Трудно сказать, сколько времени отряд просидел в траве, кормя мелких букашек, заползавших в щели между доспехов, но наконец-то прозвучавший приказ к выступлению прервал мучения ветеранов. Вначале откуда-то слева донеслось протяжное завывание волка, встревожившее всех собак в деревне, а затем поднявшийся в полный рост командир выкрикнул, что есть мочи: «
Уже через миг в поле ржи зазвенели доспехи и послышались радостные голоса. Похоже, долгое ожидание боя притомило не только моррона, но и бывалых солдат. Едва поднявшись из укрытия, лесовики тут же обнажили оружие и, образовав ровную линию, быстрым шагом направились к деревне. Пошел к околице и Грабл, правда, он не спешил доставать из-за спины топор, а пока ограничился лишь тем, что прикрылся деревянным щитом. Крестьяне – странный народ; неизвестно, что им может взбрести в голову. Моррон решил поберечься от нелепых случайностей, например, от того, что кому-то из тружеников полей вдруг вздумается пострелять из самодельного лука или проржавевшего дедовского арбалета. Подленько вылетевшая из окна любого домишки стрела могла оборвать миссию Грабла в самом начале.
Небольшое расстояние от поля до ограды ближайшего дома было преодолено отрядом менее чем за минуту, но войти в деревню незаметно злодеям, конечно же, не удалось. Когда нога первого солдата пересекла воображаемую черту границы Норквилда, уже началась всеобщая паника. Первыми приближение вооруженных чужаков заметили чумазые детишки, скрашивающие свои невзрачные будни купанием толстенной свиньи в луже. Заорав, завизжав и издавая прочие громкие звуки, детвора мгновенно разбежалась по дворам, чем тут же встревожила мамаш, бабулек, дедулек и иных, не работающих в поле членов семей. В следующий миг какофония страха была усилена многочисленными женскими голосами: одни надрывно стенали, другие молились, пытаясь, наверное, докричаться до Небес, третьи просто громко вопили, неимоверно раздражая слух продолжавших движение солдат.
Даже то обстоятельство, что солдаты миновали первую пару домов, никого не убив, не ограбив и не побросав на крыши и в окна хлипких строений горящие факелы, не могло успокоить хаотично мечущихся и непрерывно во все глотки орущих жителей. Такое зрелище было для Грабла вновь, а вот бывшие солдаты к нему оказались привычны. Быстро продвигаясь в глубь деревни, они не обращали внимания на то, что творилось вокруг, и лишь когда кто-нибудь из крестьян оказывался у них на пути, предпринимали какие-то действия. Безоружных баб да мужиков просто отталкивали в сторону, а если кто выбегал отряду навстречу с рогатиной наперевес (
Узенькая деревенская улочка привела отряд к высокому частоколу со старенькими, едва держащимися на петлях, расшатанными воротами. Что находилось по ту сторону забора, Граблу не удалось увидеть, поскольку скрипучие створки ворот поспешно закрывались, а на прогнивших, перекинутых через огромную лужу мостках топтался добрый десяток рвущихся попасть внутрь крестьян. Бедолаги не успели добежать до укрытия и теперь усердно колотили по закрывающимся воротам дубинами, палками и кулаками. Над тем, что можно было скорее назвать огромной калиткой, нежели воротами крепости, еле трепыхался выцветший флаг с гербом властелина Норквилда и его окрестностей: «
– Эй, коротышка, не спи! – донесся сквозь воцарившийся шум в ушах моррона голос кричавшего изо всех сил командира. – Хотел Мельвигор узреть?! Вон он, любуйся!
Грабл едва сдержал смех, ему еще ни разу в жизни не доводилось видеть такого замка. Как нельзя перепутать упрямца осла с породистым скакуном, так и Мельвигор не поворачивался язык назвать родовым гнездом благородного рыцаря. Вместо высоких каменных стен неприступной крепости моррон узрел лишь жалкий частокол, давненько сколоченный из далеко не самых лучших бревен. Местами в нем зияли зазоры, через которые можно было просунуть руку. Башен не было, даже смотровая вышка не возвышалась над гниющим убожеством ограды, готовой развалиться от первого же удара тарана. Ров перед частоколом, возможно, когда-то и был глубоким, но теперь его заменяла грязная лужа, которую можно было перейти вброд, даже не замочив колен.
Род фон Тервиков не был ни знатен, ни богат, что, впрочем, не было секретом для жителей графства. Большого наследства Вир фон Тервик не получил, маленькая деревенька почти не давала дохода, а жалования капитана фестшутца едва хватало рыцарю, чтобы прокормить семью да подлатать старенькие доспехи. Однако, согласно традициям герканского королевства, родовое жилище рыцаря именовалось замком. Так Мельвигор получил высокий статус, но это не помогло ему обрасти приличными стенами.
