Левиафан

мягкий голос Сола.

— Сол! Но ты же в прямом эфире…

— Они записали это интервью на видеокассету полчаса назад. Я сейчас в аэропорту Лас-Вегаса, жду рейса на Вашингтон. Меня вызвали к Президенту.

— О Боже! Что ты собираешься ему сказать?

— Ровно столько, — хмыкнул Сол, — сколько сможет понять такой придурок, как он.

(В Лос-Анджелесе доктор Вулкан Тролль смотрел на сейсмограф, стрелка которого качнулась к отметке 2 балла. Это по-прежнему не вызывало никаких опасений, однако на всякий случай он нацарапал записку своему сменщику-аспиранту: «Если подскочит до трех, обязательно мне позвони». Затем Вулкан Тролль поехал домой. Проезжая мимо бунгало Диллинджера, он весело насвистывал, радуясь, что беспорядки закончились и национальная гвардия ушла. Сменивший его аспирант не заметил, как стрелка сейсмографа благополучно миновала отметку 3 балла и подскочила до 4, поскольку читал книгу в мягкой обложке, которая называлась «Пиршество плоти».)

Дэнни Прайсфиксер, проснувшись в Ингольштадте, посмотрел на часы. «Боже», — подумал он; согласно его представлениям о добродетели, спать допоздна было главным грехом. Затем он стал вспоминать, как прошла ночь, и довольно улыбнулся. Повернувшись в постели, чтобы поцеловать Леди Велькор в шею, Дэнни узрел обнимавшую её огромную чёрную руку. Вторая чёрная рука вяло держала её за грудь. «Боже!» — воскликнул Дэнни, окончательно проснувшись. Разбуженный им Кларк Кент с трудом сел на постели и тупо уставился на него.

(В этот момент «Улыбчивый Джим» Трепомена брёл по очень опасному перевалу в горах Северной Калифорнии. У него за спиной висела винтовка «ремингтон-700» шестимиллиметрового калибра со скользящим затвором, а также бушнелловский шестикратный телескоп. С одной стороны на ремне Трепомены болталась фляга с виски, а с другой — фляга с водой. Потеющий от напряжения, несмотря на высоту, Трепомена был одним из тех немногих счастливчиков в этой стране, которые в течение последних трех дней ни разу не слушали радио. И потому он понятия не имел об ажиотаже, охватившем Соединённые Штаты Америки в связи с утечкой чумы «антракс-лепра-пи», введением чрезвычайного положения, беспорядками и взрывами. Вырвавшись в отпуск из той вонючей клоаки, в которой он барахтался сорок девять недель в году, рискуя душой ради блага соотечественников, Трепомена дышал чистым воздухом и размышлял о вечном. Точнее говоря, завзятый охотник «Улыбчивый Джим», прочитав, что в живых остался всего один американский орёл, вознамерился убить его, чтобы обессмертить своё имя в охотничьей литературе. Разумеется, Трепомена прекрасно понимал, как воспримут это экологи и активисты охраны природы, однако его не волновало их мнение. Он считал этих людишек сборищем педерастов, коммунистов и идиотов. И к тому же наверняка наркоманов. По его мнению, среди них не было ни одного нормального мужика. Взмокший от пота Трепомена поправил давившую ему на спину винтовку и продолжил подъем в гору.)

Мама Сутра смотрела на центральную карту Таро в раскладе «Древо Жизни»: это был Дурак.

— Прошу прощения, — сказало маленькое итальянское деревце.

— Это уже не смешно, — пробормотал Фишн Чипс. — Я не намерен провести остаток жизни, беседуя с деревьями.

— Со мной тебе как раз стоит побеседовать, — настаивало смуглое дерево с заколотыми в пучок волосами.

Чипс прищурился.

— Я знаю, кто ты, — наконец сказал он. — Ты наполовину дерево и наполовину женщина. Следовательно, дриада. Вот и польза от гуманитарного образования.

— Прекрасно, — сказала дриада. — Но когда ты перестанешь бредить, тебе придётся вспомнить и Лондон, и свою работу. Тогда ты задумаешься, как объяснить начальству события прошедшего месяца.

