Турнир

чащам, но зато легко вылавливают преступников, потихоньку выбирающихся из-под защиты деревьев ради обмена награбленного на еду, выпивку и прочие товары, без которых трудно прожить даже в лесу. Любой «выход в народ» для разбойника риск, а рисковать, как известно, нельзя слишком часто. Нельзя то и дело искушать Удачу, которая в один прекрасный день или ночь возьмет, да и отвернется от чересчур полагавшегося на нее простака.

Печальное и одновременно ужаснувшее многих известие о гибели целого отряда товарищей по грабежу достигло главного убежища шайки Кривого только ближе к вечеру. Неизвестно, какими думами озадачился главарь и как сильно он огорчился, узнав о потерях. Но только для его не очень дисциплинированных подручных лютая смерть соратников оказалась достойным поводом, чтобы напиться. Никто из разбойников уже и не вспомнит, кто был зачинщиком спонтанно вспыхнувшего гулянья с легким налетом поминального трагизма, но явных противников немедленного опорожнения жалких запасов вина уж точно не было. Не успели командиры групп да отрядов и бровями сурово повести, как их лесное воинство превратилось в пьяное стадо.

Четырех неполных бочонков вина оказалось слишком мало, чтобы утолить жажду полуторасотенного поголовья истосковавшихся по мирским благам лиходеев, но зато вполне достаточно, чтобы вселить в их слегка охмелевшие головы дурные мысли. Те, кто был посмелее, затеяли бунт и призывали вздернуть на суку главаря, оставлявшего себе, по их мнению, чересчур большую долю добычи. Сторонники Кривого, не дожидаясь приказа, устроили смутьянам взбучку. Кто-то выкрикнул: «Режь гадов!», и через миг лесное становье было охвачено кулачной, и не только кулачной, потехой. Однако далеко не все разбойники принялись бороться за власть. Число увлеченно дерущихся «за» или «против» Кривого не превысило и половины шайки, а остальные, быстро разбившись на группки по интересам, самовольно покинули лагерь. Одни собрались устроить погром в «Хромом мерине», придорожном трактире, хозяин которого не только отказывался награбленное покупать, но и винцо к столу частенько подавал шибко разбавленное. Другим больше пришлась по душе затея тайно пробраться в город и там чуток поозорничать, разоряя дома чопорных горожан, а третьи раззадорились настолько, что отправились палить Гендвик, поселение их лютых врагов – лесорубов.

Парочка закадычных дружков-новичков, поначалу примкнули к желающим обагрить ножи кровью ненавистных «лесосеков» (так называли разбойники вольных мастеров топора), но затем здравый смысл, многократно усиленный элементарным желанием дожить до утра, восторжествовал над бродившим по венам хмелем. Не пройдя и трети пути по извилистой лесной тропе, разбойники благоразумно отстали от идущих на явную смерть глупцов и принялись пробираться через чащу на северо- запад, где находилась небольшая деревенька. У крестьян не водилось деньжат, но зато у них было чем поживиться. Особенно дружков прельщали мысли о винце, припрятанном мужичьем по подвалам, и, конечно же, о молоденьких, дородных крестьянках, крикливых, простоватых, не искушенных в ласках, как распутные кабацкие девки, но зато еще не тронутых, свежих и пышнотелых. Риск нарваться на вилы или получить топором по макушке казался развратникам ничем по сравнению с наслаждением от манящей забавы.

Так уж сложилось, что до деревни похотливые дружки не дошли. Желанный приз поджидал их прямо на лесной опушке, и, главное, его совсем никто не охранял. По мужицки широко раскинув конечности и неосмотрительно храпя на всю округу, в густой траве под кустом ракитника лежала не притомившаяся от сбора хвороста крестьянка, а настоящая благородная дама.

Полы перепачканного травой да грязью дорогого платья задрались, выставляя напоказ пухленькие, коротенькие и немножко волосатые босые ноги спящей. Под головою громко храпевшей и обильно пускавшей во сне слюну дамы виднелась объемистая, расшитая серебряными нитями котомка. Возле ее же совсем не привлекательных ступней стояли не изящные дамские туфельки, а стоптанные и залатанные на пятках сапожища. Контуры приземистой фигуры напоминали кубышку, а уродливая бородавка на толстощеком лице заставила обоих парней брезгливо поморщиться. Одним словом, одинокая путница была вовсе не красавицей, наоборот, дурнушкой, на которую не позарится ни один трезвый мужчина в здравом уме и без болезненной тяги к экзотике.