Сдержать смех моррону удалось, однако на смену веселью пришло иное чувство. Граблу вдруг стало жаль нищего рыцаря, едва сводящего концы с концами. Зачем его убивать? Какую угрозу фон Тервик мог представлять для Легиона? Почему Мартину Гентару понадобилась смерть того, кто нищ, как церковная крыса, и далек от дворцовых интриг? Сердце Зингера противилось этой вопиющей несправедливости, но у него имелся приказ, который, как это ни прискорбно, следовало выполнять, притом в четко установленные сроки.
Пока Грабла раздирали внутренние противоречия, а приглушенное чувство справедливости пыталось бороться с ответственностью и долгом, в округе ничего особенного не произошло, разве что десяток очутившихся перед запертыми воротами крестьян повернулся к приближающимся врагам лицом и, образовав жалкое подобие строя, ощетинился вилами. На стенах так называемого «замка» появились несколько мужиков с изготовленными к броску пращами и парочка лучников, впрочем, они не представляли угрозы для закованных в добрые латы солдат. Крестьяне стреляли плохо и вряд ли попали бы в стыки между доспехами, а от камней можно было легко уклониться иль прикрыться щитами. Однако командир, ведущий своих бойцов к воротам, неожиданно поднял левую руку вверх, приказав тем самым остановиться.
Грабл не понял, что замыслил лишенный звания рыцарь, однако докучать ему расспросами не стал, поскольку понадеялся, что вскоре все само собой прояснится. Так и произошло, когда к хлипкому частоколу подтянулись два фланговых отряда, и их командиры подали условные знаки, что никто из слуг фон Тервика не пытался тайно покинуть деревню, да и сам рыцарь не бежал. Благородный зверь был загнан, окружен в своем собственном логове, и теперь охотникам оставалось лишь нанести последний удар, однако командир лесного отряда не желал бессмысленного кровопролития, поэтому перед тем, как отдать приказ к штурму, решил обратиться к хозяину замка с речью.
– Вир фон Тервик! – прокричал командир, выйдя шагов на пять перед строем. – Я не сомневаюсь в твоей храбрости, но взываю к благородству! Мы пришли только за твоей головою и получим ее во что бы то ни стало! У тебя нет людей, достойных называться воинами, так не прячься за спинами крестьян! Не обрекай их на смерть! Выйди к воротам и погибни в бою, как подобает славному рыцарю! Спаси своих людей, спаси семью! Обещаю, коль сам выйдешь на бой, мы никого не тронем!
Ждать ответа пришлось недолго. Едва голос командира смолк, как в воздухе послышалось свистящее пение стрел да вой камней, выпущенных из пращей. Как и предполагал Грабл, стреляли защитники хозяйского дома из рук вон плохо, да и оружие у них было не ахти. Всего одна из пяти выпущенных стрел слегка оцарапала локоть стоявшего за спиной командира солдата, а четыре остальных промчались над головами лесовиков, на всякий случай прикрывшихся щитами. Что же касалось камней, то лишь семь снарядов из десяти пробарабанили по щитам да доспехам, не причинив мишеням никакого вреда; а три остальных улетели далеко ввысь и наверняка приземлились где-то ближе к околице деревни.
Правитель Норквилда и окрестных земель не внял гласу рассудка. Боясь в одиночку предстать пред ликом смерти, он практически обрек и мирных крестьян, и членов своей семьи на гибель. К сожалению, отряд не успел ворваться в «замок» до закрытия ворот, и теперь, чтобы добраться до головы рыцаря, лесорубам пришлось бы пройти по трупам не умевших владеть оружием крестьян и домовой челяди. Кровопролитие было нежелательно, но и Грабл, и слегка разозленные подлым залпом лесовики были готовы на него пойти. Единственным человеком, кто не желал лить кровь мирных тружеников полей, был в прошлом лишенный шпор и герба рыцарь, теперь командовавший лесным отрядом. С немалым риском для жизни, ведь защитники фон Тервика продолжали стрелять, он повторил попытку переговоров, но только на этот раз обратился с речью не к трусу благородных кровей, а к его верным подданным.
– Жители Норквилда! – прокричал командир, даже не пошелохнувшись под новым градом камней. – Мы не пожгли деревню, мы не пограбили дома, мы никого не убили! Мы пришли за жизнью вашего господина, а вам не желаем зла! Я говорю правду, и свидетели тому Всесильные Небеса, хранящие меня от ваших стрел да камней! Они не дают вам свершить гнусное дело и убить того, кто пришел к вам с миром!
