раньше середины следующего лета, когда в тайге сойдет снег. Кроме того, мы до сих пор не нашли проводника.
В конце августа мы отправились на свой сенокос и нашли там лишь большую пустую палатку. Работники уже разошлись по домам, оставив нам ту траву, которую не успели скосить сами. Она была высокая и грубая, косить ее было очень трудно, и мои товарищи к концу дня совершенно выдыхались. Я жила в палатке и готовила им еду.
Погода стояла очень ветреная. Ночи были все холоднее. Многочисленные озера покрывались тонким ледком, но у нас за две или три недели мучительного труда получился большой стог сена. Наконец однажды утром в середине сентября мы проснулись, увидели, что луг покрыт снегом, и решили уезжать, так как дальше работать было невозможно. За сеном же мы собирались вернуться позже, когда окончательно установится зима.
Мы узнали, что группа крестьян с еще более дальних лугов возвращается в Баргузин по реке, и я попросилась с ними. Мужчины выбрали опасный и трудный путь по замерзшим озерам. Они пробирались через липкую грязь, в которой ноги сводило от холода, а Иван, изнуренный тяжелой работой, едва не умер там. Его спасло лишь мужество и преданность молодых товарищей.
Я благополучно добралась домой после плавания, продолжавшегося всю ночь. Лодке, освещенной двумя факелами на носу и корме, приходилось пробираться через густой камыш. Мы нередко врезались в берег и запутывались в зарослях. Когда это происходило, из камышей взлетали птицы, задевая наши головы крыльями. Стыдно признаться, но я всякий раз их пугалась.
Ночь казалась бесконечной, но наконец мы оказались у места впадения этой маленькой речки в Баргузин. Трещал лед, в борта лодки били волны, и стояла абсолютная тьма. Мой сосед махнул рукой и сказал:
– Вон там город.
Я ничего не видела. Я просила своих спутников высадить меня на берег, как только мы окажемся в Баргузине. Сосед сказал:
– Нас от города отделяет полоска воды, и вам придется ее пересечь. Вероятно, она еще не замерзла.
– Не важно, – ответила я, – доберусь сама.
– Будьте осторожны, – сказал он. – Если начнете тонуть, кричите.
Я вышла на снег. Казалось, что весь мир растворился во тьме. Сперва я шла осторожно, затем смелее. Что-то трещало у меня под ногами. Через два или три шага мне в башмаки полилась вода. Я в страхе шагнула назад, едва шевеля замерзшими ногами. Осторожно двигаясь вперед, я почувствовала, что поднимаюсь на холм. Значит, вода осталась у меня за спиной – каким-то чудом я ее миновала. Я поплелась к дому. В окне горел свет! Шамарин уже вернулся. Он рассказал мне, что Иван едва не погиб по пути и что они с Тютчевым остались на ночь в трактире, чтобы согреться и обсохнуть. Всю ночь мне снилось, как у меня над головой проносятся стаи птиц.
Иван делал всю самую тяжелую работу на ферме. Шамарин плотничал, Тютчев – молодой орел, тоскующий в неволе, – топил печаль в вине. Я же работала по дому, готовила, шила и… ворчала. Мне казалось, что товарищам не хватает энергии и настойчивости для выполнения наших планов, и я все время придиралась к ним, хотя и знала, что наше предприятие нелегко осуществить. За нами постоянно следила полиция. Хотя наше трудолюбие, особенно в сельскохозяйственных работах, казалось, гарантировало, что мы собираемся осесть в Баргузине, хватало иного рода признаков, вызывавших у полиции подозрения. Они знали, что мы получили посылку с картой Сибири, телескопом и несколькими компасами. Однажды исправник в пьяном виде заявил, что все знает, но уверен, что наша затея невыполнима в краю, настолько удаленном от любых путей сообщения. На второй год его сменил некто Языков – человек робкий, но не испорченный. Пока он оставался в должности исправника, мы закончили подготовку к побегу.
Глава 20
Приготовления к побегу, 1881 год
Тютчев, деливший с нами все труды и заботы и героически игравший свою роль, в своих воспоминаниях весьма точно описал основные моменты нашей авантюры, и я позволю себе сослаться на него, чтобы не повторять то, что он так удачно рассказал. Он лучше меня помнит подробности наших приключений.