— Кое-кто украл у меня целый месяц, — благодушно согласился Чипс. — Циничный старый боров по имени Дили-Лама. Или же другой тип — Жаба. Негодяй. Как он смеет воровать у людей месяцы!

Дриада вручила Чипсу конверт.

— Постарайся его не потерять, — сказала она. — Когда в твоём ведомстве ознакомятся с информацией, которая находится в этом конверте, они будут на седьмом небе от счастья и поверят в любую небылицу, которую ты придумаешь, чтобы объяснить, где пропадал целый месяц.

— А что там? — поинтересовался Чипс.

— Имена всех агентов БАЛБЕС в британском правительстве. А также вымышленные имена, которыми они воспользовались, чтобы открыть банковские счета. Номера счетов и даже названия банков. Все в лучшем виде. Не хватает лишь подарочной упаковки.

— Мне кажется, меня снова разыгрывают, — сказал Чипс. Но он все-таки несколько пришёл в себя, вскрыл конверт и посмотрел на его содержимое. — Это правда? — спросил он.

— Они не смогут объяснить происхождение денег на этих счетах, — заверило его дерево. — И последуют весьма интересные признания.

— Кто ты, черт тебя подери? — спросил Чипс, увидев, что перед ним не дерево, а девочка-подросток, по виду итальянка.

— Я твой святой ангел-хранитель, — ответила она.

— Ты похожа на ангела, — признал Чипс, — но я ни во что такое не верю. Ни в путешествия во времени, ни в говорящие деревья, ни в громадных жаб, ни во что. Кто-то подсунул мне наркотик.

— Да, кто-то подсунул тебе наркотик. Но я, твой святой ангел-хранитель, подсовываю тебе этот конверт, чтобы по возвращении в Лондон у тебя не было неприятностей. Тебе нужно лишь придумать более или менее достоверную историю…

— Скажу, что БАЛБЕС держали меня в своих застенках вместе с прекрасной евразийской невольницей… — начал импровизировать Чипс.

— Отлично, — сказала ангел-хранитель. — Они тебе не поверят, однако подумают, что в эту басню веришь ты сам. И этого достаточно.

— Кто ты на самом деле?

Проигнорировав его вопрос, дерево повторило: «Не потеряй конверт» — и удалилось, по пути снова став юной итальянкой, а затем превратившись в гигантскую женщину с золотым яблоком в руке.

Шеф оперативного отдела полиции Федеративной Республики Германии по фамилии Гауптманн — высокий, худой, с коротко остриженными серебристо-седыми волосами мужчина, в лице которого проглядывало что-то лисье, — с отвращением оглядел фюреровский номер-люкс. Он прибыл из Бонна и, вознамерившись найти хоть какой-то смысл в скандалах, трагедиях и мистериях прошедшей ночи, тут же направился в отель «Дунай». Первым подозреваемым, которого он решил допросить с пристрастием, был Freiherr[30] Хагбард Челине — тёмная личность и миллионер из высшего общества, наделавший на рок-фестивале много шума. Теперь они тихо беседовали в углу, пока позади них щёлкали затворами фотоаппаратов полицейские фотографы.

— Ужасная трагедия, — сказал Гауптманн, глядя на Хагбарда пронизывающим взглядом. — Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего президента прошлой ночью. А также по поводу печального положения дел в вашей стране.

В действительности, наблюдая, как Соединённые Штаты Америки тонут в пучине хаоса, Гауптманн испытывал радость. Его призвали в немецкую армию в конце Второй мировой войны, когда ему было пятнадцать лет. У него на глазах американцы с союзниками оккупировали Германию. Это оказало на него гораздо большее впечатление, чем дальнейшее сотрудничество США и Западной Германии.

— Это не мой президент и не моя страна, — быстро сказал Хагбард. — Я родился в Норвегии, довольно долгое время жил в США и даже стал на какое-то время гражданином этой страны, но тогда я был намного моложе, чем сейчас. Я отказался от американского гражданства много лет назад.

— Ясно, — хмыкнул Гауптманн, безуспешно пытаясь скрыть своё отвращение к человеку, по непонятным причинам не испытывающему чувства национальной принадлежности. — И какая же страна имеет честь