возможности. Конечно, можно было дождаться ночи, вспомнить нужное заклинание и заставить свои путы ослабнуть, но какой смысл бежать оттуда, куда так стремился… Сейчас, пока сидишь связанный, как раз есть время, чтобы усмирить в себе злость на этих варваров, которые, захватив его врасплох, притащили сюда бесчувственное тело и до сих пор не обмолвились ни единым словом, кто они такие и чего хотят от него. Чтобы притупились гнев и обида, надо найти в ситуации хоть что-то хорошее… Например, можно быть благодарным этим нечёсаным людям в звериных шкурах за то, что они не бросили пленников прямо на солнцепёке, а усадили их под единственное во всей округе дерево, как будто знают, что альвы гораздо легче переносят холод, чем жару. Альвы… Только бы эти шнурки не поранили кожу, только бы из ран не выступила голубая кровь… Тогда пришлось бы распроститься с надеждой, что когда-нибудь удастся собрать воедино все фрагменты полотна чародея….
– …и чего я попёрся… Чего мне, спрашивается, дома не сиделось! Торговал бы себе семечками – не до жиру, но жить можно. Нет, понесло куда-то, схлопотал приключений на свою голову…
К дереву подкатила повозка, на которой вповалку сидели несколько мужчин и женщин в изрядно замызганных, но когда-то вполне приличных одеждах. Два бородатых варвара бодренько подхватили стонущего Лина и потащили к остальным пленникам. Погрузив его в повозку, бородачи направились за Трелли, но какой-то варвар из хлопотавших вокруг костра, на котором целиком жарилась туша косули, крикнул:
– Этого не трогайте, вождь сказал – самим пригодится!
Возница залихватски свистнул, и повозка, сорвавшись с места, скрылась в облаке пыли.
Теперь оставалось только ждать решения собственной судьбы. Может быть, кочевники и впрямь надеются получить за него выкуп? Зря надеются – в линейной пехоте тот, кто пропал без вести, считается либо покойником, либо трусом, опозорившим родную фалангу. Так что на выкуп им надеяться не стоит, и это хорошо. Надо постараться убедить этих варваров, что пленник может оказаться им полезен. Но как? Не раз учитель Тоббо говорил, что люди бывают очень изменчивы, легко меняют гнев на милость, а последний трус может с перепугу совершить такое, на что не решился бы никакой храбрец. Люди – вообще существа со странностями… Чего стоит тот же Конрад ди Платан… Может быть, и местный вождь окажется таким же чудаком?
Хорошо, что те два фрагмента чудесного полотна, которые он уже добыл, надёжно спрятаны – только Йурга знает, где их искать… Впрочем, стоит ли так доверять призрачной кошке… Кошкам вообще не свойственна верность. Но надеяться больше не на кого, а учитель Тоббо, наверное, знал, что делал, когда поручил ему заботу о призрачном звере, брошенном богами. До сих пор поддельный амулет, подчиняющий Йургу, не подводил, но кто знает, как долго это может продлиться…
К костру одна за другой подъехали ещё три повозки, и приехавшие на них люди тут же начали суетиться, торопливо устанавливая шатёр из зелёного шёлка. Неплохо живут дети степей, если могут позволить себе такую роскошь… Значит, того гляди, здесь и сам вождь появится. Может быть, они всё-таки затевают что-то против имперских войск, перешедших через Альды, может быть, они больше не желают терпеть ежегодные вторжения? Тогда они наверняка захотят допросить пленника, чтобы выведать, когда и где лучше напасть на чужаков.
Варвары едва успели поставить шатёр, как на дороге, пересекающей холмистую степь извилистой серой лентой, показалось несколько всадников, пустивших своих коней в галоп. Вот теперь-то всё и решиться. Главное – забыть о занемевших руках и ноющей боли в затылке. Нужно держать себя уверенно и даже слегка нагловато, нужно заставить их уважать себя, даже связанного. Тем более что уйти от этих неуклюжих людей ничего не стоит – там, в Призрачном Мире, есть силы, способные разрушить любые оковы, отвести глаза стражникам, остановить полёт стрелы, летящей вслед – только хватило бы времени, чтобы произнести нужное заклинание, только хватило бы времени…
ГЛАВА 11
Враг отступил от стен Ан- Торнна, бросив на поле боя своих мёртвых. Франго сам повёл небольшой отряд вниз по ущелью, чтобы проследить, далеко ли ушли нападавшие, а вернувшись, долго не хотел говорить Уте, что ему пришлось там увидеть.
