них хоть какую-то краску. Затем сказала себе, что все действительно в порядке. Это обычное утреннее недомогание. Но открыть дверь она не сможет до тех пор, пока…
— Ты… э-э-3… не уберешь пакет?
— Сделано.
Послышались удаляющиеся шаги сестры и звук открываемой наружной двери. Джулия еще раз глубоко вздохнула.
— Прекрасно. Я чувствую себя прекрасно, — повторила она просто на тот случай, если ее желудок об этом не знал.
Когда она открыла дверь, Элис только что вернулась. Склонив голову набок и прищурившись, она пристально изучала Джулию и молчала. Наконец та нахмурилась.
— Ну и?
Элис тряхнула головой, словно отгоняя какую-то бредовую мысль. Но затем ее глаза сузились еще больше.
— Пополневшая грудь. Безразмерные майки. Неадекватная реакция на запах баранины. Ты беременна?!
И Джулия, обхватив руками плечи, с вызовом встретила взгляд голубых глаз Элис.
— А что, если и так?
— О Ббже!
Глаза Элис едва не вылезли из орбит.
— Ну и что? — Джулия еще крепче стиснула себя. — Это не обязательно плохо.
— Нет, конечно нет! Просто я никогда не думала, что именно ты… Я хочу сказать… — Элис снова тряхнула головой, на этот раз словно для того, чтобы прояснились мысли. — Ты всегда была…
Она не договорила, но Джулия отлично поняла ее.
Ты всегда была пай-девочкой. Никогда не совершала опрометчивых поступков, не переступала границ дозволенного. И это действительно было так. Вольнолюбивая, непокорная Элис старалась за двоих! И обе сестры знали, что если уж одна из дочерей Барнсов забеременеет «неподобающим» образом, то скорее всего это будет не Джулия.
— Ну что ж, — проговорила Элис, часто моргая и не зная, куда деть руки. Наконец ей удалось улыбнуться. — Кто же счастливый папаша?
— Неважно.
— Неважно? — Элис уставилась на нее, затем, не обращая внимания на предостерегающий взгляд сестры, спросила: — Он хотя бы знает?
— Знает.
— И?
Джулия, изображая равнодушие, небрежно пожала плечами.
— Ему это неинтересно.
— Да что же это за идиот…
— Он не идиот! Хотя… может быть, и так. Он просто не хочет быть отцом.
— Ему следовало бы подумать об этом раньше, — ядовито заметила Элис.
— Давай не будем продолжать, Элис, ладно?
— Но…
Рот Элис открылся, затем закрылся вновь. Она прислонилась к стене, глубоко вздохнула и наконец сменила тему.
— А остальные знают?
— Никто. Только он. А теперь и ты.
Элис это не понравилось. На ее лице мелькнуло встревоженное выражение.
— А ты не… не думала о том, чтобы сделать…
— Нет, не думала! Я намерена родить ребенка! И собираюсь воспитать его. Или ее. Об аборте не может быть и речи!
Джулия свирепо уставилась на сестру.
— Правильно, — быстро согласилась та.
Она понимала, что одну ошибку нельзя исправить, совершив другую, еще худшую. Элис засунула руки в карманы узких джинсов, глубоко вздохнула, пытаясь прийти к какому-нибудь решению, затем еще раз вздохнула. Наконец с улыбкой сказала:
— Что ж, я всегда хотела быть тетей. Чем я могу тебе помочь?
Джулия быстро заморгала, почувствовав влагу на ресницах, и порывисто обняла сестру.
— Ты уже помогла. — Она не понимала, насколько важна для нее поддержка сестры, пока не получила ее. — Спасибо тебе.
Элис крепко стиснула ее плечи.
— Пожалуйста. Ты же знаешь, я тебя не оставлю. Ты всегда была рядом со мной в трудную минуту.
Действительно Джулия всегда оказывалась рядом, когда нужно было защитить право младшей сестры на то, чтобы быть отличной от других. Право красить волосы в пурпурный, зеленый или оранжевый цвет, склеивать их в торчащие сосульки. Носить драные джинсы, клетчатые рубашки и грубые башмаки, а не платья с оборочками.
Она сражалась за право Элис встречаться с парнем, украшенным татуировкой. И еще с одним, одетым в кожу и разъезжающим на «харлее».
Элис еще раз сжала ее плечи, затем отступила и внимательно осмотрела.
— Есть какой-то намек, — задумчиво проговорила она. — И дело не только в груди. У тебя появился животик. И ты светишься, — добавила Элис, посмотрев сестре в лицо. — Теперь, когда тебя перестало тошнить, ты просто сияешь. — Она улыбнулась. — И когда же?
— Через шесть месяцев. Элис посчитала на пальцах.
— Рождественский ребенок? Джулия кивнула.
— Да, так говорит доктор.
— Это будет совершенно новый предлог, чтобы не появиться дома на Рождество. Мама и папа могут приехать сюда.
— Думаешь, они сделают это? — скептически спросила Джулия.
Их родителей-фермеров было не заманить в Лондон.
— Не сомневайся. Ты ведь знаешь, как маме хочется стать бабушкой.
— Но в подобных обстоятельствах…
— Конечно, они бы хотели, чтобы наши жизни сложились идеально, но будут рады и тому, что мы просто живы и здоровы, а ты еще подаришь им внука. Они приедут, — пообещала Элис.
И Джулия поверила ей. Она очень любила родителей. И то, что сказала сестра, было правдой. Возможно, они предпочли бы, чтобы дочь родила ребенка, будучи замужем. Но не приходилось сомневаться, что родители помогут ей и полюбят своего первого внука.
— Ты в состоянии что-нибудь съесть? — спросила Элис, возвращаясь к реальностям жизни. — Я голодна как волк. Мы начали работу в пять утра.
Джулия с сожалением улыбнулась.
— А я заставила тебя выбросить еду!
— Неважно. У тебя есть печенье? И масло? — спросила Элис уже от порога кухни.
Джулия последовала за ней.
— Я только печеньем и питаюсь. Доктор сказал, что приступы тошноты скоро пройдут, и мне уже действительно немного получше.
Она села за стол, а Элис приготовила целую тарелку крекеров с маслом. Затем открыла банку имбирного пива и порезала на дольки аппетитное красное яблоко. Поставив все это на стол, она села напротив Джулии.
Та съела один крекер. Сделала маленький глоток пива. Затем осторожно стала жевать второе печенье. Элис молча и напряженно наблюдала за ней. Только когда Джулия, вместо того чтобы броситься в ванную, улыбнулась, она вздохнула с облегчением.
— Фу-у. А теперь скажи, ты сможешь поехать завтра со мной и Йаном на скачки в Аскот?
