захотят засунуть эскимо в пизду, полный вперед. Я для того, чтобы им было приятно. Только если они дрочат передо мной. Это единственное условие, которое я ставлю. Каждый любовник должен передо мной подрочить. Боже мой, мне уж скоро стукнет сорок. Единственное, чему я научилась: если не скажешь мужчине, что делать, он вообще ничего делать не будет. Мужчинам нравиться унижаться перед женщиной. А женщины обожают смотреть, как они это делают. Проблема в том, что мужчины боятся выглядеть слабыми, а женщины не хотят признавать, что хоть немножко интересуются сексом, не говоря уж о том, чтобы посмотреть на чей-нибудь хуй. Ну а я это дело люблю. И прямо им говорю. Прошлой ночью я сказала: 'А теперь пора подрочить, мой мальчик'. Он немножко посмущался, а потом — так покорно — схватил свой елдак и, не успела я и глазом моргнуть, стал наяривать так, будто сейчас наступит конец света, и еще умолял засунуть ему палец в жопу, когда стал кончать. Вам, мужикам, надо с детства объяснять, что для вас хорошо. И это как раз моя задача, старой лоханки.
Как я ненавидел Шаззу Кардинал! Она захватила весь дом, наполнила все собой. Она не оставила мне ни кусочка пространства, ни единого уголка, где я мог бы побыть наедине с Дэвидом.
Как-то раз в постели я сказал:
— Ей пора сваливать.
— Кому? Шаззе?
— А кому ж еще?
Мы слышали, как в соседней комнате она вопит от удовольствия.
— Но почему? Она замечательная.
— Она меня достала, Дэйв.
— Чепуха. Я с ней сто лет знаком. Она друг семьи. Верно, она эгоцентрична. Ты просто не можешь вынести, что женщина открыто говорит о сексе, верно?
— Ой, не еби мне мозги. Ты знаешь, что это неправда. Я просто не люблю ее. Она покровительствует мне, заставляет меня выглядеть жалким, смотрит на меня сверху вниз.
— Ах, так это твое достоинство задето.
— Нет! Черт возьми, просто она лезет в наши отношения.
— Вздор!
— Это правда.
— Ты параноик, вот в чем твоя беда. Ты просто хочешь, чтобы я принадлежал тебе каждую секунду. Мне даже не разрешается говорить с другими людьми. Это у тебя на лбу написано.
— Дэвид!
— Ох, давай спать.
— Послушай! Я не параноик. И мне насрать, что ты там делаешь со своими друзьями. Но — либо она уезжает, либо я.
— Послушай, я не могу попросить ее переехать.
— Тогда перееду я.
— Как хочешь.
— Завтра же утром.
— Ты просто спятил.
— Ты не любишь меня, вот и все.
Но, разумеется, я не переехал. Я бродил по квартире весь следующий день в слезах и тоске, слушая, как Дэйв и Шазза смеются и весело болтают друг с другом. Но как я мог уехать, когда все во мне было с Дэвидом? Он околдовал меня, словно маг или вампир.
И ведь вовсе не Дэвид был неправ. Это я сам слишком сильно реагировал, разрушая наши отношения своей жаждой обладать, своей слепой одержимостью. Он же просто делал то, что и всегда, жил своей жизнью. В моменты просветления я понимал, что если бы я мог реагировать по-другому, если бы вел себя разумно и контролировал свои чувства, наши отношения с Дэвидом стали бы чудесными, закончился бы этот изнурительный кошмар. Но что я мог поделать? Дэвид был для меня особым человеком. Моей Медузой. Я видел его глаза. Огромные, они отказывались меня отпускать.
Как-то раз я остался наедине с Шаззой. Дэвид пошел к кому-то в гости. Со временем его друзья стали навещать нас все реже и реже. Мне приятно было думать, что это дело рук Дэвида, что он попросил их не приходить, чтобы не раздражать меня.
— У меня для тебя хорошие новости, Билли.
— Вот как? И что же?
— На следующей неделе я переезжаю. Ты рад?
— Нет. Нисколько.
