единственным признаком его непокорности были длинные, до плеч, золотистые волосы.
— Мне не хватало вас в церкви, Сэмюель.
— Я перестал туда ездить после инсульта. Пропустил уже несколько служб. — Он не стал сообщать Тимоти, что не ходит вовсе в Центр новой жизни. Не стоит говорить, что единственной из прихожан Сентервилльской христианской церкви, еще посещающей Центр новой жизни, была его мать. Когда Сэмюель перестал ходить в церковь, никто даже не побеспокоился спросить почему, хотя он и не был готов объяснять. А тем, кто знал причину, было все равно. Его очень обижало и беспокоило, что после всех долгих лет его службы все так быстро про него забыли. — Моя группа приходит ко мне прямо сюда. Мы проводим свои молитвенные собрания. Вместе изучаем Библию, поем гимны и молимся.
Когда Сэмюель переехал в Вайн–Хилл, он очень удивился, что здесь не проводятся воскресные службы, что сюда очень редко заглядывают Божьи служители. Единственным постоянным посетителем был отец Джеймс О`Молли, католический священник, почти такой же старый, как и его прихожане в приюте для престарелых.
— Я не возражаю, если вы станете обучать членов моей общины, — с сильным ирландским акцентом сказал Сэмюелю Джеймс, когда они впервые встретились. — Вы учите их Слову Божьему, и я не против этого. Только постарайтесь не забивать им головы бунтарскими идеями.
Джеймс О`Молли приезжал каждый четверг и оставался надолго. И хотя они не всегда приходили к согласию по теологическим вопросам, священник любил Иисуса и людей, которых Господь ему доверил. Кроме того, всегда приятно иметь друзей.
— Вам нравится здесь, Сэмюель? — недоверчиво спросил Тимоти.
Неужели мальчик его жалеет? Сэмюелю это было ни к чему.
— Мне было уже не справиться с домом. Мне стало не по силам ухаживать за двором. Зато здесь я могу отдыхать и наслаждаться жизнью. Для меня готовят, стирают мое белье и все остальное. — И ему хватало времени на молитву и обучение тех, чьи сердца открыты для Иисуса. — Присаживайся и чувствуй себя как дома.
Тимоти сел в старое кресло лицом к окну. В этом кресле часто сидел Джеймс. Приют в Вайн–Хилле построили таким образом, что все окна выходили во двор. Живущие здесь могли любоваться мраморной статуей крестьянки, которая лила воду из кувшина в пруд, заросший лилиями. Сэмюель распахнул окно, чтобы Тимоти мог слышать пение птиц, когда они прилетали к кормушкам.
— Я могу любоваться садом и ни о чем не беспокоиться. Томас Гомес ухаживает за ним, и каждый сезон сажает новые цветы.
— У вас здесь хорошо, Сэмюель.
Временное жилище перед встречей с Эбби.
— Я виделся с твоей матерью на прошлой неделе. Она ничего мне не сказала о том, что ты собираешься приехать.
— Она сама не знала. Я преподнес ей сюрприз. Мы с бабушкой подумали, что будет неплохо съездить в Сентервилль.
— С какой?то особой целью?
— Да нет. Наверное, можно сказать, что мне захотелось посмотреть, как идут дела в церкви моего отца.
— Ну и как? — осторожно поинтересовался Сэмюэль.
— Великолепное здание.
— Да, действительно. — Сэмюель поудобнее устроился в кресле и отставил трость. — Я должен чем?нибудь угостить тебя. Может, хочешь содовой? Печенья? Чувствуй себя как дома. — В крошечной кухоньке стоял холодильник, микроволновка и висело несколько шкафчиков.
Тимоти налил чай со льдом в два стакана. Улыбающийся Сэмюель взял стакан, помешал напиток и сделал глоток. Тим даже не забыл добавить лимон.
— Великолепно. Как раз как я люблю. Итак, о чем мы говорили?
— Вы получаете записи собраний отца?
—Угу.
— И как?
— Твой отец — замечательный оратор.
— Да, я знаю, и все же… — Тим ждал, внимательно вглядываясь в лицо Сэмюеля.
Старик не собирался сплетничать об отце Тимоти, не собирался он и делиться своими мыслями по поводу манеры Пола Хадсона проповедовать. Он уже говорил обо всем этом с Господом. Много раз.
— Ты окончил среднюю школу. Что теперь собираешься делать? Тимоти откинул голову на спинку кресла.
— Я еще не решил. Наверное, стоит поработать годик, подумать, чего я хочу. Меня уже берут в четыре университета.
— Хорошо. А в какие?
— Калифорнийский университет в Лос–Анджелесе, университет в Беркли, Калифорнийский государственный в Сакраменто и альма–матер папы и мамы — христианский университет на Среднем Западе.
— Кажется, ты уже передумал становиться ковбоем? — улыбнулся Сэмюель.
Тимоти криво усмехнулся:
— Может быть, мне стоит вернуться к этой идее. Перееду в Монтану. Подальше от всех, кто хочет как?то влиять на мою жизнь. Я все еще не знаю, что выбрал для меня Господь. Спрашиваю Его уже два года, перебрал почти все.
Тимоти говорил о Боге так, словно был знаком с Ним очень близко.
— И не можешь придумать, куда пойти учиться?
— Я даже не уверен, что вообще хочу учиться, Сэмюель.
— Денежные проблемы?
— Дело совсем не в деньгах. Мама и папа откладывали деньги на мою учебу с самого моего рождения. Их, конечно, немного, но можно подрабатывать. Папа подталкивает меня к христианскому университету Среднего Запада. Семейная традиция в третьем поколении, как он говорит, будто все уже решено. — Саркастическая улыбка парня напомнила Сэмюелю его отца, Пола Хадсона. — По–моему, впервые отец мной доволен. — Он тряхнул головой и отвернулся. — Но все дело в том, что я абсолютно уверен — Господь этого не хочет.
— Откуда ты знаешь?
— Я ощущаю какое?то беспокойство. Я подавал документы, только чтобы угодить отцу. А теперь жалею об этом. — Он поднялся и высунулся из окна, глядя во двор. — Все так сложно.
— Когда придет время, ты узнаешь, чего от тебя ожидает Господь.
— Очень надеюсь. Но если я пойду не в христианский университет, отец расстроится. А я не знаю, как поступить правильно.
— Все зависит от того, кому ты хочешь угодить.
Тим смотрел на Сэмюеля, и было видно, что он все прекрасно понимает.
— А как насчет заповеди чтить отца и мать?
— Первая и наибольшая заповедь — возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душой и разумением, Тимоти. Вторая — возлюби ближнего твоего, как самого себя. На этих двух заповедях утверждается весь закон и пророки Ветхого Завета[65]. Верность этим заповедям Христос доказал Своей жизнью, смертью и воскресением. Мы должны следовать за Иисусом, а не за людьми, как бы сильно мы их ни любили.
— Все ясно и просто в теории, Сэмюель. Но очень трудно соблюдать эти заповеди в жизни.
— А никто и не обещал, что будет легко. С самого начала времен идет великая духовная битва. Даже Иисусу пришлось в ней сразиться. Помнишь, как Он молился в Гефсиманском саду? «…Не Моя воля, но Твоя да будет»[66]. Вся жизнь такова. Разум и сердце — поле битвы с сатаной. Христос и Слово Божье — твоя сила и защита.
Тимоти снова сел. Наклонившись вперед, он уперся локтями в колени.
— Я беспокоюсь о маме. — Он резко поднял голову. — Она ничего вам не рассказывала?
