цирка. Гномик больше не придёт, а значит, единственная роль, которая ей осталась среди артистов, – стать их хозяйкой. И она будет щедрее, чем Би-Цуган… Теперь она уже не маленькая и слабая… Отец говорил, что это пройдёт, и это прошло…
ГЛАВА 12
– Племянничек, а не слишком ли ты обнаглел, претендуя на имущество этого дохлого плута? – Барон Иероним ди Остор, похоже, был не на шутку раздосадован неожиданной наглостью бедного родственника. У него были свои планы на огромный арсенал магических предметов, которые успел собрать в своём доме бесследно пропавший Раим ди Драй. В том, что мага нет в живых, барон уже нисколько не сомневался – у старика не хватило бы смелости, чтобы скрыться или без личного разрешения императора отправиться в дальнее путешествие. «Раим, славный верный Раим, кто же нас удивит чем-либо чудесным, если тебя не будет под моей царственной рукой», – так обычно сокрушался государь, стоило ди Драю заикнуться о своём намерении посетить, например, имперскую провинцию Сабия, где найдены удивительные артефакты… Нет, Раим наверняка мёртв, и, кто знает, может быть, здесь не обошлось без Хенрика.
– Разве в роду ди Осторов принято упоминать слово «слишком»? – заметил Хенрик, даже не глядя на родственника, он искал глазами мону Кулину, но она, судя по всему, уже прошла в трапезную – проверить, должным ли образом накрыты столы. Первая перемена блюд, по её мнению, должна была выглядеть образцово, так, чтобы каждый, кто решится взять в руки вилку, испытывал благоговейный страх перед совершенной красотой каждого салатика, каждого кусочка копчёной лососины, читал немой укор во взгляде жареного поросёнка, приправленного тёртым хреном. Потом она с затаённым трепетом, испытывая приятное возбуждение, наблюдала, как чинный обед постепенно превращается в оргию, а стройные ряды изысканных блюд – в мешанину отбросов.
Раз в месяц во дворце устраивался обед в честь высоких родов империи, надежды и опоры трона. И с тех пор как приготовлениями стала заниматься лично мона Кулина, должности императорского виночерпия, кулинара и распорядителя трапезы перестали быть синекурой.
– Послушай, Хенрик… – мягко сказал барон, глядя на племянника даже с некоторым сочувствием. – Ты даже не понимаешь, во что ввязываешься. Да, многие скороспелые вельможи начинали именно с интриг, а кончали под топором палача. Ты этого хочешь?
Барон имел в виду выходку, на которую решился его племянник на прошлом обеде. Сначала он выложил полторы тысячи золотых постельничему императорского мажордома, чтобы тот выхлопотал для него приглашение, а попав во дворец, первым делом нагло подошёл к моне Кулине, к которой не всякий эрцог или лорд смел вот так запросто приблизиться, и вручил ей какой-то огрызок пергамента. Потом барон через своих осведомителей выяснил, что это была страница дневника покойного мага, где было написано буквально следующее: «…а если боги отказывают в помощи, в этом нет большой беды. Не так уж и важно и то, что древняя магия альвов была почти забыта людьми и теперь приходится восстанавливать по крупицам могучие заклинания. Но, как ни старайся, невозможно понять суть явлений, которые можно вызвать, произнося звуки, для которых не очень-то приспособлен наш язык. Но те, кто жаждет чуда, получат его, даже если никакого чуда не произойдёт – все видят то, что желают увидеть. Вера ослепляет клиента, и это великое благо. Веру, засевшую в размягчённых мозгах богатых и знатных особ, легко превратить в золото, звенящее в собственном кармане – в этом-то и заключена самая чудесная магия, в которой, в отличие от чародейства альвов или воли богов, нет ничего непонятного…»
По сути, Раим ди Драй сам признался в том, что он – всего лишь мелкий шарлатан, который просто годами обирал столичную знать. Это вносило некоторую ясность в дело его исчезновения – скорее всего мальчишка уже давно выдрал эту станицу из дневника мага и пригрозил своему учителю, что отнесёт её куда следует, если чего-то не получит… Раим, вероятно, сообразил, что спастись ему всё равно не удастся, и предпочёл тихо утопиться в каком-нибудь загородном пруду. Мальчик, конечно, повёл себя как достойный отпрыск древнего рода ди Осторов, но его выходка могла оказаться в итоге губительной не только для него, но и для прочих родственников, даже тех, кто имел влияние на самом верху…
Хенрик по-прежнему никак не реагировал на разумные слова дяди, и барон, демонстративно отвернувшись от него, направился к группе гвардейцев, чтобы поддержать их приятную беседу о неоспоримых достоинствах племенных йотских скакунов. У него уже созрел не слишком замысловатый, но действенный план, каким образом обезопасить себя от выходок племянника…
Двери в просторную трапезную медленно отворились, а из глубины зала донеслось пение флейт и перезвон больших многострунных лир – звуки были под стать высоким стенам из резного мрамора, высокому хрустальному своду, проходя сквозь который солнечный свет рассеивался и обретал мягкость… Эта часть дворца была построена по образцу резиденции правителя альвов в Альванго, как описывали её летописцы времён Гиго Доргона, первого императора людей. Перед тем как разрушить все уцелевшие после штурма здания Альванго, император приказал подробно описать всё, чтобы величием и красотой всего низвергнутого им в прах подчеркнуть величие и красоту своего подвига.