— Только пожалуйста не ври мне, Уильям. Если ты с кем-то на свете можешь быть честным, так это со мной. Почему бы не выложить все, что ты думаешь, а не копить яд? Скажи, что ты чувствуешь? Ты ведь ненавидишь меня. Хочешь, чтобы я провалилась.
Я пожал плечами.
— Знаешь, — сказала она со вздохом, — я ведь старше тебя. На целых четырнадцать лет, между прочим. Совсем немало. Сейчас тебе сложно. Я знаю. При других обстоятельствах, думаю, мы бы с тобой стали друзьями. Но не здесь. Неподходящее время, неподходящее место. Всему есть свое время и место, и сейчас они не годятся. Для нас, по крайней мере. Я знаю, через что ты прошел. С Дэвидом, я имею в виду.
— И через что же я прошел?
— Ну, вся эта чепуха 'не-могу-жить-без-него'. Ты ненавидишь меня, потому что Дэвид мною интересуется. А я интересуюсь им. Ты видишь во мне угрозу. Ты ненавидишь меня, потому что я стою между тобой и Дэвидом. Ты хочешь, чтобы я убралась с дороги. Но долго это продолжаться не будет. И ты это знаешь. Скоро… да, ты преодолеешь Дэвида. И еще будешь удивляться, что вообще в нем нашел. О, только не смотри на меня так, дорогуша. В этом нет ничего исключительного. Это случится, поверь мне. Это должно случиться. Ты же не можешь всю жизнь прожить, как тень, правда? Когда-нибудь ты станешь таким же Дэвидом для кого-то еще. Когда-нибудь ты сам будешь контролировать ситуацию. Я только думаю, что ты сможешь сыграть эту роль с большим достоинством, чем Дэвид. Он плохой актер. Я-то знаю… Но видишь ли… Не знаю, как это сказать. Я вовсе неплохо к тебе отношусь, Билли. Тебе б не мешало это знать. В конце концов, я тебя почти не знаю. Я видела тебя только таким, как сейчас — влюбленным в Дэвида, одержимым Дэвидом. А люди в таком состоянии теряют самих себя. Точно, как ты. Я ничего про тебя не знаю, не знаю, кто ты такой. Но и со мной бывало то же, что происходит с тобой. Мы все одинаковы, когда мы кем-то одержимы. Абсолютно безликие.
Она взяла меня за руку и продолжала:
— Ты ведь разогнал всех его друзей, сам знаешь. Никому не нравилось, что ты сидишь молча и смотришь на них, когда они сюда приходят. Как будто они не имеют права быть рядом с Дэвидом. Но это только потому, что ты им одержим. Ты не влюблен в него. Не влюблен по настоящему. Если бы ты был влюблен, ты бы захотел стать частью его жизни. Захотел бы, чтобы он стал частью твоей. Захотел бы сделать его счастливым. Вместо этого, ты пробуждаешь в нем все худшее. Но это не будет продолжаться вечно. Все должно закончиться.
— Шазза, — сказал я. — Не буду скрывать, я рад, что ты уезжаешь. Возможно, это как раз то, что нужно нам с Дэвидом. Быть наедине друг с другом. Быть в состоянии эмоционального…
— Ты слишком мелодраматичен, мой дорогой. Так не бывает. Такая страсть навряд ли существует. Не существует по-настоящему. Мы симулируем ее, стилизуем немножко. Но настоящая, истинная страсть вряд ли существует. Никакой драмы не будет. Однажды ты просто проснешься утром, и вся квартира будет иной, воздух будет свежим, и ты заметишь мир вокруг. Ты обойдешь квартиру и подумаешь: как все это однообразно. Ты станешь дышать глубже и снова начнешь чем-то интересоваться. Начнешь строить планы, у тебя возникнет ощущение будущего. И когда ты поймешь, как все изменилось, это будет так, словно тебе на голову вылили ведро холодной воды. С Дэвидом будет покончено. Вот что произойдет, помяни мое слово. После этого вы либо станете друзьями, настоящими друзьями, либо ты захочешь разорвать с ним как можно скорее. Уйти от него и никогда не возвращаться.
Я кивнул. Я знал, что она права.
— А что же мне теперь делать?
