Зенон согласился поесть. Яичница предназначалась сержанту; Зенону хозяйка принесла в миске довольно сносное рагу. Пиво было хорошее. Вояка оказался албанцем, который перешел Альпы в обозе герцогских войск. Говорил он на смеси фламандского с итальянским, но похоже было, что хозяйка понимает его без особого труда. Он жаловался, что всю зиму трясся от холода, а барыши оказались куда более скудными, чем сулили вербовщики в Пьемонте, потому что тех, кого можно обобрать или за кого содрать выкуп, оказалось среди лютеран куда меньше, чем уверяли в Италии, когда заманивали солдат.
— Что поделаешь, — попыталась утешить его хозяйка. — Выручка, у кого ни возьми, всегда меньше, чем издали кажется. Марикен!
Спустилась Марикен в накинутом на голову платке. Она села рядом с сержантом, и они стали есть из одной сковородки. Женщина совала сержанту в рот аппетитные кусочки шпика, которые выуживала из яичницы. Мальчик, орудовавший мехами, исчез.
Зенон отодвинул миску и хотел расплатиться.
— К чему спешить? — небрежно проронила красотка хозяйка. — Скоро придут ужинать муж и Никлас Бамбеке. В море-то они, бедняжки, едят все холодное!
— Я хотел бы сразу посмотреть лодку.
— С вас двадцать лиардов за мясо, пять за пиво и пять дукатов сержанту за пропуск, — вежливо пояснила она. — За ночлег плата отдельная. Отчалят они только завтра утром.
— У меня есть разрешение на выезд, — возразил путешественник.
— Разрешению цена грош, если не ублажить Мило, — заявила хозяйка. — Здесь он — король Франции.
— Я еще не сказал, что собираюсь в плавание, — заметил Зенон.
— Нечего торговаться! — громко заворчал из дальнего угла сержант, — Стану я торчать дни и ночи на молу да проверять, кто отплывает, а кто нет.
Зенон заплатил все, что с него потребовали. Он благоразумно положил в кошелек денег ровно столько, чтобы не вызвать подозрений, будто он припрятал еще кое-что.
— Как называется лодка?
— Да так же, как и здешний трактир, — ответила хозяйка заведения. — «Прекрасная голубка». Жаль будет, если он перепутает, правда, Марикен?
— Еще бы! — поддержала ее сестра. — На «Четырех ветрах» заблудятся в тумане да и угодят прямехонько в Вилворде.
Шутка показалась обеим женщинам очень забавной, понял ее и албанец — он тоже покатился со смеху. Вилворде находился далеко от побережья.
— Пожитки свои можете оставить здесь, — благодушно предложила хозяйка.
— Лучше уж сразу погрузить их в лодку, — сказал Зенон.
— Экий недоверчивый господин, — насмешливо бросила Марикен ему вслед.
На пороге он едва не столкнулся со слепцом, который тащил свою волынку, чтобы молодые могли поплясать. Тот узнал Зенона и угодливо поклонился.
По пути к причалу ему встретился взвод солдат, направлявшихся к трактиру. Один из них спросил, откуда он идет — не из «Голубки» ли? Получив утвердительный ответ, его пропустили. Видно, Мило и впрямь был здесь хозяином.
«Прекрасная голубка» оказалась довольно большой крутобокой лодкой, лежавшей на обнажившемся после отлива песке. Зенон подошел к ней, почти не замочив ног. Двое мужчин и мальчишка, который вздувал огонь в трактире, возились со снастями; среди бухт каната шныряла собака. Подальше в лужице воды валялась куча окровавленных селедочных голов и хвостов, которая свидетельствовала о том, что улов уже отправлен в другое место. Увидев приближающегося путника, один из мужчин спрыгнул на берег.
— Яне Брёйни — это я, — представился он. — Это вас Йоссе в Англию отправляет? Только сначала столкуемся насчет платы.
