кожаным футляром, в котором лежали скальпели и небольшие пилы.
Доктор проследил за взглядом Эцио и коротко хохотнул.
— Мы, доктора, — ученые-испытатели, — сказал он. — Ложись на кровать, и я взгляну на твою рану. Но сперва давай три дуката.
Эцио заплатил.
Доктор разбинтовал рану и надавил так, что Эцио почти потерял сознание от боли.
— Еще держится, — проворчал он.
Доктор еще пощупал, облил рану какой-то жгучей жидкостью из колбы, промокнул ватным тампоном, потом достал чистые бинты и надежно перевязал рану.
— В твоем возрасте подобные раны лекарствами не вылечишь. — Доктор покопался в шкафу и вытащил бутылку с какой-то дрянью внутри, напоминающей патоку. — Это снимет боль. Но не пей все сразу. Это обойдется тебе еще в три дуката. И не волнуйся. Со временем ты поправишься.
— Благодарю, доктор.
— Четыре из пяти докторов посоветовали бы тебе пиявок, но они неэффективны для лечения таких ран. Откуда она? Если бы пистолеты не были таким редким оружием, я бы предположил, что это рана от выстрела. Если понадобиться помощь, возвращайся. И, еще, я могу порекомендовать тебе своих коллег в городе.
— Их услуги так же дороги, как ваши?
Доктор Антонио усмехнулся.
— Добрый сир, вы еще дешево отделались.
Эцио вышел на улицу. С неба крапал дождь, улицы наполнялись липкой грязью.
— «В вашем возрасте», — проворчал Эцио. — Кто бы говорил!
Он вернулся на постоялый двор и выяснил на счет свободной комнаты. Эцио остался там, немного поел, и утром отправился к мавзолею. Придется подождать появления товарища-ассасина. Макиавелли вряд ли появлялся у графини, но Эцио помнил об осторожности друга, граничащей со страстью. Несомненно, он появлялся в условленном месте каждый день через равные промежутки времени. Эцио не собирался ждать слишком долго.
Ассасин прошел по грязным улицам и переулкам. Один раз ему пришлось спрятаться в темноте, ожидая, пока мимо, громыхая, пройдет патруль Борджиа, который легко было узнать по эмблеме — черному быку — на нагрудниках.
В полночь он снова вернулся к постоялому двору, отхлебнул из бутылочки с темной жидкостью. Стало лучше. Эцио забарабанил в дверь постоялого двора эфесом меча.
Глава 14
На следующий день Эцио покинул постоялый двор рано утром. Рана будто онемела, но боль была тупой, и сегодня он мог намного лучше пользоваться рукой. Перед уходом он потренировался в нанесении ударов скрытым клинком и выяснил, что без труда может им воспользоваться, как и обычными мечом и кинжалом. Удары были так же хороши, как до ранения в правое плечо.
Эцио не был уверен, известно ли Борджиа и их союзникам, тамплиерам, о том, что он выжил при битве в Монтериджони. На улицах было множество вооруженных солдат, одетых в темно-красные с желтым мундиры Борджиа, поэтому ассасин пошел к Мавзолею Августа окольным путем. Когда он добрался до места, солнце стояло уже высоко.
Людей было мало. Эцио провел небольшую разведку и убедился, что стража за Мавзолеем не наблюдает. Он осторожно подошел к строению и скользнул через обрушившийся дверной проем во мрак.
Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел фигуру в черном, опиравшуюся на голый камень, застывшую, словно статуя. Не дожидаясь, пока его заметят, Эцио посмотрел по сторонам, убеждаясь, что путь к отступлению свободен. Кроме редких пучков травы, растущей между упавшими камнями древнеримских руин, сзади ничего и никого не было. Эцио решился на следующий шаг, и мягко и бесшумно двинулся к стенам мавзолея, где мрак был гуще.
Но он опоздал. Его заметили, возможно, сразу как только он вошел и стоял, освещенный светом из-за дверного проема. Фигура в чёрном двинулась к нему. Когда человек подошел ближе, Эцио узнал Макиавелли, одетого в свой обычный черный костюм. Макиавелли приложил палец к губам. Жестом приказав Эцио следовать за ним, Макиавелли пошел глубь древней гробницы римского императора, построенной почти полтора тысячелетия назад. Там было еще темнее.
Наконец, он остановился и повернулся.
— Шшш, — произнес он, внимательно прислушиваясь.
— Че…
— Тише. Говори тише, — попросил Макиавелли, продолжая вслушиваться во тьму.
Наконец, он расслабился.
— Все в порядке, — продолжил он. — Никого.
— О чем ты?
— У Чезаре Борджиа везде глаза, — взгляд Макиавелли чуть смягчился. — Я рад видеть тебя в Риме.
— Но ты же оставил для меня одежду у графини…
— У нее был приказ проследить за тобой, если ты появишься в Риме, — Макиавелли усмехнулся. — Я знал, что ты приедешь сюда. Как только убедишься, что мать и сестра в безопасности. В конце концов, они — последние представители семьи Аудиторе.
— Мне не нравится твой тон, — отозвался Эцио, стараясь держать себя в руках.
Макиавелли слегка улыбнулся.
— Не время для такта, мой дорогой коллега. Я знаю, что ты винишь себя за то, что не уберег семью. Хотя ты совершенно не виноват в том, что свершилось предательство. — Он помолчал. — Слухи о нападении на Монтериджжони разошлись по городу. Кое-кто из нас даже решил, что ты погиб. Я оставил одежду нашей общей (и верной нам) подруге просто на всякий случай. И еще потому, что хорошо тебя знаю. Ты не сбежал бы и не умер, бросив нас в такие опасные времена.
— Ты все еще веришь в меня?
Макиавелли пожал плечами.
— Ты ошибся. Один раз. Потому что, с принципиальной точки зрения, твой инстинкт подсказал тебе проявить милосердие. Это хороший инстинкт. Но теперь мы должны ударить, и ударить изо всех сил. Будем надеяться, тамплиеры не знают, что ты жив.
— Но они уже должны были это выяснить!
— Не обязательно. Мои шпионы доложили, что была большая неразбериха.
Эцио задумался, потом сказал:
— Наши враги довольно скоро узнают, что я не умер, — очень скоро! Сколько нам еще сражаться?
— Есть хорошая новость, Эцио, — мы сильно проредили их ряды, уничтожив множество тамплиеров по всей Италии и за ее пределами. А плохая — тамплиеры и семья Борджиа — в данный момент одно и то же. И они будут сражаться, словно лев, загнанный в угол.
— Расскажи подробнее…
— Не здесь. Нужно затеряться в толпе в центре города. Мы пойдем на бой быков.
— На бой быков?
— Чезаре отличился как тореадор. В конце концов, он же испанец. На самом деле он не испанец, а каталонец, и однажды этот факт сыграет нам на руку.
— Как?
— Король и Королева Испании хотят объединить страну. Сами они из Арагоны и Кастилии. Каталонцы для них словно бельмо на глазу, хотя испанцы все равно остаются влиятельной нацией. Пойдем, и будь