– Их Величество, император лабов, бреттов, саков, аббаров, горландцев, самритов, мелонцев, ризов, йотов, асогов, дайнов… – Герольд, надутый, как голубь на морозе, почему-то начал сообщать о приближении государя раньше, чем гости почтительно замерли за спинками своих стульев, и это внесло в церемонию некоторую сумятицу. – …хорсов, капфов, ракидов, ягуров, гадайцев и лиохов – Лайя Доргон XIII Справедливый!
– Ну, и чего вы уставились на этого толстого болвана? – Голос самодержца неожиданно донёсся не со стороны парадного выхода, откуда появился герольд, а из прихожей, где ещё недавно толпились гости. – Спиной должны чуять своего императора!
Начало не предвещало ничего хорошего. Обычно, будучи в приятном расположении духа, Лайя Доргон XIII Справедливый позволял себе подначивать своих подданных только после шестого бокала густого бреттского вина, а тут начал прямо с порога. Но после того как император сделал первый шаг, собравшиеся вздохнули с облегчением – государь двигался к своему месту во главе длинного стола нетвёрдой походкой, а когда шпоры на его сапогах сцепились между собой, он даже чуть не упал на мраморный бордюр, за которым благоухал зимний сад. Два безземельных эрцога бросились ему на помощь, но Лайя Доргон устоял на ногах самостоятельно и протестующе замахал обеими руками.
– Наш путь прям и светел! – заявил он во всеуслышанье. – И никаких баб.
Только теперь собравшиеся обнаружили отсутствие в зале всесильной моны Кулины, которая последние три года сопровождала государя повсюду, даже на соколиной охоте, куда дамы по старинной традиции вообще не допускались.
– Ну, что я тебе говорил… – шепнул барон племяннику, неслышно подойдя к нему со спины. – Теперь сам выкручивайся, как можешь.
Всё было ясно: мона Кулина, хоть и продержалась несравненно дольше прежних фавориток государя, но неизбежное должно было случиться – она впала в немилость и теперь наверняка находилась либо в подвалах Серого замка, либо на пути в одно из северных поместий, где ей предстояло провести остаток жизни. Это означало, что всех, кому она когда-либо оказывала протекцию, всех, чьи доносы доходили до императора через её сочные уста, могла ожидать куда худшая доля, чем её саму.
– Дядя, ты кем тут при дворе? – вдруг ни с того ни с сего спросил Хенрик.
– Главным егерем соколиной охоты. – Вопрос племянника был столь неожиданным и странным, что барон сначала ответил, а потом уже начал соображать, чем вызван интерес наглого юнца.
– Звучит неплохо…
Император наконец-то добрался до своего мягкого стула с обивкой из пурпурного бархата, а это означало, что и все остальные должны занять свои места, прежде чем распорядитель трапезы произнесёт первый тост – «За государя и державу!». Барон проследовал на четвёртое место по правую руку императора, ближе к государю сидели только лорд-канцлер, лорд-советник и мажордом. Когда все расселись, оказалось, что место, предназначенное для моны Кулины, пустует, но это ещё ничего не значило – Справедливый, будучи в подпитии, обычно не ограничивался одной шуткой, он балагурил до тех пор, пока сохранял способность сидеть.
Последние слова племянника почему-то окончательно испортили барону настроение – наглый мальчишка явно намекал на то, что он не прочь занять место дяди Иеронима при дворе, и это не могло быть
