сторонам – на бесконечную линию охранников: многие из них – молодые женщины с ружьями «томми»; на пустые строения и сгоревшие танки и затем – на заснеженные горы, через которые пролегал путь автомобильной процессии, прежде чем спуститься к побережью Черного моря. Президент поселился в Ливадийском дворце, 55-комнатной летней резиденции царей, окна выходят в парки с посадками кипарисов, кедров и тиса.
С террасы дворца президент мог наблюдать с северной стороны впечатляющую панораму гор, обращенных к морскому побережью. Одна из этих гор напоминала большого медведя, опустившего в море пасть. Крымская легенда рассказывала, что это Великий медведь. Много лет назад на берегу брошена прекрасная девочка; ее нашел Великий медведь и воспитал среди себе подобных. Затем из-за моря прибыл на корабле принц, влюбился в девушку и повез ее с собой за море. В отчаянии Великий медведь попытался выпить море и вернуть девушку. Он пил и пил бесконечно…
Когда Рузвельт в феврале 1945 года прибыл в Ялту, многие его соотечественники считали, что русский медведь поглощает соседние страны и моря в жажде безопасности и власти. Президент разделял этот страх – он прибыл в Ялту не без опасений относительно аппетита и амбиций русского медведя. Поездку совершал с абсолютной верой в свою способность пробудить лучшие чувства в друге и союзнике, достичь соглашения по неотложным вопросам, создать новый мировой порядок, который отправит на свалку прежние нормы международных отношений – сферы влияния, соотношение сил и саму войну.
«Склонен думать, что встречей с маршалом Сталиным и премьер-министром я смогу поднять решение проблем двух-трехмесячной давности на новый уровень», – писал президент Гаролду Ласки за два дня до отбытия в Крым.
Он делал ставку на личную встречу со Сталиным. Он знал, что сама поездка будет испытанием. Президент просил маршала о встрече в Шотландии, позднее – на Мальте, в Афинах, на Кипре или где- нибудь еще в спокойном Средиземноморье, но Сталин ссылался в этот раз на болезнь и, как всегда, не был склонен покидать страну. Преодолев на борту «Квинси» Атлантику, Рузвельт провел день на Мальте, где встретился на ленче с Черчиллем, Иденом, Стеттиниусом, посовещался с начальниками штабов сторон и затем отправился на борту самолета в Саки. Все сообщения из Ялты не воодушевляли: городские здания пусты – шаром покати, ближайший аэродром более чем в часе езды. Корабли связи союзников не могут подойти к Ялте из-за плавучих мин и вынуждены дислоцироваться в Севастополе. Но ничто не могло увести Рузвельта от избранной цели – встречи со Сталиным.
Созрело время для крупных решений за столом переговоров, и участники встречи в Ялте не пренебрегли этим. Победа над Германией просматривалась вполне отчетливо. В конце января русские осадили Будапешт, взяли Варшаву, вторглись в Восточную Пруссию, продвигаясь к Штеттину, Данцигу и низовьям Одера. Западные союзники, оправившись от удара на «выступе» в Арденнах и мобилизуя силы для мощного рывка на восток, осуществляли тем временем массированные бомбардировки Германии, несмотря на плохую погоду. На Дальнем Востоке американские войска приближались к Маниле. В Ялте собрались политики, которые выплавили великую коалицию, и полководцы, которые уничтожили нацистскую Германию. Свиту Рузвельта составляли старые помощники, включая Гопкинса, Лихи, Маршалла, а также новые фигуры для совещаний «Большой тройки» – Стеттиниус, Бирнс, специалист Государственного департамента по вопросам создания международной организации Элджер Хисс, адмирал Лэнд, генерал Сомервелл и даже босс из Бронкса Эд Флинн. Черчилля сопровождали Иден и Кларк Керр, посол Великобритании в России, а также обычное множество армейских и флотских военных, способные чиновники сэр Александр Кэдоган и сэр Эдвард Бриджес. В окружение Сталина входили Молотов, Вышинский, Майский и Громыко.
Дискуссии велись по всем мировым проблемам. Они касались перекройки значительной части карты мира и формирования его новой структуры власти. Однако Рузвельт при всей широте своих интересов и страсти к свежей информации стремился сосредоточиться накануне Ялты на трех вопросах: Польша, участие СССР в войне в Тихоокеанском регионе и новая Организация Объединенных Наций. Каждый из этих вопросов, в свою очередь, ставил перед ним жесточайшие выборы и дилеммы: соотнесения внешней и внутренней политики, непосредственных нужд и политических соображений, прагматических компромиссов и возвышенных устремлений к послевоенному сближению стран и народов.
