требовал от него, как главы немецкого государства, остановиться в Квиринале у короля Виктора Эммануила, а не у Муссолини. Во дворце ему не понравились ни кухня, ни беседы, однако все-таки несколько разговоров по поводу международного положения с Муссолини состоялось. Они пришли к согласию продолжать оказание помощи Франко до тех пор, пока он не победит в Испании коммунистов. Гитлер сообщил Муссолини, что взял на себя защиту су детских немцев в Чехословакии и что, возможно, это приведет к международному кризису. Муссолини пообещал Гитлеру, что Италия не станет противиться его действиям в Чехословакии. Ни разу во время этих разговоров Гитлер не коснулся вопроса о евреях и не стал убеждать Муссолини проводить политику антисемитизма.
14 июля 1938 года «Джорнале д'Италиа» опубликовал статью под заголовком «Фашизм и проблемы расы». Статья вскоре стала известна как «Расовый манифест». Официально было заявлено, что это коллективный труд группы ученых министерства народной культуры, однако Муссолини рассказал Чиано, что сам набросал большую часть манифеста. На самом деле статья была написана 25-летним антропологом Гвидо Ландра после интервью с Муссолини, в котором дуче объяснил ему, что надо написать. В «Расовом манифесте» утверждалось, что итальянцы на протяжении двух тысяч лет были арийской расой и что евреи членами итальянской расы не являются. Нацистские газеты Германии приветствовали появление этого манифеста.
30 августа Муссолини в веселом настроении обсуждал с Чиано, что делать с евреями. Он сказал, что их можно отправить в северную оконечность Итальянского Сомали, где имеются богатые природные ресурсы, которые евреи могут разрабатывать. Например, они могут заняться ловлей акул, а «величайшее преимущество этого занятия состоит прежде всего в том, что многих из них при этом съедят».
Маргерита Сарфатти была напугана новой антисемитской политикой. Она побывала у Чиано, который посоветовал ей не волноваться: он уверен, что с ней ничего плохого не случится. Однако она решила эмигрировать в Соединенные Штаты. Маргерита была на приеме у Чиано, а не у Муссолини, потому что их любовная связь закончилась несколько лет назад. Теперь Муссолини был влюблен в Кларетту Петаччи.
Они встретились впервые в сентябре 1933 года, когда Кларетте исполнилось 19, а Муссолини — 50 лет. Он ехал в автомобиле с шофером из Остии в Кастель-Фузано, а ее вез по той же дороге ее жених, лейтенант военно-воздушных сил Федеричи. Когда машина Муссолини обгоняла Федеричи, дуче заметил Кларетту и обернулся посмотреть на хорошенькую девушку. Она поймала его взгляд и помахала ему рукой. Он остановил машину, приказал остановиться Федеричи, вышел из автомобиля и поговорил с Клареттой. Она сказала, что беспредельно восхищается им, Дуче, и они условились встретиться вновь в Риме, где жила девушка.
Кларетта была дочерью врача, Франческо Саверио Петаччи. Все дети доктора Петаччи были талантливы и честолюбивы. Его сын Марчелло изучал медицину, как и отец, и стал майором медицинского корпуса, участвовавшего в ряде успешных деловых предприятий. Дочь Мириам стала певицей и киноактрисой, а потом вышла замуж за маркиза Боджиано. Все это было незадолго до того, как его дочь Кларетта стала любовницей диктатора, хотя спустя 9 месяцев после встречи с Муссолини, в июне 1934 года, она все-таки вышла замуж за лейтенанта Федеричи. У них была грандиозная светская свадьба. Папский государственный секретарь, кардинал Эугенио Пачелли, вскоре ставший папой Пием XII, был одним из гостей.
Лейтенант и синьора Федеричи вскоре рассорились и решили разъехаться. Развестись они не могли, так как Муссолини, чтобы угодить папе, отказался разрешить в Италии разводы. Однако майору Марчелло Петаччи обычно удавалось все улаживать, и он придумал способ развести Кларетту с мужем в Венгрии, что признавалось также и итальянскими законами. Муссолини был страстно влюблен в Кларетту, но, любимец папы римского и защитник церкви от происков безбожного коммунизма, он больше уже не писал автобиографий, где хвастался своими сексуальными подвигами. Свою связь с Клареттой он скрывал очень тщательно; она навещала его в Палаццо Венеция, поднимаясь по потайной лестнице.
