Том 3. Стихотворения и поэмы 1907-1921

И плачу я, и он в томленьи,
И я, и он.

«Все деревья зазвучали…»

Все деревья зазвучали,
Гнезда все запели вместе —
Кто ж, однако, капельмейстер
В этом девственном оркестре?

Или важный серый чибис?
Он кивает носом вечно.
Или тот педант, который
В тон кукует безупречно?

Или аист, — он серьезно,
Как заправский дирижер,
Длинной хлопает ногою,
Направляя общий хор?

Нет, уселся капельмейстер
В сердце собственном моем,
Чувствую, как такт он держит,
Узнаю Амура в нем.

«В начале был лишь соловей…»

«В начале был лишь соловей,
Он пел свое: цюкют! цюкют!
С тех пор побеги трав нежней,
Фиалки, яблони цветут.

Он клюнул в грудь себя, и вот
Течет из красной раны кровь,
Куст роз из крови той растет,
Ему поет он про любовь.

Всех нас, лесных пернатых, здесь
Сроднил своею кровью он;
По смолкнет розе песнь — и весь
Наш лес на гибель обречен».

Так старый воробей твердит
В гнезде сынишке своему;
На первом месте мать сидит
И от себя пищит ему.

Вот мастерица, хоть куда,
Детей высиживать своих;
Старик от скуки иногда
Закону божью учит их.

«Весенней ночью, в теплый час…»

Весенней ночью, в теплый час
Так много цветов народилось!
За сердцем нужен глаз да глаз,
Чтоб снова оно не влюбилось.

Теперь который из цветов
Заставит сердце биться?
Велят мне напевы соловьев
От лилии сторониться.

«Ах, я слез любовных жажду…»

Ах, я слез любовных жажду,