Из приведенных мной отрывков можно получить представление об общих условиях жизни баргузинских ссыльных и о нашей группе в частности. К тому, что рассказывает Тютчев, я могу лишь добавить, что он не упоминает, сколь часто ему приходилось рисковать жизнью во время опасных переправ через бурные горные реки и восхождений на высокие вершины с целью осмотреть вершины пониже и расселины между ними. Если читателю покажется, что наши рассказы не во всем совпадают, то напомню ему, что Тютчев писал свои воспоминания через тридцать, а я – через сорок лет после этих событий. Поэтому я не гарантирую точности до дня, но то, что происходило в течение месяца или года, воспроизвожу верно. Я рада, что не могу в подробностях вспомнить те переживания и горькое разочарование, которые испытывала летом 1881 г., особенно в тот день, когда рухнули все мои надежды вернуть себе свободу.
«В первый год нашего пребывания в Баргузине мы не смогли найти проводника. Тунгусы в том году не выходили из тайги, а обращаться за помощью к сибирякам мы не осмеливались и потому отложили свои планы. Как раз в то время появился Линев, и наша группа увеличилась до четырех человек. Для экспедиции из четырех человек и проводника требовалось не меньше четырех лошадей с седлами и вьюками. Кроме того, следовало запастись продовольствием по крайней мере на два месяца, оружием, подходящей одеждой и прочим. Было чрезвычайно трудно достать все это, не привлекая внимания местных жителей, так как мы не хотели, чтобы до властей дошли слухи. Баргузин – крохотный городок, и все, что здесь происходит, становится известно соседям.
Относительная свобода первых месяцев подвергалась все большим ограничениям, а надзор, оставаясь ненавязчивым, становился все более строгим согласно многочисленным циркулярам, рассылавшимся в эпоху Лорис-Меликова. В этих циркулярах властям всегда предписывалось быть вежливыми с политическими ссыльными, но в то же время тщательно следить за каждым их шагом.
Тогдашний баргузинский исправник Галузин, который учился в московском кадетском корпусе, отличался чрезвычайной корректностью в отношениях с нами и прибегал к самой тонкой дипломатии, чтобы выполнить это требование.
Мы твердо придерживались своей привычки отсутствовать в городе, так как хотели приучить полицию и местных жителей к тому, что наши отлучки – нормальное явление. Я был страстным охотником и часто уходил в тайгу на несколько дней. Шамарин иногда отправлялся со мной. Весной мы ездили на острова на Баргузине, где в изобилии водились гуси, лебеди и утки. Галузин каким-то образом узнавал, куда мы направляемся, и присоединялся к нам. Мы нередко охотились на медведей на Духовом озере, и однажды на этом озере Галузин вследствие своей „страсти“ к медвежьей охоте пережил несколько неприятных минут. Мы притаились за маленькой избушкой и слышали всплески тяжелых лап в воде озера. Галузин перепугался и, когда звуки приблизились, попытался спастись на крыше избушки. Но он так шумел, что медведи убежали. Охота была испорчена, и пришлось возвращаться в Баргузин.
Если мы отправлялись в гости домой к Герасимову или на стеклянный завод, а то и просто ехали в ближайшую деревню или за город на пикник, там же оказывался и Галузин. Он всегда был очень учтив и неизменно приносил с собой корзину, полную провизии. Должен отметить, что он был редким исключением среди сибирских начальников. Он вел трезвую жизнь и сопровождал нас не из-за желания отдохнуть от дел в обществе крестьян, а из большого сыщицкого рвения. Из-за его постоянного присутствия нам пришлось ограничить свои визиты, так как мы заметили, что наши знакомые устают от него.
Линев и Шамарин нашли выход. Шамарин занялся плотницким делом, Линев – сельским хозяйством. Зимой мы своими руками сделали плуг и прочие инструменты, а весной купили лошадь и стали обрабатывать поля. Наши занятия выглядели настолько естественными, что удалось обмануть даже нашу ищейку. Когда осенью того же года мы отправились на сенокос на одном из островов и прожили там больше недели, Галузин не пожелал почтить нас своим визитом.
Линев сумел купить вторую лошадь для своего хозяйства, не возбуждая подозрений. Еще двух лошадей мы решили купить в каком-нибудь отдаленном месте и забрать их в самый последний момент.