Их отношения не были широко известны, и Рашель об этом ничего не знала. Однако ряд лиц из окружения Муссолини были в курсе и не одобряли происходящего. Особенное недовольство вызывало то, что они называли «всепроникающим влиянием семейства Петаччи». Когда Муссолини отправлялся в какой- то провинциальный городок выступить на митинге или осмотреть фабрику, оказывалось, что Кларета случайно отдыхает там же по соседству. При этом ее обычно сопровождали либо доктор Петаччи, либо майор Петаччи, либо маркиз и маркиза Боджиано. Чиновники Муссолини считали этих Петаччи «пробивной семейкой».
В отличие от Маргериты Сарфатти Петаччи не были евреями, и новая расовая политика Муссолини их не касалась. 1 сентября 1938 года совет министров, «по предложению Дуче и министра информации», постановил, чтобы все иностранные евреи, переселившиеся в Италию, Ливию или на Додеканезские острова после 1 января 1919 года, покинули Италию в течение шести месяцев. Это решение было направлено против тех восьми тысяч беженцев, которые перебрались в Италию из Германии и Австрии после прихода к власти нацистов. Сюда входили также «натурализовавшиеся» евреи: человека следовало считать евреем, если оба его родителя «принадлежали к еврейской расе», даже если он сам не был евреем по религии. На следующий день появился еще один декрет совета министров, предписывавший, чтобы «лица еврейской расы не назначались преподавателями и учителями и не принимались студентами в высшие учебные заведения». Тем же из них, кто уже начал обучение, позволялось его завершить.
В Италии была серьезная оппозиция расовым законам. Папа римский публично их осудил, король высказал неодобрение, да и многим фашистам это не понравилось. Говорили, что Муссолини уступил немецкому давлению. Фашистская пресса категорически это отрицала и многократно подчеркивала — кстати, вполне правдиво, — что такого давления не было оказано, что расовые законы естественно вытекают из фашистской доктрины.
6 октября расовые законы обсуждались на заседании Высшего фашистского совета. Бальбо, Федерзони, Де Боно и Джакомо Асербо их раскритиковали, но остальные члены совета поддержали. Так что Высший совет издал постановление, одобрившее их введение. В нем заявлялось, что меры, принятые ныне против еврейской расы, являются логическим развитием фашистской политики, вслед за маршем на Рим и запретом сексуальных отношений между итальянцами и черным населением Эфиопии. Постановление рекомендовало поправки и разъяснения к государственным декретам, которые затем были подтверждены правительством.
К евреям были отнесены лица, у которых оба родителя были евреями, а также дети еврея-отца и матери иностранки-арийки. Дети от смешанных браков также признавались евреями, если они придерживались иудаизма или приняли другую религию после 1 октября 1938 года. Декрет, изгонявший иностранных евреев из Италии, не должен был применяться к евреям старше 65 лет или тем, кто сочетался браком с итальянцами до 1 октября 1938 года. Под действие этих законов не подпадали евреи, сражавшиеся в Первой мировой войне, а также в ливийской, эфиопской и испанской войнах, и те, кто вступил в фашистскую партию между 1919 и 1922 годами или в последние шесть месяцев 1924 года (во время кризиса после убийства Маттеотти). Однако даже этим евреям, не подпавшим под действие закона, не разрешалось преподавать в школах и университетах. Всем осталв-ным евреям запрещалось не только быть учителями, но и вступать в фашистскую партию, поступать в армию и нанимать больше сотни работников или владеть больше чем пятьюдесятью гектарами земли. Высший совет также постановил, что итальянцы не имеют права сочетаться браком с евреями или другими неарийцами и ни один государственный служащий, гражданский или военный, не может жениться на иностранке, к какой бы расе она ни принадлежала.
Немцы, однако, были далеко не удовлетворены этими нововведениями. 5 сентября сотрудник немецкого посольства в Риме Фридрих фон Штрауц доносил в министерство иностранных дел Берлина, что принятые декреты показывают, насколько половинчаты итальянцы в своем антисемитизме. В отличие от Германии, где любой, у кого был дед-еврей, считался евреем, итальянское определение еврея, как лица, имевшего обоих родителей-евреев, означало, что любой, у кого была хотя бы капля нееврейской крови, не подпадал под действие расового закона, который, таким образом, можно было применять к очень небольшому числу людей. Штрауц считал, что частичной причиной этого было то, что у министра образования Джузеппе Боттаи мать — еврейка. Однако Штрауц ошибался, потому что как раз Боттаи выступил на заседании Высшего совета как ярый приверженец расовых законов.
Немецкий посол барон Ганс Георг фон Маккензен в рапорте в Берлин от 18 октября дал этому более серьезное объяснение. Он писал, что антиеврейская кампания сдерживалась Высшим фашистским советом