Зенон понял, что мальчишку выслали вперед предупредить хозяина. Как видно, они уже обсудили между собой размеры его достатка.
— Йоссе говорил о шестнадцати дукатах.
— Это, сударь, когда проезжих много. Однажды у меня на борту одиннадцать душ было. Больше-то мне не взять. По шестнадцати дукатов в лютеранина — выходит сто семьдесят шесть, Я не говорю, что с одного человека...
— Я не лютеранин, — перебил его философ. — У меня в Лондоне сестра замужем за купцом...
— Знаем мы этих сестер, — насмешливо сказал Янс Брёйни. — Душа радуется, как поглядишь на тех, кому и морская болезнь нипочем — приспичило им повидать родню.
— Назовите свою цену, — настаивал врач.
— Боже ты мой, сударь, да я вовсе не хочу отбивать у вас охоту прокатиться в Англию. Только мне это плавание не больно по вкусу. С англичанами-то у нас вроде как бы война...
— Пока еще нет, — возразил философ, поглаживая голову собаки, которая увязалась на берег за хозяином.
— Да это что в лоб, что по лбу, — возразил Янс Брёйни. — Плавать туда разрешено, потому как еще не запрещено, да вроде и не совсем разрешено, Вот при королеве Марии, жене Филиппа, — дело другое, не в обиду вам будь сказано, там жгли тогда еретиков, совсем как у нас. А нынче все пошло вкривь и вкось; королева-то у них пригульная и сама тайком мастерит ублюдков. Называет себя девственницей, но это только чтобы Пречистой Деве насолить. В Англии теперь потрошат аббатов и мочатся в священные сосуды. А это грех. Нет, уж лучше мне ловить рыбу у бережка.
— Ловить рыбу можно и в открытом море, — заметил Зенон.
— Коли ловишь рыбу, возвращаешься, когда тебе вздумается, а коли держишь путь в Англию, плавание может и затянуться... Сегодня, глядишь, штиль, а завтра, не ровен час — шторм... Вдруг кто полюбопытствует, что у меня за груз, — дичь-то я везу диковинную, а уж обратно... Был у меня случай, — сказал он, понизив голос, — вез я порох для графа Нассауского. Не очень-то весело было в ту пору в моей скорлупке.
— Есть ведь и другие лодки, — небрежно заметил философ.
— Это как сказать, сударь. Со «Святой Барбарой» мы в доле, да она получила пробоину — ничего не попишешь. У «Святого Бонифация» неприятности... Само собой, есть еще лодки, что вышли в море, да кто ж их знает, когда они будут обратно... Коли вы не торопитесь, справьтесь в Бланкенберге или в Вендёйне, только там те же цены, что и у нас.
— А вон та? — спросил Зенон, указав на суденышко поменьше, на корме которого какой-то человек неторопливо готовил себе
— «Четыре ветра»? Что ж, наймите ее, коли она вам приглянулась, — сказал Янс Брёйни.
Зенон размышлял, присев на перевернутую бочку из-под сельдей. Собака положила морду ему на колени.
— Стало быть, на рассвете вы так или иначе выйдете в море?
— Сорок, — твердо сказал Зенон.
— Сойдемся на сорока пяти. Не стану обирать клиента. Если у вас нет другой причины спешить, кроме как навестить сестру в Лондоне, почему бы вам не переждать денька два-три в нашей «Голубке»?.. Сюда что ни день прибывают беглецы, торопятся ровно на пожар... Вам тогда придется только свой пай платить.
— Я предпочитаю не откладывать.
— Так я и думал... Да оно и разумнее, вдруг ветер переменится... А с пташкой, что сидит в трактире, вы договорились?
— Если речь о пяти дукатах, что у меня выудили...
— Это дело не мое, — с презрением заявил Янс Брёйни. — С ним бабы сторговались, чтобы на суше беды не нажить. Эй, Никлас! — окликнул он товарища. — Вот пассажир!
Рыжий великан наполовину высунулся из люка.
