Геном

Harvard University Press, Cambridge, MA). Потерпела также фиаско рациональная теория о том, что в основе эмоциональных отношений лежит материальный рационализм. В 1950 году в Висконсине было описано на­ блюдение за детенышем обезьяны. Маленькая обезьянка больше всего была привязана и нежно относилась к обезья- не-кукле — первому объекту, который детеныш увидел сразу после рождения, но от которого не получал никаких мате­риальных благ. Первое наше чувство — любовь и привязан­ность к матери — является примером врожденного поведе­ния (Harlow Н. F. et al. 1971. From thought to therapy: lessons from primate laboratory. American Scientist 59: 538-549).

Какую же роль инстинкты играют в нашей жизни? Один из первых психологов Уильям Джеймс (William James) счи­тал, что инстинктов у нас ничуть не меньше, чем у живот­ных, но они скрыты под слоем вторичных поведенческих реакций, хотя и создают основу того, что мы называем при­вычки и навыки. Почти через 100 лет гипотезы Джеймса нашли подтверждение в работах лингвиста Ноама Хомски (Noam Chomsky), который показал, что разговорная речь в равной степени является как продуктом культуры, так и врожденных инстинктов человека. Тут Хомски переклика­ется с Дарвином, определившим речь как «инстинктивную тенденцию к освоению искусства».

Проведя сравнительный анализ многих языков мира, Хомски сформулировал принципы формирования разго­ворной речи, которые можно назвать универсальной грам­матикой. Когда ребенок учится говорить, слова и фразы раскладываются у него в голове по уже готовым полочкам. Это означает, что часть мозга генетически предрасположе­на к усвоению и использованию речи. К сожалению, сло­варный запас не кодируется генами, иначе мы все говорили бы на одном языке. Утверждение Хомски о наследовании способности к устной речи базировалось не на биологиче­ских, а исключительно на лингвистических исследованиях. Он обнаружил некоторые общие закономерности форми­рования фраз, которые усваиваются с раннего детства без какого-либо обучения. Обычно мы этого не замечаем, но даже в возгласах ребенка, который еще не научился гово­рить, уже присутствует своя грамматика, благодаря чему мама может догадаться о том, что ребенок хочет выразить.

Предположение Холмски было подтверждено в последу­ющие десятилетия серией исследований, которые прово­дились не только в области лингвистики. Все сводилось к тому, что для усвоения языка ребенку необходим «языковый инстинкт». Этот термин принадлежит психологу и лингви­сту Стивену Пинкеру (Steven Pinker), о котором говорили как о единственном лингвисте, способном свои лингвисти­ческие знания с успехом применять в литературном твор­честве. Пинкер также старательно собирал и сравнивал все современные и древние языки. Он пришел к выводу о том, что все народы мира говорят на языках, имеющих пример­но одинаковый словарный объем и сходных по граммати­ческой сложности, включая народы, проживающие на за­терянных полинезийских островах еще с каменного века. Если общие грамматические закономерности и теряются в официальной грамматике языка, они прослеживаются в разговорной и жаргонной речи. Как, например, двойное отрицание «никто не должен этого делать», естественное для русского и французского языков, но недопустимое в ан­глийском, все равно используется в повседневной речи и в языке детей. Если мы проследим, как дети коверкают слова, то заметим, что они просто образуют слова в соответствии с существующими грамматическими принципами, хотя от взрослых таких слов они никогда не слышали. В отличие от устной речи, которую ребенок осваивает самостоятельно за несколько лет, процесс обучения правописанию проте­кает гораздо дольше. Ребенку приходится усваивать прави­ла, которые не были заложены от рождения.

Врожденным также является абстрактное восприятие слов. Никто не объясняет ребенку, что «чашка», это не только тот предмет, который сейчас у него в руках, но и все другие похожие предметы, независимо от того, из какого материала они сделаны. Ребенок схватывает это на лету.

Интересно, что в наше время, когда человек стал созда­вать компьютеры, которыми можно управлять с помощью слов, стало еще более очевидно, что прежде чем обучить компьютер языку, в него нужно заложить соответствующую программу не только распознавания, но и грамматического разбора полученной звуковой информации. Другими сло­вами, у компьютера должен быть «инстинкт» к освоению речи. Дети тоже рождаются с заложенной программой, в которой уже четко определены основные грамматические правила формирования речи.

