хотя никаких воинственных движений он по-прежнему не делал.
Я уважаю свое чутье и потому оставалась неподвижной.
Ворон раскрыл клюв и хрипло каркнул, словно старые кости встряхнули в деревянном ящике. Потом перестал замечать меня. Прошел в угол и уронил на пол дорожный посох. Взял этот старинный посох в клюв и, даже не взглянув на меня, вылетел прямо сквозь стену.
Пятнадцать минут спустя я была на пути домой — в облике человека вела машину.
Не вполне человек, воспитанная вервольфами, я считала, что повидала всякое: ведьм, вампиров, призраков и с полдюжины других существ, которые считаются не существующими. Но эта птица была самой настоящей, вещественной, как я сама; я видела, как при дыхании вздымается и опадает ее грудь… сама прикасалась к дорожному посоху!
Но впервые видела, чтобы один твердый предмет пролетал сквозь другой твердый предмет — конечно, если не считать весьма выразительных компьютерных эффектов или представлений Дэвида Копперфилда.
Что бы ни показывали в «Зачарованных» и «Мечте джинна»[26], магия так не действует. Если бы, прежде чем удариться о стену, птица рассеялась, стала бесплотной или сделала еще что-то, я бы сказала: да, это магия.
Может быть — только может быть — я ничем не лучше остального мира, принимающего малый народ таким, каким тому угодно себя показать. Малый народ, иные ведут себя так, словно они что-то знакомое, словно они ограничены правилами, которые мне понятны и внушают уверенность.
Если кто-то и должен знать правду, так это я. Ведь мне известно, что знания общественности о вервольфах, — лишь отлакированная вершина страшного айсберга. Я знала, что малый народ хранит свои тайны гораздо строже вервольфов. Я больше десяти лет дружу с Зи, но почти ничего не знаю о той стороне его жизни, которая связана с малым народом. Я знаю, что он болеет за «Стилеров»[27], что его жена-человек умерла от рака незадолго до нашего с ним знакомства и что он любит поливать жареную картошку соусом тартар, — но не знаю, как он выглядит на самом деле — без чар.
Когда я подъехала и остановила свою машину рядом с мерседесом Сэмюэля и незнакомым «фордом эксплорером», в доме горел свет. Я надеялась, что Сэмюэль дома и не спит и я смогу выплакаться ему в жилетку, расскажу, а он выслушает, — но незнакомая машина похоронила эту надежду.
Я посмотрела на нее. Два часа ночи — необычное время для посетителей. Для большинства посетителей.
Я глубоко втянула ноздрями воздух, но не уловила запаха вампира — или еще чей-нибудь. Ночной воздух пах обычно, даже скучнее, чем обычно. Вероятно, последствия частых переходов от человека к койоту и обратно. Человеческое обоняние у меня острее, чем у большинства людей, но далеко не такое чувствительное, как у койота. Когда я из койота становлюсь человеком, я как будто нуждаюсь в «нюховом» аппарате… И все же…
Вампиры могут скрыть от меня свой запах, если захотят.
Я вздрогнула несмотря на теплый ночной воздух. Можно было бы подождать здесь до утра, но я услышала гитарный перебор. Не могу себе представить, чтобы Сэмюэль играл для Марсилии, госпожи местной семьи вампиров. Я поднялась по ступенькам и вошла.
В роскошном мягком кресле, которым Сэмюэль заменил купленное мной на блошином рынке, сидел дядюшка Майк. Сэмюэль, как горный лев, полулежал на диване и негромко наигрывал на гитаре. Сэмюэль казался спокойным и расслабленным, но я хорошо его знаю. Единственным действительно расслабленным существом в комнате была кошка, которая мурлыкала на спинке дивана, за головой Сэмюэля.
— Есть горячая вода для какао, — сказал Сэмюэль, не отводя взгляда от дядюшки Майка. — Свари себе. Потом объясни, как Зи пустил тебя по следу их убийцы, чтобы они могли с ним покончить. А потом расскажешь, где провела ночь и почему от тебя несет кровью и магией.
Да, Сэмюэль был сердит на дядюшку Майка.
