виду, когда говорят, что что-то справедливо или несправедливо. «Здравый смысл подсказывает, что это несправедливо». У меня нет такого здравого смысла, который мне подсказывает, и я не знаю, где его взять. Для меня все, что происходит, таково, каково оно есть. Если человек потом придумывает систему классификации, событие, исходя из этой классификации, может оцениваться как справедливое или несправедливое, но это имеет значение только, когда существует классификация.
В моей жизни был период, когда я работала представителем профсоюза, и я должна была вести переговоры о заработной плате. Я внимательно изучила, как выстроена эта система, и узнала, что существует четкая иерархия, и важно, чтобы каждая группа отстояла на определенное расстояние от следующей группы, иначе понижается статус, какой-то группы, а этого быть не должно. В общем, должна была существовать разница между группами, чтобы это было справедливо. Потом, существовали «столбики», какие-то разряды заработной платы, и они должны были распределяться справедливо, каждому по заслугам. Это означает, что мы должны были разговаривать с теми, кто заслужил их, и они должны были находиться в таком соотношении, чтобы все думали, что это справедливо. Если единодушия не получалось, принималось и бралось за основу решение большинства. Я предполагала, что в Стокгольме есть, какой-то стандарт, что-то вроде бруса длиной в метр, который хранится во Франции и служит эталоном для всех метров в мире. На основе этого, стандарта строится система, и тогда она становится понятной, и если все согласны насчет этого главного метра, тогда люди могут увидеть справедливость. В какой-то момент к нам поступила новая группа сотрудников, зарплата которых не была оговорена в центре, их нужно было «определить» на подходящий уровень. Я звонила в Стокгольм и узнала, что это мы должны решить на месте. Тогда я позвонила в разные коммуны и спросила, какой у них «подходящий уровень» для такой работы. Никто не знал. Я опять позвонила в Стокгольм и поинтересовалась, как выглядит шаблон, чтобы знать, из чего исходить при расчете заработной платы. Я думала, что если я буду знать критерии, я наверняка смогу рассчитать, где место такой работе на шкале зарплат.
Сначала мне пришлось ждать, потому что они не поняли, о чем я говорю, и мне пришлось говорить немного громче, потом еще громче и еще громче. Оказалось, что не существует никаких подобных критериев, а следует исходить из «ответственности». Тот, у кого больше ответственности, должен иметь самую высокую зарплату. Тогда я спросила о критериях ответственности. Их тоже не было, а «каждый человек хорошо понимает, что это значит, и кто несет больше ответственности».
Я так и не поняла, как же все-таки люди узнают, что справедливо, а что несправедливо, когда не из чего исходить, но люди часто злились, когда видели несправедливость, чувствовали себя оскорбленными и хотели восстановить справедливость. То же самое с ответственностью: в моем мире, где все брали на себя всю ответственность, какую только могли, ни к кому не относились хуже оттого, что он или она не понимает сложных вещей, а здесь была определенная последовательность: человек должен делить ответственность и следить за тем, чтобы тот, у кого больше ответственности, получал большую зарплату.
Я опять стала звонить в другие коммуны и спрашивать, разобрались ли они с этими зарплатами, и один человек сказал мне: «Смотрите, мы берем приблизительно XX, это середина между специалистом по проведению досуга и социальным работником, этого, надо полагать, хватит». Многие потом звонили друг другу, и все помещали эти зарплаты на один уровень, кивая друг на друга: «Так получают эти работники в каждой коммуне, и будет справедливо, если у тебя будет то же самое».
Ловушка-22. Кто-то высказал предложение, совершенно произвольно, с тех пор его используют как справедливую модель, и основанием служит то, что так должно быть во всех местах, тогда будет справедливо, а если кто-то уклоняется от этого, тогда получается несправедливо и человек проявляет несолидарность.
Кто-то объяснил мне, что если все не могут получить что-то, то никто не должен получить это, если только не существует особых причин, которые узаконивают эту несправедливость. Я тогда подумала, что поскольку не все люди на свете могут купить мороженое, тогда всех надо лишить мороженого, если это справедливо. Я отстаивала этот тезис, и люди считали меня смешной. Ведь так рассуждать нельзя, нужно говорить о Швеции. Тогда я заявила, что в Норланде не растут сливы, значит, никто не должен есть сливы или, по крайней мере, те, у кого растут сливы, должны делиться с норландцами. Так рассуждать, оказалось, тоже нельзя. Что же такое справедливость?
