– Ты не знаешь, – спросил он, – что его так разобрало?
Проявляя атлетические способности, о которых он ранее не подозревал, Бадди мощным рывком одолел дистанцию от универсама '24/7' до своего – их с Парисом – жилища. Он несся на красный свет. Он сметал в сторону пожилых евреев, выходящих из синагоги. Бадди не тормозил по пустякам. Бадди не позволял федералам обрести над ним перевес. Ему нужно было добраться до своей квартиры. Добравшись до квартиры, он смог бы... Чего бы он смог? Ну, что-нибудь смог бы, верно? Предпринял бы что-нибудь. Господи, ну что-то же можно предпринять.
Еще немного. Еще немного, и он обретет временное укрытие.
Еще раз обернуться. Обернувшись еще раз, увидеть, что шпики не...
Уголком глаза Бадди заметил движение. Заметил слишком поздно, чтобы затормозить. Он наткнулся на что-то, рухнул вниз. Падая, услышал чей-то визг и ворчанье. Затем почувствовал удар об асфальт и о чью- то плоть разом. О чью-то чужую плоть.
Коп!
Нет. Нет, не коп. Девушка. Бадди напряг мозги. Может, девушка – коп? На ней, правда, не было формы, не поблескивал пистолет, не сверкала бляха. Девушка как девушка; Бадди решил продолжить путь к дому.
Девушка:
– Ага, разогнался.
Протянула руки, вцепилась Бадди в ногу.
– Пусти меня!
– Расслабься! Ты никуда не идешь!
– Пусти! – Бадди попытался отпихнуть девицу, но та вцепилась в него намертво.
– Ты решил, что можно меня завалить и чесать дальше? Ты ж меня убить мог.
– Пожалуйста... Пожалуйста... – ФБР, полиция, наркокороли, Бен Ладен и, вероятно, Моссад – все они в этот момент взяли Бадди на мушку. Бадди не видел их, но, как подсказывало ему новообретенное седьмое чувство параноидального предвидения, они уже готовы спикировать на него, вонзить в него свои когти и умыкнуть его в ад, специально для него оборудованный.
– Мне больно, – заявила девица. – Я тебя на хрен засужу. Я танцовщица. Я себе на хлеб танцами зарабатываю. Я теперь танцевать не смогу, засужу тебя. Будь уверен.
Для Бадди это было уже слишком. Он начал давать сбои, как перегревшийся мотор.
– Ну отпусти меня... Прошу, отпусти меня. – Он осел вниз, растекся мелкой лужицей по бетону. Заплакал.
– Э... да не буду я тебя засуживать. – Девица ослабила хватку. – Это я так, знаешь, болтала. Вставай.
Бадди был смущен, перепуган, доведен до отчаяния и повержен: что и отлилось в слезы с пузырящимися соплями.
– Они убьют меня!
– Что? – Девица покрутила головой в поисках уличных хулиганов, маньяков, банды насильников и тому подобных ублюдков, сумасшедших, а также прочего лос-анджелесского сброда, о котором сразу вспоминает житель этого города, когда кто-то вопит о грозящей ему смертельной опасности. Она не увидела никого и ничего примечательного, кроме пожилых евреев и старлеток-неудачниц, бродивших по Фэрфэксу и уже поглядывавших на молодую женщину и плачущего возле нее на тротуаре мужчину.
Девушка:
– Кто ж тебя убить хочет?
Бадди не уловил вопроса. Он был оглушен безумным страхом.
– Я ничего не делал. Я ни в чем не замешан.
– Погоди. Не так быстро. Ты не...
– Это все Альфонсо. Меня нельзя убивать за это.
– Убивать за что? Может, мне полицию вызвать?
Это Бадди уловил.
– Никакой полиции!
– Но они...
– НИКАКОЙ ПОЛИЦИИ!
Уразумев все, что нужно, девица пошла на попятный, резко:
– Ладно, ладно, никакой полиции.
Поднявшись на ноги, Бадди сместился в сторону своего дома:
– Помоги мне войти...
Девица нервно огляделась, будто снова высматривая извращенцев, насильников или психопатов. Их по-прежнему не наблюдалось.
– Так. А что, это мысль. – Она подхватила Бадди и довела его до двери.