равно, я не понимаю… Даже если я выйду против молодого быка, настоящего быка. Это ведь все равно будет клоунада. Я не смогу показать настоящее владение мулетой или шпагой…
— Конечно, не сможешь. Но ты сможешь показать, что не сломался. Ты сможешь показать свою волю, решимость и мужество бороться со своей слепотой. Если для тебя все будет всерьез, то и для них это уже не будет пустым развлечением. Люди любят смотреть драму. У большинства из них серая пресная жизнь. И не потому, что она так сложилась. А лишь потому, что у них не хватает смелости и мужества самим стать участниками трагедии. Тысячи смотрят на то, как матадор рискует жизнью на арене. Но единицы сами выходят к быку. Почему? Ведь возможность есть у каждого… Да потому, что смотреть на чужую игру со смертью очень волнующе, но абсолютно безопасно. Это замечательное сочетание… Вроде испытываешь острые ощущения, но при этом твердо знаешь, что вернешься домой целым и невредимым. Так же притягивает чужое мужество… Поверь, они будут смотреть не на то, как ты владеешь мулетой и управляешься с быком. Они будут смотреть на человека, который смог взять в руки мулету и выйти против быка… Пусть даже и совсем молодого.
— Не знаю, получится ли у меня, — сказал Рафи.
— Получится. Если перестанешь думать, что ты жертва… А чтобы избавиться от этой иллюзии,
