очень умело. Филиппины показали, что определение воздушной мощи было сложным и несколько бомбардировщиков за вычетом других элементов значили мало для боевых действий. Кампания также показала, что довоенный акцент военно – воздушных сил на бомбардировщики был чрезмерным, и для завоевания превосходства в воздухе нужны в больших количествах истребители. Выводы из этого урока полностью не были сделаны и в последующие годы войны.
Военный министр Генри Л. Стимсон позже высказался даже более сильно: «Стало очевидно (после начала кампании), что надежды предыдущей осени не могут быть исполнены; не может быть успешной обороны Филиппин воздушными силами; подготовка не была завершена; японцы оказались слишком сильны; но что более всего важно – не было должного понимания того, в какой степени воздушная сила зависит от других факторов, а не только от самолетов без поддержки» [30].
2. Разница в планах армии и военно – морских сил.
Когда армия перекинулась на оборону всех Филиппин, адмирал Харт с энтузиазмом запросил разрешение отложить предыдущие планы по перемещению его флота к югу и, вместо этого, сконцентрировать свой флот в Манильском заливе. Департамент военно – морских сил – в данном случае разумно – не принял это предложение; это свидетельствует о том, что военно – морские силы не поддерживали веры армии в то, что Филиппины можно было защитить. До 30 января на Филиппинах не было единого командования; в армии и военно – морских силах оно оставалось своим.
Планирование в военно – морских силах тоже не соответствовало реальной обстановке.
«Наше морское верховное командование, – написал адмирал Фредерик Шерман, – плохо понимало, что контроль на море зависел от воздушной силы авианесущих кораблей, а не от устаревших линкоров, которые были выведены из строя в Пёрл – Харборе…
В начале войны [у японцев] было десять авианосцев, у нас было только три в Тихом океане. Это неравенство сил, а не потеря наших линкоров, как считают многие, стало главным фактором, заставившим нас обороняться на начальном этапе войны» [31].
Обороне мешали личные трения и ошибочность боевых действий.
Высокопарные коммюнике Макартура, его заверения в том, что помощь его осажденным солдатам была на подходе, размещение его командного поста в туннеле Малинты на Коррехидоре и его фактический побег, а также присутствие в зоне военных действий (что противоречило его собственным распоряжениям) его жены, маленького сына и китайской няни – все это явилось причиной критики со стороны его собственных офицеров и солдат и не способствовало поддержанию морального духа. Фальшивые и обманчивые слова некоторых заявлений Макартура способствовали усилению неразберихи и порождению мифа словами, а не делами. Напряженные отношения и трения между армией и военно – морскими силами, возникшие частично от столкновений личных амбиций (в частности, Макартура и Сузерлэнда и адмирала Харта [32]), частично от столкновения планов, также добавляли проблем обреченной обороне, пока командование не принял генерал Уайнрайт.
Общий провал обороны стал результатом не только малой эффективности филиппинской армии, но и неэффективности военно – морских и военно – воздушных сил США. Фактически в 1941–1942 годах оборона Филиппин была невозможна без создания превосходства на море и в воздухе. Как показали позже военные действия, позиции на островах, лишенные морской и воздушной поддержки, могли быть полностью подавлены или преодолены и оставлены засыхать на корню. Принимая во внимание недостаточную подготовленность Америки 7 декабря 1941 года, можно сказать, что падение Филиппин было неизбежно.
Но мало кто мог предположить, что японцы смогут высадиться на архипелаге, там, где они хотели, не понеся каких – либо серьезных потерь от атак с моря или с воздуха. Американская мощь на островах была фактически уничтожена неожиданной воздушной атакой через девять часов после того, как была получена новость о Пёрл – Харборе. А 29 подводных лодок Азиатского флота, которые на бумаге представлялись грозной силой, фактически не повлияли на высадку японских десантов и потопили лишь три небольших единицы атакующих сил [33]. Наземные силы Азиатского флота, которые, как считало большинство американцев, должны славно погибнуть, защищая Филиппины, вместо этого отошли в соответствии с приказом к югу, а позже фактически были уничтожены при тщетной попытке защитить Малайский барьер и Индонезийский архипелаг. А на суше американские силы на Филиппинах численностью 140 000 человек, которые превосходили силы японцев, были полностью разбиты, а американское оружие потерпело свое крупнейшее в истории поражение.
