парнишка, как Эбби всегда, едва завидев его на пороге, предлагала ему угоститься печеньем. Плечи Тима вздрогнули, потом у него из груди вырвался какой?то звук, он рухнул на старенький диванчик и, обхватив голову руками, расплакался.
Сэмюель сел рядом и положил руку ему на плечо.
Тим вытер лицо рукавом, сел, ссутулив плечи, и уперся локтями в колени.
— Простите, у меня не было намерения распускать нюни, как малолетка.
— Со мной тоже такое бывало, Тим. В противном случае меня бы давно хватила кондрашка.
Тим невесело усмехнулся:
— Надеюсь, я не помешал?
— Ты не помешал ничему такому, что не могло бы подождать. — Сэмюель похлопал Тима по плечу, положил руки на колени и выпрямился. — Почему бы нам не направить свои стопы на кухню и не пошуровать там в поисках съестного? — Тим последовал за ним, остановился у двери, ведущей на задний дворик, и выглянул наружу. Сэмюель открыл морозилку.
— У меня есть обед из замороженных полуфабрикатов. Приличный стейк, вырезка, лазанья. А еще мы можем закинуть в духовку пиццу.
— На ваше усмотрение.
Сэмюель знал, что Тим любит пиццу. Он включил духовку, вынул пиццу из коробки, удалил целлофановую обертку и выложил лепешку на противень.
— Через полчаса должно быть готово. — Сэмюель достал из холодильника две банки содовой. — Или же сработает противопожарная сигнализация.
Сэмюель открыл одну из банок и протянул ее Тиму.
Тим жадно сделал большой глоток содовой, поставил банку на стол и оперся о него руками.
— Сэмюель, вы ладили с вашим отцом?
Сэмюель улыбнулся:
— Бывало сшибались лбами.
— Меня отстранили от занятий в школе. Снова таскали в кабинет директора. — Тим уставился на банку. — Меня уже тошнит от всех них, Сэмюель. От этой своры насквозь пропитанных лицемерием притворщиков. Тошнит от директора, который из кожи вон лезет, чтобы оправдать врунов. От учителей, которые как заведенные повторяют, что я понапрасну растрачиваю свой талант. Будто им не все равно. Я устал от того, что отец постоянно обвиняет мать всякий раз, когда что?то случается. Но больше всего я устал от
Сэмюель прекрасно видел, насколько все это «безразлично» Тиму. В голову лезли прописные истины, избитые банальности.
Поэтому Сэмюель предоставил парню такую возможность. Мейсон многое знал и понимал. Он участвовал в жизни Тимоти Хадсона с тех пор, когда тот еще под стол пешком ходил. Правда, теперь Тим заходил к нему только один раз в неделю и то всего на тридцать минут. Поэтому Сэмюель узнавал о его делах от Юнис, которая, как и прежде, после длительной прогулки заглядывала к Мейсону на чашку чая. И посвящала его в дела сына. Рассказывала о том, как Тимми принес лягушку в воскресную школу, как нелегко заставить его делать домашние задания, как футбольные матчи мешали собраниям молодежной группы, как Тимми отличился многочисленными шалостями в летнем лагере при церкви. А еще Тим написал памфлет, полноценное сатирическое произведение о жизни общины, которое оказалось слишком едким, чтобы считаться детской забавой. Как Джесси Боэм однажды рассказала, что видела сына пастора Пола курящим «травку» в кегельбане. Правда, выяснилось, что она обозналась, но люди склонны верить сплетням.
Тим встал, обошел стол и, открыв дверцу шкафчика под раковиной, положил банку из?под содовой в мусорное ведро.
— В церковь я больше ходить не собираюсь.
Сэмюель точно знал, для кого предназначалось это заявление.
— Не скажешь мне почему?
— Мне надоело сидеть с кучкой ханжей, Сэмюель. Миссис Локфорд и ее гестапо, следящее за всеми и вся. Мистер Боэм, который внушает подросткам, что они должны жертвовать ради Царства Божьего, а сам каждый год покупает себе новую машину. Миссис Боэм, трындящая повсюду о нравственном упадке американской молодежи. Вы знаете, что она записывает по три сериала каждый день?
— Откуда ты узнал об этом?
— От Труди. Она подсела на мыльные оперы, как и ее мать. Глотает их одну за другой. А ее мамаша презирает меня за мое увлечение тяжелым роком. — Тим подошел к стулу. — Вам повезло, что вы в стороне от всего этого.
Сэмюель не был в стороне. Просто он нашел иной способ участвовать в происходящем.
— Тебе нужно сфокусироваться на другом. Смотреть выше.
— Ага. На кафедру? На моего отца? Со всеми его наставлениями о «любви к ближнему своему»? Да он самый главный лицемер во всей общине.
Хорошо, что Тим не включил мать в список обвиняемых.
— Смотри еще выше, Тим.
— И что я увижу? Пару скрещенных деревяшек, прибитых к стене? Это ничего не значит. Для них, по крайней мере. Да и, пожалуй, для меня. — Тим наклонил голову. — Я даже не знаю, верю ли я теперь в Иисуса. Хочу ли я верить.
Из того, что Тим наговорил за эти два часа, последние его слова больше всего огорчили Сэмюеля. Он знал, каково чувствовать себя одиноким, отверженным, побежденным. Даже после стольких лет служения Богу Сэмюель временами испытывал разочарование, переживал упадок духовных сил. Бывали даже моменты, когда он тряс кулаком в сторону небес и задавал бесконечные «почему». Каждый новый день требовал от него новых решений, и иногда Сэмюель умолял Бога забрать его к Себе.
Тим замолк. Сэмюель мог только надеяться, что юноша готов услышать опровержения.
— Люди постоянно совершают какие?то неадекватные поступки, Тим. Это у нас в крови, мы все делаем шиворот–навыворот. Только Христу удалось пройти по жизни и ничего не испортить, а Он — Бог. Не жди, что у твоего отца есть ответы на все твои вопросы.
— Неужели? — Губы Тима чуть изогнулись в ухмылке. — Меня порой одолевает сомнение, есть ли у моего отца вера. Да и на что ему Бог? Он думает, что все может сделать самостоятельно.
Тимоти Хадсон обладал бо?лыпей мудростью, чем осознавал.
— Когда?то твоя вера была пламенной.
— Возможно.
— Я присутствовал на твоем крещении.
— Это не помогло.
— Ты не полностью погрузился в воду?
— Просто я не понимаю, что это изменило.
— Вот что я тебе скажу: пускай тебя ведет вера, даже слабая и неокрепшая, а не сомнения, даже сильные и глубокие, какими они кажутся тебе сейчас. Во всем остальном положись на Бога. Он Сам позаботится о том, чтобы все шло согласно Его замыслу.
Тим склонил голову набок и посмотрел на Сэмюеля. Как такое юное создание может так цинично улыбаться?
— Было бы неизмеримо проще, если бы я вовсе перестал ходить в церковь.