– Не знаю, моя госпожа, война, конечно, есть война, но такого даже последние разбойники не делают… – Франго согласился доложить всё, как было, лишь после того, как она трижды напомнила ему, что у командора не может быть тайн от своей лордессы. – Будто и не люди это были, а если и люди, то хуже упырей.
Ей почему-то вдруг вспомнилась ночь, проведённая в древней каменоломне, и те кошмары, что чудились ей там, после того как погас факел. Теперь она не находила ничего необычного в том, что тогда ей было страшно – иначе и быть не могло. Но Франго… Командор много всякого повидал за свою жизнь, и было странно видеть на его лице следы недавнего потрясения. Его бледности не скрывал даже загар, а по скулам пробегали желваки – сейчас он был полон холодной ярости, и ему стоило немалых трудов сдерживать её. Там, где он был, произошло что-то страшное, что-то такое, о чём спокойнее не знать, но с некоторых пор Ута ясно понимала одно: у неё не будет никаких шансов на победу в борьбе за трон, если её страх хотя бы однажды окажется сильнее её самой. Теперь надо выслушать доклад командора холодно и спокойно, как подобает наследнице Литта. Что бы там ни было, отступать всё равно поздно, а прятаться от ужасов войны за чьей-то широкой спиной было и недостойно, и нечестно.
Франго сидел напротив неё за столом в тесной трапезной, положив на стол тяжёлые кулаки, и смотрел на роскошный красно-белый ковёр, висящий за её спиной. Ковёр прикрывал ветвистую трещину в серой стене.
Замок был ветхим, и его не ремонтировали уже не одну сотню лет, но бывший его владетель почему-то был уверен в неприступности своей твердыни. Ни он, ни его дружина даже не успели схватиться за оружие, когда на них набросились охранники очередного обоза. Схватка была недолгой, дружину разоружили и вместе с челядью просто выставили за ворота, а самого горного барона на всякий случай заперли в темницу. Здесь, в Ан-Торнне обнаружилось множество ценностей, накопленных поколениями его предков, – несколько сундуков с золотом, красным и белым, много посуды, усыпанной самоцветами, великолепные канделябры из серебра, чудесные ковры из Сарапана, звонкий фарфор из далёкой страны Цай, в погребах было много зерна и солонины, но сам замок, перегородивший узкий перевал, был в плачевном состоянии – как будто каждый из его прежних хозяев считал, что на его век хватит, а наследник пусть сам заботится о себе…
– Нет, госпожа моя, люди так не поступают, даже в самой чёрной душе должен быть страх перед мёртвыми. Мы все когда-нибудь умрём, и там, в ледяной пустыне, к которой обращён тёмный лик божественной Гинны, нам предстоит встретится со всеми, у кого нам приходилось отнимать жизнь… – повторил Франго то, что говорил уже несколько раз, не решаясь продолжить свой рассказ.
– Это я уже слышала, – остановила его Ута. – Не вынуждай меня самой идти туда, чтобы увидеть всё собственными глазами.
– Там горландцы, моя госпожа. Много, не меньше тысячи, и все они мертвы.
– Горландцы мои враги, – заметила Ута, вспомнив последнее, что успел сказать ей отец.
– Живые горландцы – твои враги, моя госпожа. А все мёртвые равны меду собой, и все они достойны погребения, и у каждой свежей могилы следует принести жертву богам, чтобы путь ушедших был лёгок, чтобы они быстрее миновали ледяную пустыню и им открылся светлый лик Гинны, – возразил Франго. – Они наверняка шли сюда, чтобы помочь этому нелюдю захватить Ан-Торнн, но на них напали из засады, их расстреляли из-за скал. Там остались только палёные трупы, утыканные стрелами, и у каждого на лбу выжжен какой-то знак, и там страшно. Даже мне страшно. Как будто облако ужаса клубится над тем местом, где они стоят…
– Стоят?!
– Да. Мы подошли к ним на закате, и тень уже упала на дно ущелья… Нам показалось, что там стоит войско, что они лишь дожидаются темноты, чтобы незамеченными подобраться к Ан-Торнну. Мы начали стрелять в них с верхней тропы, но никто из них не упал, никто даже не шелохнулся, когда их пронзали наши стрелы. Потом мы рискнули подойти поближе и увидели, что все они мертвы и каждый привязан к шесту,
