дивизии, боевая группировка немецкой бригады, носившая название «Специальная группа Шмальц», и танковая дивизия «Герман Геринг» примерно со 100 танками – были дислоцированы от Калтанисетты через юго – восточный угол острова до Катании.
Эти примерно 30 000 солдат должны были быть усилены в июле и августе – во время сражения – двумя полными дивизиями или их крупными частями (29–я танковая и 1–я парашютная), которые почти вдвое увеличили первоначальные силы немцев. (Вероятно, от 70 000 до 75 000 немецких солдат участвовали в то или иное время в Сицилийском сражении, но общее их число в одно время никогда не превышало 60 000).
В общей сложности от 250 000 до 300 000 солдат, треть которых была мобильна (после модернизации), а восьмую часть составляли немцы, выглядели на бумаге внушительной силой, но итальянцев уже охватило гниение поражения и нелюбви к войне, которой большинство из них не хотели [20].
На море и в воздухе силы союзников имели огромное преимущество – как качественное, так и количественное [21].
Немецкие военно – воздушные силы оказались сильно разбросанными по широкому русскому фронту, а также на западе, где бомбардировщики сил союзников наносили удары в сердце Германии, и по всем береговым и островным позициям в нижней части Европы.
По разным подсчетам, от 1 000 до 1 600 самолетов стран «Оси» было разбросано от Южной Франции, Корсики и Сардинии до Италии и Сицилии, в то время как союзники задействовали 3 700—4 000 самолетов, из которых были сформированы северо – африканские стратегические и тактические военно – воздушные силы. На самой Сицилии было не меньше дюжины основных аэродромов и семь вспомогательных. В день «Д», 10 июля, на Сицилии насчитывалось в общей сложности 220 итальянских самолетов всех типов, из которых лишь 79 были готовы к ведению боевых действий. Бомбардировщиков и штурмовиков перебросили на материк в июне; на сицилийских аэродромах остались только истребители [22].
Военно – морские силы союзников превосходили морскую силу стран «Оси», хотя итальянские военно – морские силы все еще представляли собой действующий флот, несмотря на поражения и потери. На самой Сицилии не было военно – морских судов, за исключением патрульных и внутренних в гавани и очень небольшого числа торпедных катеров. Итальянские тяжелые корабли, которые базировались в портах материковой части Италии, все еще представляли собой внушительную силу, но только на бумаге. Среди них было 6 линкоров, 2 из которых новые, 7 крейсеров, 48 подводных лодок, а также около 75 эсминцев поддержки, торпедные катера и корабли сопровождения. Но все они были «обречены на уничтожение», как сказал Морисон, из – за «отсутствия радара, постоянной нехватки топлива (что держало корабли в портах большую часть времени) и воздушной поддержки флота» [23]. Итальянские военно – воздушные силы обеспечивали лишь в малой степени (или вообще не обеспечивали) прикрытие флота при выходе в открытое море, а война задолго до этого показала, что в понятие современной морской мощи входит и морская авиация. Что было еще хуже, к июлю 1943 года у итальянских кораблей не было безопасной базы; их атаковали, бомбили и подбивали даже в порту бомбардировщики сил союзников.
А наступающей армаде союзников оказывали поддержку и защиту, вблизи и вдалеке, 6 британских линкоров, 2 авианосца, 10 британских крейсеров, 4 противовоздушных корабля и 3 монитора, а также 5 американских крейсеров, 71 британский эсминец, 48 американских эсминцев, голландские, греческие, польские, бельгийские и норвежские легкие суда, суда сопровождения и вспомогательные.
Итак, преимущество оказалось уже достигнуто, когда конвои союзнических сил отправились в море; по подсчетам самого Эйзенхауэра, на Сицилийскую кампанию должно было уйти около двух недель.
Но две недели растянулись на 38 дней. И винить за это следует изменение плана союзников, разногласия между ними, неопытность американцев, осторожного Монтгомери и превосходные действия немцев.
Тень прошлого
То, что произошло ранее в Северной Африке, в некоторой степени определило происходящие события на Сицилии.
