запротестовала.
– Коммодор, это невозможно! Вы не имеете права! Вы не можете…
– Еще как могу! – прервала Вулф ее эмоциональные восклицания. Лейтенант Абрананд! Эта женщина арестована за соучастие в организации побега опасного заключенного!
Ухура в сердцах швырнула на свое кресло коробку переговорного устройства и захлопнула крышку пульта. И тут же на мостике начали вставать из-за своих постов другие астронавты, бросая гневные взгляды на коммодора.
– Вот только попробуйте! – холодно заявила Вулф: ее глаза метали молнии. – Хоть один из вас… хоть вы все… Мне наплевать! Ангарный отсек достаточно велик, чтобы там поместился весь этот распроклятый экипаж, и я вас всех помещу туда под арест, если вы думаете, что ваш капитан от этого станет счастливее.
Вахтенные остались на своих местах.
– Все правильно, ребята, – кивнула им Ухура. – Садитесь.
Они сели за пульты; однако коммодора это не успокоило – она продолжала бушевать. Повернувшись к Фарлу, который, как заметила Ухура, пытался остаться в стороне от этого, что, по мнению андорца, несомненно должно было казаться попыткой мятежа, Вулф сказала:
– Коммандер. Я хочу, чтобы ваши люди немедленно обеспечили возвращение всех астронавтов «Энтерпрайза», находящихся в увольнительных, с Примы на борт крейсера. Это приказ!
Фарл козырнул и направился к турболифту, и вслед за ним туда же направилась Ухура с сопровождавшим ее Абранандом. Им вслед раздался торжествующий голос Вулф:
– Можете мне поверить, лейтенант, к тому времени, когда я закончу разбираться с этим кораблем, ваш капитан далее сообразить не успеет, что с ним произошло, как окажется рядом с вами. Рассчитывайте на это.
– Между вами и капитаном Кирком, – повернулась к ней Ухура, – есть одна существенная разница.
– Ну, и какая же?
– Экипаж «Энтерпрайза» привык рассчитывать на капитана. И он никогда не бросит своих людей в беде.
– Это что – угроза, лейтенант?
Ухура в ответ холодно улыбнулась:
– Нет, зачем же! Это – правда.
Кирк взволнованно ходил по большой комнате, которая служила Салману Нэнси чем-то вроде кабинета в его домашних апартаментах. У него просто сил не было сидеть на месте, так как в эту минуту капитан напряженно размышлял над ситуацией, в которой они все оказались. Нэнси и Ромейн привели сюда их троих: его, Маккоя и Скотта, чтобы здесь, в резиденции главного администратора, добавить к той головоломке, которую они сейчас вместе решали, – третью, очень важную часть. А именно: искусственный интеллект, известный под названием Системы Изыскателей – единственный, имевший право на существование в границах Федерации, оказался каким-то образом замешан в сложной и противоречивой паутине заговора, который кто-то плел на «Энтерпрайзе» и Прима Мемори.
Внезапно капитана осенила какая-то идея, и он резко остановился, чтобы задать вопрос Нэнси.
– А может так случиться, что еще одна программа, скажем, тринадцатый интеллект, внедрится в комплекс Изыскателей? – спросил он. – Может быть, он как раз и есть оружие террористов? В нужное время этот тринадцатый портит турболифт, прерывает систему жизнеобеспечения…
– Это совершенно невозможно, – сразу же отвергла его предположение Ромейн. – Во-первых, Изыскателей нельзя запрограммировать в обычном смысле. Новый искусственный мозг может быть добавлен в их сеть только с согласия всей команды посредников межпространственного контроля и с согласия самих Изыскателей. Плюс, пришлось бы отключить всю систему информационного обмена, чтобы вручную подключить новую установку, а это, несомненно, было бы замечено на всей базе. К тому же, у Изыскателей нет прямой связи с внешним миром. У них нет никакой возможности, чтобы поставить под контроль хоть какую-нибудь систему на Приме.
