О, горе нам и тем святым, Что в небе наша опора! Пускай трепещут и они, И им не уйти от позора. Теперь открылось вам, зачем В ночи комета большая По небу мчалась на красной метле, Кровавым светом сияя. То, что пророчила звезда, В сражении мы узнали. Где ты велел, там были мы И прах короля искали. И долго там бродили мы, Жестоким горем томимы, И все надежды оставили нас, И короля не нашли мы». Асгот и Айльрик окончили речь; Аббат сжал руки, рыдая, Потом задумался глубоко И молвил им, вздыхая: «У Гринфильда Скалу Певцов Лес окружил, синея; Там в ветхой хижине живет Эдит, Лебяжья Шея. Лебяжьей Шеей звалась она За то, что клонила шею Всегда, как лебедь; король Гарольд За то пленился ею. Ее он любил, лелеял, ласкал, Потом забыл, покинул. И время шло, шестнадцатый год Теперь тому уже минул. Отправьтесь, братья, к женщине той, Пускай идет она с вами Назад на Гастингс — и женский взор Найдет короля меж телами. Затем в обратный пускайтесь путь. Мы прах в аббатстве скроем, — За душу Гарольда помолимся все. И с честью тело зароем». И в полночь хижина в лесу Предстала пред их глазами. «Эдит, Лебяжья Шея, встань И тотчас следуй за нами. Норманнский герцог победил, Рабами стали бритты, На поле Гастингском лежит Король Гарольд убитый. Ступай на Гастингс, найди его, — Исполним наше дело, — Его в аббатство мы снесем, Аббат похоронит тело». И молча поднялась Эдит, И молча пошла за ними. Неистовый ветер ночной играя Ее волосами седыми. Сквозь чашу леса, по мху болот Ступала ногами босыми, И Гастингса меловой утес Наутро встал перед ними. Растаял в утренних лучах Покров тумана белый, И с мерзким карканьем воронье Над бранным полем взлетело. Там на поле тела бойцов
