понял, что хозяин уже выбежал на арену. Он помедлил немного, чтобы дать толпе возможность насладиться этим зрелищем, а потом, с мулетой в одной руке и шпагой в другой вышел на арену.
Как всегда, люди не сразу поняли, что перед ними слепой. Лишь спустя какое-то время Рафи услышал недоумевающий ропот. Он знал, что скоро он перейдет в смех и улюлюканье. Вернее, всегда переходил… Но не сегодня. Рафи поклялся себе, что сегодня над ним смеяться не будут.
Отсчитывая шаги, он вышел на середину арены. Хозяин тяжело пыхтел чуть справа, и Рафи повернулся так, чтобы оказаться к нему лицом. Пора было начинать. Он выпрямился и сдвинул ноги, как делал это бесчисленное количество раз, и только однажды — перед настоящим быком. Рафи горько усмехнулся. Действительно, он, скорее, шут, а не матадор. Он обречен лишь изображать бой… Дразнить мулетой пустоту или другого шута, наносить удар деревянной шпагой, а не стальным клинком и рисковать только своей гордостью, но никак не жизнью… Бумажный матадор, бумажный герой.
Но другого выхода у него не было. Ничего уже не вернешь. Надо жить с тем, что осталось. Если тебя лишили всего, что было тебе по-настоящему дорого, у тебя есть два пути — или опустить руки и провести остаток дней в собственной пустыне, сожалея о потерянном, или, презрев слабость и неуверенность, построить новый храм. Но и к тому, и к другому нужно идти с полным осознанием. Иначе у тебя не будет даже пустыни… У каждого есть право выбора. Но не у каждого хватает мужества воспользоваться этим правом.
Так думал Рафи, стоя на площади незнакомого города и слушая неровный гул толпы. Настал момент, когда он должен был выбрать свой путь. Он уже делал это. Тогда — пять лет назад на площади родного города; совсем недавно, когда отправился на поиски Марии… Он уже делал это. И сделает снова Если понадобится, то и не один десяток раз. Ибо вся жизнь — это бесконечная череда мгновений, когда нужно делать свой выбор.
И Рафи, изящно изогнувшись, поманил «быка» мулетой.
— Ну, вот видишь, — сказал хозяин после того, как они ушли с арены, а их место заняли настоящие матадор и бык. — Как я тебе и говорил, они в восхищении. Бьюсь об заклад, что они даже забыли о твоей слепоте. Я даже опасаюсь, как бы работа Луиса не показалась им скучной…
Хозяин явно немного преувеличивал, чтобы подбодрить Рафи. Но тому все равно было не до разговоров. В ушах все еще стоял шум аплодисментов. Он и сам не ожидал такой реакции от «почтенной публики».
Они подошли к составленным полукругом фургонам. Хозяин до сих пор тяжело отдувался — Рафи заставил его попотеть.
— Когда ты мне дашь настоящего быка? — спросил Рафи, когда они присели отдохнуть.
— Я хочу, чтобы ты выступил еще пару раз со мной.
— Почему?
— Один успех — это не успех, это счастливая случайность. Второй — слепая удача И только третий — настоящая заслуженная победа, после которой уже нет пути назад.
— Но сегодня я выступил хорошо?
— Даже очень хорошо! — послышался голос Вероники.
Рафи не слышал, как она подошла.
— Ты знаешь мою дочь? — спросил хозяин труппы.
— Да, папа, он знает. Рафи кивнул.
— Ну, хорошо, — сказал шут. — Значит, ты не такой уж одиночка, каким я тебя представлял.
— Как бы не так, — вмешалась Вероника. — Мне едва удалось его разговорить.
— Но все-таки удалось… Ладно, я пойду отдохну. Ты меня сегодня совсем загонял. Скорее бы дать тебе настоящего быка. Долго я таких игр не выдержу, — опять полушутя, полусерьезно сказал хозяин и поднялся. — Знаешь, Луис прав — ты был бы чертовски хорошим матадором, если бы мог видеть, Рафи.
— Да, — тихо ответил Рафи. — Но этого никогда не будет.
— Не отчаивайся… Помни, что весь мир может измениться в любую секунду. И надо быть к этому готовым.
Шут ушел, и Рафи с Вероникой остались одни. Юноша ждал, когда девушка заговорит, но та стояла рядом, тихо напевая себе под нос какую-то простую песенку. Неподалеку слышались крики зрителей, следивших за поединком Луиса с очередным быком. Судя по всему, они были в восторге от работы матадора.
Рафи стало грустно. Все равно, как бы он ни старался, по-настоящему людей будут волновать не его безупречные, но абсолютно безопасные вероники, а вот эта игра со смертью, в которую вступит кто-нибудь после его представления. Он так и останется шутом Пускай хорошим, мужественным, сумевшим преодолеть собственную слабость, но все же лишь шутом.
— А твоя девушка видела, как ты управляешься с мулетой? — услышал он голос Вероники.
Он подумал, что она специально выбирает такие моменты, когда он занят своими мыслями.
— Видела, — ответил он хмуро.
— Тебя что, опять что-то злит?
— Да нет…
— Значит, видела, да?..
— Да.
— Ей нравилось смотреть на тебя?
— Не знаю… Надеюсь, что нравилось.
— Скорее всего, нравилось. Такое не может не понравиться. Ничего красивее я не видела.
— Правда? — Рафи был польщен.
— Правда. Я всегда говорю правду. Луис куда хуже…
— Но он сражается с настоящим быком, а я с твоим отцом, держащим тупые рога в руках.
— Когда я на тебя смотрела, я видела настоящего матадора. Ты сумел даже клоуна превратить в быка. Мне кажется, что все это видели. Да и вообще, неважно, что ты делаешь, важно как. Ты заставил всех поверить в то, что против тебя на арене настоящий бык. Как тебе это удалось, я не знаю. У меня даже сердце замирало, хотя вроде бы волноваться было не о чем… А замирало.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — сказал Рафи.
— Ладно… Хотя зря ты так расстраиваешься…
— Давай о другом
— О чем?
— Хотя бы о тебе.
— Обо мне скучно… Обыкновенная девушка. Ничего особенного.
— Ты красивая?
— Как можно задавать такие вопросы девушке? Что я, по-твоему, могу ответить?
— Ты же всегда говоришь правду.
— Когда встречаются мужчина и женщина, правде иногда лучше немного поспать, — рассмеялась Вероника
— Да? Я не очень хорошо разбираюсь в этом, — смущенно сказал Рафи. Ему вдруг стало немного жарко. В смехе девушке промелькнуло что-то совсем незнакомое ему. Мария так никогда не смеялась. Этому «что- то» Рафи не мог найти определения. Просто он почувствовал себя мальчишкой, сморозившим какую-то глупость в обществе взрослых людей. Ему показалось, что Вероника едва ли не в два раза его старше.
— Разве твоя девушка не говорила тебе этого?
— Нет.
— А вы целовались?
Рафи не знал, куда деться от смущения. И дело было даже не в вопросах Вероники, а в тоне, которым они были заданы.
— Зачем ты об этом спрашиваешь? — пробормотал Рафи.
— Нравится смотреть, как ты краснеешь, — снова рассмеялась девушка. — Ну, так целовались или нет?
— Один раз, — едва слышно ответил Рафи.