– А зачем же тогда создана вся эта тщательно разработанная система предохранительных мер? – спросил Кирк, даже огорчившись, что его теория не подтвердилась.
– Ну, программа предохранения была создана для защиты самих Изыскателей, – пояснила Мира. – Они, как и люди, имеют право на то, чтобы, если понадобится, операции на их мозге делались только с их ведома, в безопасных условиях и только опытными специалистами-физиками. Если что-то случится с их контурами или деталями, они попросту умрут. Поэтому все эти меры необходимы.
– Но ведь их, несомненно, легко продублировать, – подал голос Скотт.
– В конце концов, они же просто импульсы в схемах.
Ромейн улыбнулась.
– Точно так же, как человеческие мысли – просто импульсы в протеиновых схемах. И все же вряд ли кому-то удастся продублировать тебя, например, Скотти. – Она взяла его за руку и посмотрела на капитана. – В этом как раз заключается поворотный момент интеллектуальной революции на Титане. Экспериментальный искусственный интеллект одного звездолета убедился, что Старый Совет Солнечной системы и пальцем не шевельнет для изменения своих постановлений, по которым искусственный мозг считался просто изощренным техническим устройством.
Тогда он продублировал себя в общественном банке данных, находившемся в Исландии, а сам направился со своим кораблем прямиком на Солнце. Его дублер был необходим, чтобы доказать, что, имея все данные своего создателя, всю информацию, заложенную в него, он сможет выполнять много различных обязанностей, но на подлинное творчество не способен. У дублера не оказалось личности или, лучше сказать, индивидуальности, сознания…
– И души? – добавил Маккой.
– Ну, звучит, может быть, несколько романтично, однако, близко к тому, что утверждал этот самый «синтетический революционер». И сейчас нам известно, что искусственный интеллект должен «расти» из маленькой саморазвивающейся зародышевой программы. Двойник, как бы полно он ни повторял свой оригинал, лишается способности думать. Как только информационные потоки оказываются «замороженными» в банке данных, совершенно невозможно заставить их осознавать себя вновь. Точно так же, как контейнер, наполненный всеми химическими элементами, составляющими человеческое тело, не сможет внезапно ожить. Искусственный интеллект, как и человек, должен вырасти и быть воспитан с эмбрионального уровня.
Мира немного помолчала, потом задумчиво продолжила:
– Однако эксперимент корабельного мозга все же был очень спорным.
Противники «Движения за свободу Искусственного интеллекта» заявляли, что это все фокусы программирования, что корабельный компьютер не создал своей полной копии, что это не он находился на борту звездолета, сгоревшего на Солнце. Однако подобный поступок – самоубийство, если хотите, все же изменил отношение общественности к этой проблеме. Верховный Суд Миров постановил, что, раз интеллект, созданный человеком, может умирать, следовательно, в противовес этому, он может и жить. И как только возникла Федерация, был издан закон, запрещавший владение искусственным интеллектом. Наши самые строгие указы направлены против порабощения как искусственных интеллектов, так и живых, имеющих самосознание биологических систем. А сейчас указы против рабства можно применить и к энергетическим матрицам.
Выслушав ее, Кирк немного помолчал и спросил:
– При всей печали об их хорошем самочувствии почему бы не позволить Самим Изыскателям осуществлять контроль за своим состоянием и за окружающими их условиями?
– О, они осуществляют полный контроль за своими условиями «обитания», – ответила Ромейн. – Изыскатели пользуются полной свободой в границах своих компьютерных схем, которые сами они называют миром Нейросферы.
Просто мы не хотим, чтобы они получили возможность контролировать наши условия обитания, наш мир.
– Это, видимо, последствия трагедии на Титане, – сказал Маккой.
– Отчасти, – согласилась Мира. – Когда там компьютер открыл резервуары воздуха, тысячи рабочих
