прыгнет в постель к другому, едва вы отвернетесь. Содержите ее в чистоте, и она спасет вам жизнь.
Новобранцы вежливо посмеялись над тирадой Беллера.
— Конечно, вы скажете, есть танки, самолеты, корабли, артиллерия, но я вам так отвечу — засуньте их в задницу! Именно винтовка выиграет эту войну, как и все предыдущие. А морпехи — самые лучшие стрелки в мире! — Беллер снял каску и вытер испарину на лбу. — Научитесь хорошо стрелять — и вам будут платить надбавку к жалованью. Но прежде чем нажмете на спусковой крючок, вы должны назубок знать каждый винтик своей винтовки. А теперь взять ведра и через три минуты построиться!
— Сержант Беллер, сэр!
— Что тебе, Дуайер?
— А какие ружья нам выдадут? «Спрингфилд» или «гарандз»?
Лицо Беллера побагровело.
— Не приведи тебя Бог, Дуайер, еще раз назвать винтовку «ружьем»! И вас, засранцы, это тоже касается!
Получив винтовку, Дэнни какое-то время находился словно под воздействием наркотика. Он почувствовал себя сильным и непобедимым. Винтовки выдавали из опечатанных ящиков, которые дожидались своего часа еще с прошлой войны. И дождались...
После раздачи оружия взвод построился, и Беллер с Уитлоком долго разъясняли порядок сборки и разборки. Весь день ушел на чистку и смазку винтовок.
— Рядовой Форрестер!
— Я, сэр!
— Как называется ваше оружие?
— Американская винтовка калибра тридцать, модель 1903 года.
— Джонс!
— Я, сэр!
— Номер вашей винтовки?
— 1 748 834 632... сэр!
И снова потянулись долгие часы тренировок. Команду «на плечо» разучивали целыми днями, пока не добились того, что весь взвод выполнял ее одновременно, одним отработанным движением. Руки у новобранцев огрубели, стали жесткими.
Как-то во время занятий Дуайер выронил оружие и за эту провинность три часа стоял на коленях перед лежавшей на земле винтовкой, поминутно наклоняясь и целуя ее со словами: «Я люблю мою винтовку». Бывали еще наказания и всему взводу за нерадивость. Например, все шестьдесят человек строились в одну шеренгу и вытягивали вперед руки, ладонями вниз. На пальцы им инструкторы клали винтовки, и весь взвод неподвижно стоял, удерживая винтовки на кончиках пальцев. И так до тех пор, пока кто-нибудь не выдерживал и не ронял винтовку. За эту провинность назначали новое наказание.
— Твои глаза, как синие... эй, профессор, как пишется «синие» или «синии»?
— Синие.
— Твои глаза, как синие озера. Ей должно понравиться.
— Это избитое выражение.
— Ничего, она девка недалекая.
— Слыхали, ребята, в сто шестьдесят первом парень врезал инструктору.
— Чепуха.
— Я тебе говорю.
— А за что?
— Он не принял душ, ну, инструкторы и решили помыть его с помощью воды и сапожных щеток. Без мыла, конечно. Вот он и вмазал одному.
— И что?
— Что, что... Сидит на губе.
Дэнни в последний раз осмотрел вычищенную и смазанную винтовку, щелкнул затвором и вложил в брезентовые лямки под койкой.
В палатку на дрожащих ногах вошел Элкью и молча повалился на койку. Все сразу смолкли.
— Эй, дружище, ты что, заболел?
— Все... это кранты... абзац мне, ребята, — простонал Элкью. — Ой, мне...
— Да что случилось?
— Я... я назвал винтовку «ружьем», и Беллер слышал.
В палатке воцарилась гнетущая тишина. Убийство, насилие — это еще ладно, но такое... Да смилуется Господь над несчастным.
Элкью чуть не плакал, затравленно глядя на друзей, которые как могли утешали его.
— Беллер приказал явиться к нему после ужина.
— Ладно, Элкью, авось пронесет. Ну, заставят походить по лагерю с ведром на голове.
— Или пошлет тебя к заливу за водой.
— Или заставят спать с винтовкой.
— А может, будешь чистить гальюн зубной щеткой.
Но Элкью был безутешен. После ужина, собрав все свое мужество, он отправился к Беллеру.
— Сэр, рядовой Джонс явился по вашему приказанию.
— Стой, где стоишь. — Сержант не торопясь дописал письмо и запечатал конверт. — Ты, помнится, назвал сегодня свою винтовку «ружьем»?
— Так точно, сэр.
— Но ведь это не ружье, не правда ли, сынок?
— Никак нет. Это винтовка.
— Тогда почему ты назвал ее ружьем?
— Я забылся, сэр.
— Теперь будешь помнить?
— Так точно, сэр. Отныне и навеки.
— Пожалуй, я могу помочь тебе в этом.
Беллер поднялся и кивком приказал ему выйти из палатки.
— Рядовой Джонс, расстегнуть штаны!
— Слушаюсь, сэр!
— Вот то, что вы там видите — это ваше ружье.
— Так точно, сэр.
Джонса провели по всему лагерю, и везде инструкторы выстраивали свои взводы, и везде Джонс стоял перед шеренгами новобранцев, одной рукой взявшись за свое «ружье», а другой сжимая винтовку, громко повторяя при этом:
'Это моя винтовка,
Она для того, чтобы драться.
А это мое ружье,
Оно для того, чтоб...'
День за днем продолжалось обучение, и с каждым днем инструкторы все меньше орали на бритоголовых салаг. Все меньше случалось ошибок в строю, все слаженнее становились движения.
Число наказаний тоже уменьшилось, и только О'Херни постоянно попадался на своих проделках. Однажды он опоздал на перекличку и был обнаружен в гальюне, где лениво брился, напевая «Когда смеются глаза ирландца». За этот грех он целую ночь стоял но стойке «смирно» перед палаткой инструкторов и пел им ирландские песни. Как только он умолкал, его подбадривали ведром холодной воды.
К тому времени сто сорок третий взвод начинал уже гордиться собой, в полной уверенности, что является лучшим взводом в лагере, и это в общем-то соответствовало действительности. Но однажды Уитлок решил поубавить им спеси и повел на небольшой плац, где занимались строевой кадровые морпехи из тех, что несут службу на линкорах и крейсерах. Загорелые, подтянутые, ростом почти два метра, они