Я порылась в ящике и нашла запасную пачку какао. Не молочный шоколад с зефиром, а крепкий темный шоколад, приправленный для вкуса халапеньо[28]. Я не настолько расстроена, чтобы обращаться к такому средству, но приготовление какао дало мне время подумать, как представить все самым мирным путем. Настоящее какао требует молока, поэтому я налила немного в кастрюльку и стала греть.
Утром, когда я уезжала от Сэмюэля и других вервольфов, они знали только, что Зи в тюрьме и нуждается в адвокате. Очевидно, с тех пор кто-то просветил Сэмюэля. И почти несомненно не дядюшка Майк.
Вероятно, и не Уоррен, который может знать о встрече с адвокатом: я разрешила Кайлу пересказать Уоррену все, что говорила адвокату. Но Уоррен умеет хранить тайны.
Да. Но не от Альфы стаи — Адама. А у Адама не было причин не выложить все Сэмюэлю, если тот попросил.
Так всегда с тайнами: стоит поделиться с одним, и неожиданно знают все. Однако если бы я исчезла, мне хотелось бы знать, что вервольфы будут меня искать. Надеюсь, малый народ (в лице дядюшки Майка) это понимает, поэтому мое исчезновение маловероятно. Если Серые Повелители готовы организовать самоубийство Зи, хотя он для них обладает определенной ценностью, мной они пожертвуют не колеблясь. А стая усложнит им эту задачу.
Нагреть молоко недолго; я налила его в чашку и сделала первый горько-сладкий обжигающий глоток; потом присоединилась к мужчинам. Размышления на кухне привели к тому, что я, войдя в комнату, села на диван, но так, чтобы между мной и Сэмюэлем была подушка: тогда Сэмюэль не решит, что я принимаю его сторону в противостоянии, ареной которого стала моя гостиная: ни дать ни взять чернильная поверхность озера Лох-Несс перед появлением чудовища. Спасибо, но мне в гостиной не нужны извержения. Извержения означают кровь и счета за ремонт. Я выросла среди вервольфов и потому опасаюсь состязаний в силе и в том, о чем не говорят.
С другим вервольфом демонстрация поддержки могла бы на несколько градусов снизить уровень насилия, потому что вервольф почувствовал бы себя увереннее. Но Сэмюэлю не нужна дополнительная уверенность. Ему нужно знать, что дядюшка Майк правильно поступил, приехав ко мне ночью, каково бы ни было мнение самого Сэмюэля на этот счет.
— Я нашла Зи хорошего адвоката, — сказала я дядюшке Майку.
— Она из общества Джона Лорена, — возразил он. Сейчас он владел собой лучше, чем когда звонил мне. А значит, снова надел маску «добродушного трактирщика». И я не могла понять, доволен он моим выбором адвоката или нет.
— Кайл… — Я замолчала и взяла себя в руки. — Мой друг — лучший адвокат по бракоразводным процессам в городе. Когда я ему позвонила, он предложил эту Джин Райан из Спокана. Сказал, что в суде она барракуда и что ее членство в обществе, настроенном против малого народа, только поможет. Все решат, что она убеждена в абсолютной невиновности Зи, раз взялась его защищать.
— Это правда? Она считает его невиновным?
Я пожала плечами.
— Не знаю, но и Кайл и она твердят, что это совершенно неважно. Я постаралась убедить ее.
Я сделала еще глоток какао и пересказала им все, что говорила мне мисс Райан, включая ее совет не совать нос в дела полиции.
При этих словах губы Сэмюэля дрогнули.
— И сколько же ты ждала после ее предупреждения, чтобы отправиться домой к О'Доннеллу?
Я негодующе посмотрела на него.
— Я не стала бы этого делать до наступления темноты. Слишком многие начали бы звонить в службу контроля за животными, если бы увидели в городе койота, пусть даже в ошейнике. Из приюта для бродячих собак я ничего расследовать не смогу, к тому же летом меня туда однажды уже забирали.
Я взглянула на дядюшку Майка, ломая голову над тем, как бы заставить его выложить все, что мне нужно узнать.
— Вы знали, что О'Доннелл был связан с «Обществом светлого будущего»?