Однако настоящая доблесть была.
Батаан и Коррехидор остались скалой, медленно омываемой поднимающимся приливом японского завоевания после падения (15 февраля) считавшейся неприступной крепости Сингапура, а Малайя, Борнео и Сулавеси были опустошены противником. В начале февраля отражение японского наступления на рубеже Багак – Орион нанесло ощутимый удар по моральному настрою японцев и их способностям; как позже засвидетельствовал генерал Хомма, 14–я армия Японии была «в очень плохой форме». Японцы планировали завершить завоевание Филиппин к середине февраля, но силы на островах полностью сдались только к 9 июня, четырьмя месяцами позже. Генерала Хомму, который конечно же никогда не был великим командующим, отослали на второстепенные участки фронта до конца войны; он никогда больше не был активным командующим. А после войны за временную победу заплатил военным трибуналом. Американский трибунал вменил ему в вину «марш смерти» на Батаане и жестокое обращение с пленными, а 3 апреля 1946 года он был убит расстрельной командой в Маниле, в городе, который так быстро завоевал в 1941 году.
Истинная слава Батаана и Коррехидора не принадлежит ни Макартуру, ни Уайнрайту – ни одному человеку. Она принадлежит тем, кто был верен и хорошо сражался; в некоторых подразделениях таких было мало, в некоторых – много. Она не принадлежит исключительно армии, флоту или морским пехотинцам, а принадлежит профессионалам – основе всех родов войск, которые делают так много, имея так мало. Они выиграли время; они вынудили японцев усилить части Хоммы людьми и самолетами, на которых раньше не было расчета; они удерживали Манильский залив в течение пяти долгих месяцев, как давно предусматривали планы «Оранж», и они стали «живыми символами наших военных целей и гарантии победы», как сказал президент Рузвельт генералу Уайнрайту перед капитуляцией.
Глава 5
Сталинград – необратимое сражение
Оцепеневший, с восковым лицом, сидел в ожидании в темном пустом подвале под руинами универсального магазина фельдмаршал.
История, как сказал он, уже осудила его. Теперь он должен был исчезнуть с ее сцены.
Русские спустились в бункер; фельдмаршал молча встал и пошел за ними – в плен и забвение.
С ц е н а д е й с т в и я: Сталинград, 31 января 1943 г.
П е р с о н а ж: фельдмаршал Фридрих Паулюс, командующий 6–й армией Германии, который первым нарушил традицию немцев – немецкий фельдмаршал раньше никогда не сдавался в плен противнику.
Вместе с ним в плен сдалось более 100 000 солдат; с его капитуляцией исчезли мифы о непобедимости немцев и надежда на победу Германии. Эпическая четырехмесячная битва под Сталинградом ознаменовала верхнюю точку германского завоевания во Второй мировой войне.
Сталинград (до 1925 года – Царицын) в 1942 году был провинциальным советским городом с населением 500 000 человек, расположенном на западном берегу Волги – там, где великая река делает крутой изгиб к западу. Город растянулся на 30 миль вдоль крутого западного берега от тракторно – танкового и сталеплавильного завода «Красный Октябрь» на севере до жилых домов и общественных зданий на юге.
В 1942 году Сталинград был важной частью военного арсенала русских – третьим промышленным городом в Советском Союзе. В тот год войны красные знамена и лозунги на улицах призывали рабочих напрячь все силы, а на заводах члены партии и комиссары подгоняли медлительных и угрожали бездельникам. В самом начале 1942 года фронт был еще в 250–300 милях к западу, и хотя случались воздушные налеты, казалось, что война еще далеко.
Но Отечество было в опасности. Годом раньше еще один завоеватель вслед за Наполеоном вторгся в Россию, но в отличие от Наполеона не совсем дошел до Москвы. «Блицкриг» превратился в изнурительную