Наиболее яркими доказательствами инстинктивного формирования речи стали примеры образования новых на­речий в результате слияния слов нескольких языков. Один такой пример был описан Дереком Бикертоном (Dereck Bickerton). В XIX веке на Гавайи приехало много иностран­ных рабочих, говорящих на разных языках. Поскольку им нужно было как-то общаться друг с другом, возник суржик из слов и выражений. Это было совершенно дикое смеше­ние языков, происходившее без определенных правил, что затрудняло как изложение мысли, так и ее восприятие. Но все изменилось уже в следующем поколении. В процессе общения между детьми сформировались четкие грамма­тические правила, что сделало язык более эффективным в качестве средства общения. В результате образовалось кре­ольское наречие. Бикертон утверждал, что суржик превра­тился в креольский язык только благодаря инстинктивно­му чувству грамматики у детей, которое уже было утрачено взрослыми.

Другой интересный случай произошел в Никарагуа, где в 1980 году была образована школа-приют для глухонемых детей. Обучение их восприятию речи по губам шло со скри­пом, видимо, потому что этим никто особо не занимался, и дети были предоставлены сами себе. Играя во дворе, дети стали применять язык знаков, частично почерпнутых из общения вне школы, частично придуманных самими деть­ми. Вновь сначала образовался суржик, сложный для вос­приятия участниками беседы. Но бурное развитие языка происходило в среде самых маленьких детей. Через не­сколько лет они сформировали свой язык жестов, который отличался такой же сложностью и строгостью правил, эко­номичностью и эффективностью, как любой другой язык. Хочу обратить внимание, что дети изобрели этот язык, а не были ему обучены. Это еще один пример реализации на практике инстинкта освоения устной речи. Детская спо­собность к усвоению языков, к сожалению, утрачивается с возрастом. Вот почему нам так трудно даются иностран­ные языки, или даже диалекты родного языка. У нас уже нет инстинкта. (Это также объясняет то, что иностранные языки легче изучать в общении, а не по правилам, изложен­ным в учебниках. Информация, воспринимаемая органами слуха, направляется в нужные области мозга, тогда как за­ученные правила слабо связаны с инстинктивным чутьем грамматики.) Мозг не только человека, но и других живот­ных устроен так, что обучение возможно или эффективно только в определенном возрасте. Зяблик, например, мо­жет научиться песне своего вида, только если слышит ее в юном возрасте. Причем песне другого вида птиц он не обучится— еще один пример врожденной предрасполо­женности. Доказательством того, что инстинкт к усвоению грамматики у детей работает только в раннем детстве, мо­жет послужить следующий печальный пример. Не так давно в Лос-Анджелесе из заточения в маленькой комнатушке была вызволена девочка Джени (Genie), где ее продержа­ли родители 13 лет с момента рождения практически без общения с людьми. Она знала только два выражения: «Stop it» (Прекрати) и «No more» (Хватит). После того как ее освободили из этого ада, Джени быстро пополнила свой словарный запас другими словами, но так и не научилась образовывать из них предложения. Период, когда работал инстинкт, был пропущен.

Ложные идеи живут долго, и мнение о том, что речь яв­ляется социальным явлением, под влиянием которого раз­вивается мозг, также не спешит умирать. Уже давно развен­чаны такие классические примеры, как, например, утверж­дение того, что поскольку в языке Хопи нет времен, то и в воображении представителей этого народа нет концепций прошлого и будущего, — это была ошибка ученого, плохо знавшего индейцев Хопи. Тем не менее идея о том, что мозг формируется под влиянием речи, а не наоборот, продолжа­ет владеть умами философов и социологов.

Хопи — группа индейских племен, проживающих в ре­зервациях штата Аризона и до сих пор сохранивших свою культуру.

Исходя из этой концепции, злорадство должно быть присуще только тем народам, в чьих языках присутствует слово, обозначающее это понятие (русским или немцам — Schadenfreude, но не англичанам и американцам) (Pinker S. 1994. The language instinct: the new science of language and mind. Penguin, London).

Наблюдение за собственными детьми поможет убедиться в том, что речь у них развивается в определенной последова­тельности, с ошибками, характерными для детского языка, независимо оттого, насколько часто вы разговариваете с ре­бенком, или он просто слушает прохоясих, лежа в коляске.

В ходе исследований, проведенных с близнецами, было показано, что проблемы, связанные с овладением родным языком, являются наследственными (Dale P. S. et al. 1998.