Беда парней крылась в том, что хмель хоть и не притупил восприятия прекрасного, но призывал их «на подвиги». Маленькое развлечение с притомившейся уродливой толстушкой вроде бы благородных кровей показалось обоим разбойникам хорошей разминкой перед грядущей потехой в деревне.

«На безрыбье и рак рыба!» – подумал один из насильников, осторожно присев на корточки возле спящей. «На лесной опушке и дурнушка красавица!» – подумал другой, спуская штаны и намереваясь первым взяться за мерзкое дело.

Легкий кивок головы бесштанного насильника стал сигналом для нападения. Изобретательный дружок тут же придавил коленками кисти рук спящей к земле, а его седалище опустилось на голову дамы, точнее, прямо на ее уродливое лицо. Такой необычный, но уже не раз опробованный разбойником способ обездвиживания жертвы имел целый ряд преимуществ по сравнению с обычным удержанием за руки. Во- первых, какими бы гибкими ни были кисти жертвы, но им было ни за что не выскользнуть из-под пресса коленок. Во-вторых, тело товарища закрыло от взора насильника вызывающую отвращение бородавку. В- третьих, застигнутая врасплох дамочка не смогла бы закричать, пока дружок сдирал бы с нее платье. При этом тот факт, что барышня могла задохнуться, парочку низких мерзавцев ничуть не волновал. И, в- четвертых, руки удерживающего женщину злодея остались свободными, а значит, он мог не тратить время впустую, пока его товарищ развлекается, а провести его с пользой, например, обшарить украшенную серебром котомку.

Провидение капризно, как придворная красавица, оно не терпит штампов и любых иных повторений. То, что действовало эффективно несколько раз подряд, рано или поздно, но обязательно даст осечку. Насильникам не повезло именно на этот раз. Прикорнувшая на травке дурнушка была явно не согласна с прошедшим без ее участия распределением ролей в лесном спектакле, и ей хватило сил с талантом, чтобы доказать, что она способна на большее, нежели незавидная роль безвольной жертвы. Даже не думая дрыгать плотно прижатыми к земле руками или вертеть придавленной головой, дамочка сделала упор на крепость пухленьких, слабеньких с виду, но на самом деле сильных и необычайно гибких ножек. Надо признаться, она совсем не прогадала.

Первый же удар пятки разбил срывавшему с нее платье насильнику лицо, а второй, не столь точный, но зато куда более мощный, отбросил парня назад на пару шагов, попутно лишив его половины передних зубов. Восседавший на даме разбойник закрутил головой, пытаясь понять, что же творится у него за спиной. Разглядеть он ничего не разглядел, но зато вскоре его нос почуял тошнотворный запах взопревших ног; запах ног, проделавших пешком не один десяток миль или очень давно немытых. Мучиться от смрадного удушья разбойнику пришлось недолго, уже в следующий миг его шея оказалась в плену крепко сжавших ее по бокам ступней. Один резкий рывок вбок, и раздался хруст позвонков, известивший находчивую дамочку, что с сидевшим у нее на голове врагом покончено.

Как пушинку сбросив с себя обмякшее тело, воинственная дурнушка прыжком поднялась на ноги и тут же атаковала согнувшегося в три погибели, выплевывающего из окровавленного рта осколки зубов противника. Серия коротких и резких ударов маленьких дамских кулачков, пришедшихся в живот, по бокам и по жалобно трещавшим скулам, надолго запомнилась бы неудачливому насильнику, если бы он, конечно, ее пережил. Он умер на третьем ударе, а если бы был чуть покрепче и выжил, то до конца своих дней прожил бы в приюте для бездомных калек. Невзрачные с виду ручки дурнушки перемололи его внутренности не хуже мельничных жерновов.

* * *

Несмотря на крайне неприятное пробуждение, пребывавший в женском обличье моррон чувствовал себя свежо и бодро. Недолгий, но крепкий сон на лоне природы помог ему побороть в себе ненависть, которую он еще совсем недавно испытывал к Мартину Гентару, поручившему ему ответственное задание и не давшему даже нескольких жалких дней на подготовку. Отдых на траве изгнал из сердца легионера злость, которую он питал к чересчур легкомысленному, по его мнению, собрату, а бойкое начало нового периода бодрствования избавило от сонливости и зевоты, то есть изнуряющих последствий чересчур активного образа жизни.

Все еще разминая затекшие во время дремоты мышцы, дурнушка запрыгала по траве и замахала руками, затем, по-быстренькому завершив привычный ритуал пробуждения, приступила к не очень приятному, но зато весьма полезному занятию, а именно – мародерству. К сожалению, с трупов разбойников практически нечего было взять. Оружие у лесного люда было плохеньким, а на дне кошельков хоть и