Несмотря на победу, Северная Африка стала для союзников кампанией с утратой иллюзий на земле, не знакомой с опытом прошлого. В этой странно меланхоличной и красивой обстановке, на угнетенной и сухой земле, в холодной стране с жарким солнцем – от молочно – белых соляных болот Чотт – Дьерид до зыбучих песков пустыни, – в суровых горах и в глубоко выбитых руслах рек среди остатков древней и давно ушедшей славы американская армия впервые получила проверку огнем во Второй мировой войне, а англичане и французы вздохнули от поражения и подавленности, перейдя к дорогой и в некоторой степени безрезультатной победе – не на своем континенте и не той, которая не стала даже концом начала [24].
Для союзников долгая дорога назад еще была впереди, но Северная Африка очертила ее маршрут.
Для англичан Северная Африка, и особенно победа при Эль – Аламейне, которая вынудила фельдмаршала Роммеля и его африканский корпус окончательно отступить, стала моральным тонизирующим средством огромного значения. Не важно, что в стратегическом плане она не была решающим сражением; не важно, что союзнические военно – морские и воздушные силы преграждали маршруты морского снабжения сил Роммеля и что американские и английские силы высаживались в Марокко и в Алжире в его тылу – в конечном счете это было сражение, которое англичане не могли проиграть, поскольку Роммель, независимо от того, что произошло при Эль – Аламейне, должен был отступить. Тем не менее победа 8–й армии при Эль – Аламейне стала стимулом для жаждавшей победы нации и восстановила веру в армию, а также создала в лице Монти генерала – легенду. Роммель приносил 8–й армии несчастья; до Монти и Эль – Аламейна она пребывала в пораженческом настроении. Северная Африка создала в этом ядре британской силы вокруг Монтгомери опытную, крепкую и теперь уже надежную армию, готовую к грядущим испытаниям.
Тем не менее для союзников Северная Африка стала в некотором роде разочарованием. Многие надеялись, что операция «Торч» – вторжение в Марокко и Алжир – приведет к быстрому захвату Туниса и полному разгрому позиций Германии в Северной Африке. Но этого не произошло. Вместо этого Роммель мастерски осуществил отвод своих сил из Египта; немцы с большим тактическим и техническим искусством быстро укрепили свои силы в Тунисе [25], а западное острие наступления союзников увязло зимой 1942/43 года. Каждый из союзников винил другого за промедление и поражение: американцы говорили, что их английские союзники на северном фланге в Тунисе (1–я британская армия под командованием генерал – лейтенанта сэра Кеннета А.Н. Андерсона) слишком часто останавливались, чтобы попить чаю; англичане утверждали, что американцы неопытны и у них нет хорошего руководства.
Оба наблюдения – верны. Генерал Андерсон не был напористым командующим; его 1–я армия не проявила большого энтузиазма, чего удалось добиться Монтгомери в 8–й армии. А американцы были неопытны: если не считать нескольких подразделений под командованием высококлассных профессионалов, их первые действия против немцев в Тунисе оставляли желать лучшего.
Генерал Александер, который стал заместителем Эйзенхауэра в Северной Африке и должен был командовать 15–й армейской группой в Сицилийской кампании, определил одну из причин неудачной Тунисской кампании, когда сказал: «Послушайте, ваши парни не носят галстуки старой школы» [26].
Под этим он подразумевал то, что многие второпях обученные резервные и другие офицеры, призванные с гражданки, не были преисполнены чувством долга перед своими солдатами и своими подразделениями – чувством noblesse oblige (обязывающего положения), которое отличало воспитанников Уэст – Пойнта и британских офицеров из Сандхерста.
Многие американцы на раннем этапе войны даже не понимали, за что они воюют. Большинство сражались за «голубичный пирог» – что – то вроде понятия «дом и мама», что было скорее отрицательной, чем положительной предпосылкой.
Первые американские командиры были плохо подобраны; «круглые затычки в квадратных отверстиях», вероятно, хорошие штабисты, но плохие боевые командиры.
Наблюдались забавные провалы в знаниях многих основ ведения боя, например в чтении карт, а в тактических и ответных действиях американцев проявилась негибкость, которая радовала немцев и беспокоила тех, кто всегда считал, что американский солдат обладает высокой степенью инициативы.
Короче говоря, за исключением небольшого ядра из профессионалов, которые цементировали всю массу, американцы вошли в Северную Африку как любители; они стали зрелыми профессионалами, пройдя