Для Рузвельта наиболее важной проблемой, вынесенной на переговоры в Ялту, была новая международная организация. Вопрос состоял не в признании необходимости такой организации, а в ее обеспечении вооруженными силами и в их структуре. В начале декабря Рузвельт убеждал Сталина, что великие державы могут осуществлять свое моральное лидерство, согласившись на то, чтобы все стороны конфликта воздерживались от голосования по процедурным вопросам; но Сталин решительно настаивал на принципе единогласия великих держав. В своей телеграмме Гарриман разъяснил, почему Москва требовала права вето для членов предложенного совета по всем вопросам, даже по мирным процедурам. Он считал главной причиной этого просто недоверие к другим странам.
Именно этот вид распространявшегося недоверия президент и намеревался преодолеть в приватном порядке, на встрече лицом к лицу с советскими лидерами. Едва Сталин и Молотов в день открытия конференции, 4 февраля, прибыли в Ливадийский дворец в своем черном «паккарде» и сели в бывшем царском кабинете, облицованном темными панелями, как президент сообщил им, что его потрясли масштабы разорения немцами Крыма. Он говорил, что стал кровожадным еще больше, чем год назад, и надеется, что маршал снова предложит тост о казни 50 тысяч офицеров германской армии. Сталин ответил, что все стали более кровожадными, чем год назад. После обсуждения военных событий Рузвельт спросил о встрече Сталина с де Голлем. На маршала, казалось, произвела впечатление военная слабость Франции. Рузвельт рассказал старую байку о том, как де Голль сравнивал себя с Жанной д'Арк и Клемансо.
Президент сказал далее, что сообщит маршалу нечто важное, поскольку не хотел бы говорить это в присутствии премьер-министра. Речь шла о том, что англичане в течение двух лет вынашивали идею превращения Франции в сильную державу, которая могла бы разместить войска на восточной границе и удерживать здесь позиции, пока Великобритания собирает силы. Англичане – странные люди, говорил президент, они хотят совместить несовместимое. Сталин не возражал против такой оценки англичан. Легкая критика англичан, должно быть, показалась Рузвельту удачным началом попыток установить доброжелательные личные отношения со Сталиным.
Рузвельт и оба русских продолжали беседу до первого пленарного заседания, целиком посвященного докладу генералов и адмиралов о военном положении. На обеде в узком кругу, данном вечером Рузвельтом, Сталин был в хорошем настроении, так же как и Черчилль, который даже выступил с тостом в честь пролетарских масс мира. Но когда Сталин, разбавляя тайком свою водку водой, поднимался дюжину раз для произнесения своих тостов, он высказывался за верховенство великих держав так энергично, что его позиция показалась Идену жестокой, почти зловещей. Не действовали на маршала и шутливые замечания. Когда Рузвельт в разгар застолья сообщил ему, что они с Черчиллем называют его Дядей Джо, Сталин не на шутку рассердился. Молотов уладил ситуацию. Позднее, после того как обед покинули Рузвельт и Сталин, оставшиеся принялись обсуждать проблему единогласия великих держав в новой мировой организации. Черчилль сказал, что склоняется к поддержке позиции русских, и немедленно стал спорить с Иденом, который опасался недовольства этим малых стран.
Для первоочередной цели Рузвельта в Ялте такое начало не предвещало ничего хорошего. Что еще хуже, советские лидеры продолжали требовать 16 мест для своих представителей в ассамблее организации. Когда на третьем пленарном заседании Стеттиниус представил подробные американские предложения по новой организации, Сталин отнесся к ним крайне подозрительно. Изводил Черчилля предостережениями о том, что Египет может потребовать на ассамблее возвращения Суэцкого канала. Делал предположения, что англичане и американцы сговариваются против него. Говорил, что его коллеги в Москве не могут забыть, как по наущению Франции и Англии Лига Наций во время советско-финской войны исключила из организации СССР, изолировала Москву и организовала против нее пропагандистскую кампанию. Рузвельт терпеливо выслушивал все это, вмешиваясь лишь для того, чтобы настаивать, что единство «Большой тройки» – краеугольный камень международного устройства.
На следующий день Молотов внезапно изменил позицию и объявил о принятии предложений Рузвельта по голосованию. В тот же миг упомянул о выдвинутом в Думбартон-Оукс требовании о предоставлении советским республикам 16 мест. Теперь он сказал, что удовлетворится предоставлением трех или двух мест для Украины, Белоруссии и Литвы. Эти республики понесли наибольшие жертвы в войне.