Я говорила об этом с отцом, и он сказал, что справедливость для него понятие относительное. Что это зависит от того, как человек смотрит на разные вещи, и поэтому чувство несправедливости у всех разное. Он сказал, что невозможно быть справедливым, нужно попробовать выяснить, что другие считают важным, и удовлетворять их потребности, насколько возможно, тогда несправедливость в каждом случае будет не слишком большой. Потом он сказал, что справедливость элементарна, т. е. она существует на вторичном уровне и не имеет совершенно никакого значения для нашего выживания на первичном уровне, этим он хотел сказать, что я не должна принимать это слишком близко к сердцу, слишком серьезно относиться к тому, что люди шумят о справедливости.
У меня до сих пор большие проблемы со справедливостью. Я почти никогда не чувствую несправедливости, только разве когда кто-то что-то пообещал мне, а потом забирает обещанное прямо из- под носа, без всякой разумной причины. Я обычно довожу дискуссию до абсурда, когда кто-то встает на защиту справедливости, и если после этого предмет спора не исчерпывается, я могу обсуждать соотношение между справедливостью и несправедливостью, в противном случае я помогаю людям сочувствием, потому что они чувствуют себя оскорбленными и несправедливо обиженными, пока они не перестанут огорчаться по этому поводу и не успокоятся.
Для меня не существует и такой странности — изолировать ответственность от жизни, а потом устанавливать ей цену. Для меня это заблуждение. Для меня ответственность — это привилегия. Если я способна взять на себя ответственность и другие доверяют мне, и я оправдываю это доверие, это приносит мне пользу, и я расту как человек. Мне дают привилегию.
Дети получают награду, когда они берут на себя ответственность и присматривают за младшими братьями и сестрами, потом к ним применяют финансовые санкции, и они получают меньше денег на карманные расходы, когда они не берут на себя ответственности и не стелят свою постель. Каждый раз, когда они показывают, что умеют что-то, устанавливается определенный стандарт, и если человек потом не берет на себя ответственности, к нему применяют санкции. Таким образом, дети чувствуют, что их обманули и украли у них время. Время, когда они могли бы играть. Многим детям не нравится учиться будничным вещам, потому что у них, как правило, крадут время, а выгода слишком мала. Мы вводим ценности в области, в которой их не должно быть, и это приводит к проблемам во взрослой жизни.
Много лет я размышляла над тем, как разграничить то и другое и объяснить разницу. У меня не было никакого инструмента, никого, кто мог бы показать, как нужно думать. Проучившись много лет в институте и пообщавшись с умными людьми, я выяснила, что существуют две сферы жизни, первичная и вторичная, и что они не противостоят друг Другу, следуют друг за другом. Разница между первичной и вторичной весьма существенна, но каждая, сама по себе, чрезвычайно важна. Это означает, например, что ответственность относится к первичной и не должна оцениваться, наоборот, должна всегда нести с собой какую-то форму свободы и привилегий. Во вторичной можно измерять и оценивать, взвешивать разные вещи, исходя из шкалы ценностей, с которой человек в лучшем случае согласен, но это не имеет никакого отношения к удовлетворению наших первичных потребностей.
Защищенность, что это? В нашей стране человек так боится, что человек должен иметь гарантию, что он будет защищен. Это означает, что человек не хочет предоставлять себя на милость жизни, такой, какая она есть, он всегда хочет ее упорядочить. Мне кажется, нужно дать людям возможность быть защищенными в незащищенности, а не создавать такой защищенный мир, в котором человек не способен прожить в естественном состоянии. Я заметила, что для получения этой защищенности внутри людям необходимо научиться «ремеслу». Каждый из нас знает столько о природе, что человек может выжить, если его оставят на необитаемом острове, люди знают столько о коммуникации, что они могут найти общность, которая необходима, чтобы стать группой и выжить даже в трудные времена.
Коммуникация, как она происходит и на чем она строится? Когда я впервые увидела, что другие люди делают что-то, в чем я не могу участвовать, я поняла, что я другая, что у меня нет какого-то умения, которое как будто присуще всем остальным. Вокруг нас есть атмосфера какой-то духовной общности, и это гарантирует определенную защищенность, доверие, где можно брать и отдавать, получать и отдавать и в то же время обмениваться с другими, и с обществом, близостью, удовлетворять нашу фундаментальную
